За дверью стихло. Пульсировала лампа в ночнике, то погружая комнату в полумрак, то выхватывая чужую обстановку с точностью прожектора. Была ли русалка на самом деле или она очередное порождение Оксаниного кошмара? Привиделся ли отец?
Из-под ступни с шелестом выпорхнуло перо. Оксана запрыгала на одной ноге, чтобы не наступить на него снова – влажное поблёскивание наводило на мысли о торфяных глубинах, откуда пришла навка.
Ночник мигнул и погас – всего на миг, но этого хватило, чтобы Оксана успела испугаться и увидеть, что шторы в комнате распахнуты, а за окном хорошо различимые в сероватом свете медленно надвигающегося утра ждали снегири.
Великое полчище снегирей!
Они усыпали ветви гроздьями, алея грудным пухом и не сводя с Оксаны внимательных глаз. Множество чёрных бусинок, не мигая, буравили окно, выцеливая добычу.
Она медленно натянула второй носок и выпрямилась, отделённая от окна кроватью. Если прямо сейчас броситься к двери, успеешь сломать замок и пронестись по лестничным пролетам, минуя поджидающее чудовище. Может, и чудовища никакого не было? Одни перья и морок, права русалка. А лучше позвонить Герману.
Отступив на шаг, Оксана потянулась к телефону, лежащему на тумбочке.
В тот же миг стая снегирей хлынула в окно.
Они крошили стекло заострёнными длинными клювами, бились грудью, оставляя алые разводы. К рамам липли чёрные и розовые перья.
Не переставая кричать, Оксана ринулась к дверям, задёргала заедающий и никак не поддающийся замок. За спиной лопнуло стекло. Что-то ужалило в плечи и шею, и Оксана завертелась на месте, отмахиваясь руками от носящихся по комнате птиц.
Их крылья рождали ураган. Острые когти царапали кожу и рвали волосы, в глаза целились клювы – Оксана раскрутила над головой куртку, набросила её на голову, закрываясь от вездесущих клювов, крыльев и когтей.
Замок поддался с надсадным лязгом.
Оксана понеслась вниз, перепрыгивая через ступени и рискуя вывихнуть ногу – незавязанные шнурки на кроссовках путались. Лопнула и разлетелась осколками коридорная лампа. Что-то зашелестело в темноте, порхнуло в лицо со скрипучим карканьем – Оксана отбилась рукой. В волосах путалась мелюзга. Хватая круглые тельца, Оксана без жалости давила их пальцами, швыряла в лестничный пролёт, дрожа от омерзения и страха. Соседская кошка прыснула под лестницу и шипела оттуда, не решаясь вступить в схватку с разъярённым крылатым войском.
Давя подошвами хрупкие птичьи кости, Оксана выскочила на улицу. С лавочки сорвались воробьи – от их хаотичного мельтешения, от вспыхивающих очагов боли на лбу, щеках и руках Оксане хотелось кричать.
Сцепив зубы, она крутила над головой курткой, точно пращой. Бежала, спотыкаясь от бросающихся под ноги глупых голубей. В небе по кругу носились вороны, время от времени ланцетом взрезая воробьиную массу и нанося особенно болезненный удар в Оксанину спину. Должно быть, от куртки остались одни лохмотья, об этом сейчас не хотелось думать.
Оксана неслась почти вслепую, боясь лишний раз открывать глаза, взывала о помощи, срывая криком горло, но улицы оставались безлюдными, окна домов мертвыми.
По глазам полоснуло светом.
На миг Оксане показалось, что клюв особенно ловкой птицы достиг её зрачка, и она с размаху рухнула на колени, вконец изодрав джинсы. Завизжали тормоза. На Оксану дохнуло теплом салона, кто-то волоком втащил её на пассажирское сиденье, ударил по газам – машина сорвалась с места, ледоколом пропахивая одну за другой набегающие волны птиц.
– В порядке? – альбинос не сводил взгляда с дороги. Дворники беспрерывно работали, счищая с лобового стекла кровь и перья.
Оксана затрясла головой, давая волю слезам. Кожу головы жгло, слова застревали в горле.
Фары выжелтили возникшую на пути худощавую фигуру – прореженные у лба чёрные волосы, крючконосое лицо.
– Тормози! – завизжала Оксана, вывернула руль.
Машину повело.
Белый выругался, выравнивая руль. Чиркнув колесом о бордюр, машина обогнула человека и устремилась дальше.
– С ума сошла? – прикрикнул Герман. – Жить надоело?
– Это же мой папа!
Оксана обернулась через плечо и похолодела: отец нёсся над дорогой, не касаясь её ногами. Полы зимнего пальто трепал ветер, и казалось, что за его спиной развеваются чёрные крылья.
– Я же сказал: ждать меня и никуда не выходить! – не отвечая на её вопрос, рыкнул Герман.
На крышу обрушился удар.
Оксана заверещала, прикрывая голову ладонями. Как в дурном сне, она видела, что к боковому стеклу прижалось перевёрнутое лицо отца. Его чёрные, без зрачков и белков, глаза казались затянутыми нефтяной пленкой.
– Куда же ты собралась, медвежонок? – послышался искажённый рёвом ветра и гомоном птиц отцовский голос.
Отклонив голову, он ударил носом в окно – звук был такой, точно кто-то раскалывал лёд ледорубом.
Стекло пошло трещинами.
Герман вывернул руль. Машина вильнула, встряхивая пассажиров, и Оксана ухватила мужчину за плечо.
– Держись! – сквозь зубы процедил он, снова выкрутив руль.
Машину занесло, да так, что за окном закрутились калейдоскопом дома, деревья, столбы. Окно заволокло чёрным покрывалом, над головами зашелестело, словно гигантская птица взмахнула крыльями. Фонарь заслонила тень.
Запрокинув голову, сквозь пелену слёз Оксана видела повисший в небе силуэт – раскинутые крылья, переливающиеся иссиня-чёрным, пара горящих, как угли, глаз.
Взмахнув крыльями, фигура взмыла в небо. Не сводя с неё зачарованного взгляда, Оксана не сразу поняла, что они снова движутся – но задним ходом.
– Не надо… – запоздало простонала она.
– Иначе не оторвёмся, – бросил Герман. – Зажмурься!
Оксана подчинилась и сразу ощутила запах мокрой древесины, мха, болот, раздавленных ягод, шерсти, прелой листвы.
Они провалились в Лес.
Глава 23Новое знакомство
– Попробуй, это вкусно.
Оксана послушно отхлебнула розоватый бульон. В желудке приятно потеплело.
– Вкусно! – подтвердила она, вылавливая кусочек лосося. – Но я всё равно не запомню названия.
– Лохикейтто, – подсказал Герман. – Национальный суп финских рыбаков. Знаешь, как распознать любую национальную кухню? В её основе еда бедняков. Что нашлось под рукой – картошка, рыба, овощи, лук, – всё это подавалось, кто во что горазд, в зависимости от региона.
– Моя мама всю жизнь проработала поварихой, – заметила Оксана. – Уж я-то знаю!
– Столовская еда до сих пор вызывает у меня жуткие воспоминания, – Герман закатил глаза. – Манная каша с комочками, рыбные котлеты и тёплое молоко с пенкой – мм, что может быть лучше!
Оксана рассмеялась.
– Привереда! Нет, правда, мама хорошо готовила. Я любила её обеды, особенно фирменную запеканку с макаронами, мясом и сыром. А ты что любил в детстве?
– Разное, – Герман ковырял ложкой в супе, выбирал кусочки пожирнее, к бульону не притрагивался. – Я рос странным ребёнком.
– А Альбина любила творожную запеканку со сгущёнкой, – грустно сказала Оксана. – Я, в отличие от мамы, так себе повар, но запеканку научилась делать. Знаешь, когда мы нашли ту девочку в овраге, я ведь сперва подумала, что это…
Она сглотнула, кусая губы, потом медленно вернулась к обеду.
Машина вынырнула из Леса в районе Сегежа у придорожного кафе. Оксана морщилась, терпеливо ожидая, пока Герман обработает её раны перекисью из аптечки, заматывала пластырем исцарапанные руки. После тщательно причесала волосы, чтобы скрыть вырванные клоки, но всё равно осталась недовольна внешним видом.
– Я похожа на бомжиху, – пожаловалась она, с досадой отворачивая зеркало. – Видела бы меня Альбина…
– Для неё ты самая лучшая, – серьёзно ответил Герман. – В детстве я мог только мечтать о такой матери.
– Не говори так, я плохая мать.
– Плохая мать сдаст больного ребёнка в детский дом, а не будет искать его по лесам и оврагам, и совершенно точно не будет винить себя за случившееся. Поверь, я знаю, о чём говорю.
Герман погладил её по руке. Оксана вздохнула, сжала его холодные пальцы. С ним было спокойно. Кем бы он ни был раньше – теперь от него веяло спокойствием и решимостью. Он сказал, что участок пути они проедут без приключений – так и случилось. Лес выбросил их, как пробку из бутылки шампанского, не прошло и получаса. И в том, что Оксана сначала ехала в арендованной машине Германа, а теперь обедала за его счёт и слушала его успокаивающий голос было что-то очаровательное.
– Я обязательно верну деньги, – пообещала она.
– Не беспокойся на этот счёт. К тому же деньги не мои. Это, скажем так, командировочные расходы.
– Расходы включают в себя спасение непутёвых девушек?
– Лучше назовём это программой по защите свидетеля, – Герман отставил тарелку и промокнул уголок рта салфеткой. – Кофе или чай?
– Кофе. А тебе?
– Воды.
Он отошёл и вернулся с горячей кружкой и маленькой пластиковой бутылкой.
– Надеюсь, вода здесь нормальная, – Оксана скосила на бутылку глаза.
– Будь иначе, мы бы оба почуяли. Расскажи ещё раз, что услышала от навки.
Оксана пересказала, прерываясь, чтобы отпить кофе. Он был дешёвым, отдавал горечью, но не в её положении было жаловаться. Бледное костистое лицо отца ещё стояло перед глазами. И была крылатая фигура, парящая над машиной. И птицы…
Оксана подумала, что всю жизнь теперь будет опасаться птиц.
Задумавшись, не сразу осознала, что Герман продолжительное время о чём-то рассказывает. Моргнула, извиняясь:
– Прости, я всё прослушала…
– Ничего, – он ободряюще улыбнулся. – Значит, сориентируешься на месте. Ты допила?
– Да. Подождёшь? Я отойду в уборную.
Отставив стул, она подошла к двери и заперла её на ржавую щеколду и долго с наслаждением умывалась холодной, зато чистой водой. Суп придал сил, и Оксане казалось, что нападение птиц произошло давно, а вовсе не сегодняшним утром.
Салфеток не оказалось, поэтому она просто обтёрла ладони о джинсы, с сожалением разглядывая порванные колени и прорехи на куртке. Одежду придётся купить новую, а это значило, что нужно проси