– Герман… – слабо позвала она.
Под холмиком из игрушек лежало что-то ещё. Что-то, отражающее тусклый потолочный свет и поблескивающее красным полиэстером – куртка с разодранным рукавом.
– Герман!
Оксана застонала, сползая по стенке вниз.
Перевертень вбежал в комнату и так же, как сама Оксана, застыл на пороге. Его глаза полыхнули жёлтым пламенем.
– Это память об Анечке, – послышался голос Ирины Михайловны. – Всё, что после неё осталось. Когда Дима подрос, я хотела убрать все фотографии и игрушки, но Дима не дал. Сказал, что тоже хочет сохранить о сестре память. Они с Аней были очень близки…
– Там, – прошептала Оксана. – Куртка!
Герман опомнился, шагнул к стене. Хозяйка подалась следом, заламывая руки, умоляя:
– Не трогайте! Прошу вас! Дима будет очень недоволен! Вы не имеет права трогать!
– Я не стану, – сказал Герман, и в его голосе Оксана уловила лёд. – Достаньте сами. Ту красную куртку.
– Это Анины вещи, – сказала женщина, дрожащими руками выгребая куртку из-под завала. – Она была в ней в день пропажи. Всё, что от неё осталось. Она до сих пор пахнет Анечкой!
Герман прижал куртку к носу. Глаза у Ирины Михайловны стали круглыми от испуга.
– Почему рукав разодран? – осведомился альбинос.
– Я не хочу об этом думать!
– Такая же куртка была у пропавшей недавно девочки. Альбина Воронцова. Вам знакомо это имя? Мы нашли только обрывок ткани с рукава. Уверен, что, если приложить его сюда, ткань подойдет совершенно точно!
– Отдайте! – женщина рванула куртку на себя. Из кармана шлёпнулся свернутый пакетик с чем-то темным, рассыпчатым. Оксана машинально подняла его, уловив смутно знакомый травянистый запах.
Хлопнула, открываясь и закрываясь, входная дверь.
– Мама? Ты дома?
Оксана подняла увлажнившиеся глаза, глядя на возникшего в дверном проёме подростка.
– Димочка! – ахнула Ирина Михайловна. – Тебя уже выпустили из детской комнаты?
– Откуда? – переспросил Димон и перевел тяжёлый взгляд с Германа на Оксану. – Кто эти люди, мама? Я ведь сколько раз говорил тебе никому не открывать и никого не впускать!
– Но твой новый социальный педагог сказала…
– У нас нет новых социальных педагогов! – отрезал Димон, сжимая и разжимая кулаки. – И я не знаю, кто эти люди и что им надо, но они не из школы и не из полиции!
– Они расспрашивали об Анечке…
– Ах вот как!
Димон шагнул навстречу Герману, на его скулах играли желваки.
– Мы всё объясним.
– Нечего объяснять! Мама, эти люди, наверное, журналисты! Из тех, кто рад поживиться на чужом горе! Сначала они расспрашивали меня, потом каким-то образом получили наш адрес. Прошло столько лет – а вы никак не успокоитесь?! Пошли вон!
– Я уполномочен проводить расследование в установленных законом рамках, – Герман выудил фальшивое удостоверение.
– Мне срать на твою туфту! Забирай свою шалаву и вали!
– Твоя сестра была найдена мёртвой в районе Медвежьегорска! – Герман тоже повысил голос. – Ей всё так же двенадцать лет. Не знаете, как такое могло произойти?
– Замолчите! – Ирина Михайловна сжала ладонями голову. – Это неправда! Неправда! Это не она!
– Эту куртку должны были изъять как вещественное доказательство! У нас пропадают дети! Вам известно такое имя, как Альбина Воронцова? А Наташа Захарова? Нет? Что ж, вас всё равно должны были вызвать на опознание тела! Повесткой или по телефону! Но вы ещё здесь! Почему?
– Не было никакой повестки! Никто не звонил!
Оксана заметила, как заюлили глаза подростка. Стиснув зубы, он откинул со лба упрямо лезущую в глаза чёлку.
– Уходите, – тяжело дыша, сказала Ирина Михайловна. – Или я вызову полицию и скажу, что вы угрожали мне и моему сыну.
Их взгляды пересеклись. Оксана взяла Германа за руку.
– Идём. Пожалуйста.
Он дёрнул уголком рта.
– Хорошо. В таком случае, Ирина Михайловна, мы действительно пришлём вам повестку и очень скоро.
Сжав Оксанины пальцы, Герман прошёл к выходу. У двери обернулся:
– И всё-таки советую провести беседу с сыном. Он распивает пиво после школы, так что новая административка только вопрос времени. До свидания.
Они выскользнули в коридорный полумрак. Оксана цеплялась за рукав Германа, чувствуя, как противно дрожат колени и ноет в груди.
– Думаю, им звонили, – сказала она. – Но на звонок ответил Дима и ничего не сообщил матери.
– Я тоже так думаю, – согласился Герман. – Мне совсем не понравился этот мемориал имени Ани Малеевой.
– Мне тоже. Господи, даже мурашки бегут! Каково жить в одной комнате с призраком погибшей девочки? И Альбинина куртка! Я уверена, что это Альбинина куртка! Боже!
Она всё-таки споткнулась, и Герман притянул её к себе. Зарывшись лицом в тёплую мантию, Оксана давилась слезами и думала – как холодно, должно быть, Альбине, как ей страшно и одиноко.
– Это её куртка, – подтвердил Герман, неумело поглаживая Оксану по плечам. – Но это ещё не говорит о том, что Альбина мертва. – Оксана застонала, и Герман поспешил исправиться: – Будь она мертва, я учуял бы запах. Но я чувствовал только рябину и менструальную кровь. А ещё запах сырости и болота. От Димы смердело сыростью и болотом, а вовсе не пивом и сигаретами, как раньше. Я не знаю, где он пропадал последние пару часов, но обязательно узнаю. Обещаю.
Оксана шмыгнула носом, отстраняясь и шаря в карманах куртки в поисках салфетки, но не нашла, зато пальцы наткнулись на свёрнутый пакетик.
– Вот это выпало из Альбининой куртки, – она выудила его и протянула Герману. – У этой штуки странный и будто бы знакомый запах. Как думаешь, это травка?
Альбинос тщательно изучил содержимое и потянул носом, растирая между пальцами порошок.
– Это совершенно точно трава, но совсем не марихуана. Ты что-нибудь слышала про сон-траву?
Оксана мотнула головой.
– Я расскажу, – пообещал Герман. – Но сначала мне нужно спокойно подумать. У тебя работает телефон? Давай-ка подыщем квартиру, не в машине же ночевать.
Глава 25Зверь пробуждается
Пока Оксана медленно ела пиццу, Герман звонил кому-то из коридора. Навострив уши, она пыталась уловить хоть слово, но различала только раздражение в голосе мужчины и сама с усилием сдерживала рвущуюся истерику.
Она готова была вернуться в квартиру Малеевых прямо сейчас. Схватить за грудки эту женщину с вечно виноватыми глазами, вытрясти всё, что знает о её сыне, пропаже Ани, появлении в её доме красной куртки с оборванным рукавом. От бессилия хотелось выть. Время неумолимо утекало сквозь пальцы, всё дальше отдаляя Оксану от дочери. Время двигалось к зиме. Осенние листья спрессовывались под ледяной коркой, сгущались тучи – вот-вот повалит снег. Но Герман говорил, что это к лучшему, и плотно задёргивал шторы, проверяя, не осталось ли между ними щели, куда мог бы просочиться свет уличного фонаря.
– Хреновы бюрократы! – ругаясь, Герман вернулся в квартиру и бросил телефон на обувницу. – Ждут, пока рассмотрят ходатайство о постановлении на производство обыска. Семья Малеевых сейчас – пострадавшая сторона, а наличие маленького семейного мемориала вовсе не повод вламываться в их квартиру, чтоб перетряхнуть вещи.
– У них Альбинина куртка! – напомнила Оксана.
– Только это ничего не даёт! – бросил Герман, подходя к окну и в который раз проверяя, насколько плотно задвинуты шторы. – Единственное, что я могу сделать – представить гигиенические средства, найденные в твоей сумке, а ещё результаты ДНК, которые доказывают, что на обрывке ткани чья-то чужая кровь.
Оксана схватилась за голову.
Мир вращался вокруг неё, будто в дурацком калейдоскопе. В нём по кругу сновали ополоумевшие снегири. Немигающим взглядом глядел с другой стороны стекла отец, и ещё был рисунок, оставленный Альбиной.
Герман обнял её со спины неумело, будто стесняясь.
– Нам нужно подождать, – проникновенно заговорил он. – Может быть, снова опросить Малеевых. Сфотографировать газетные вырезки и игрушки. Допросить Диму. Он где-то пропадал, пока мы разговаривали с его матерью, и у него дома хранилась сон-трава. Не знаю, как он замешан в деле погибших детей и замешан ли вообще, но я обязательно поговорю с ним. Только не завтра.
– Почему? Почему мы снова должны ждать?!
Оксана подняла лицо. Взгляд Германа казался напряжённым.
– Мне нужно подумать.
– Если у тебя есть соображения, поделись со мной! Если ты забыл – моя дочь тоже подвергается опасности! Я не хочу найти её мёртвой!
– Мой начальник уверен, что убийца действует через Лес, – сказал Герман. – Он необязательно может быть двоедушником. Он может быть колдуном.
– Я не понимаю.
– Есть люди, которые не имеют звериной души, но изучают древние магические знания – кто-то получает их из книг, а кому-то передают их по наследству. Наверняка ты знаешь о потомственных ведьмах или колдунах. Воображают, будто они договариваются с нечистой силой, только это не совсем верно. Они договариваются с Лесом. Даже не обладая звериной душой, колдуны видят то, что остаётся невидимым для обычного человека. Кто-то умеет поднимать покойников, кто-то – перекидываться в зверя. А кто-то отнимает непрожитые годы у людей. У тех, кому отмерено куда больше времени. У детей.
– Разве это возможно?
– В Лесу возможно всё. Мы потеряли с тобой три дня, Аня Малеева – десять лет. Пока мы ехали сюда, я изучал архивы и вот что обнаружил. Ровно десять лет назад по Карелии и Ленинградской области прокатилась волна пропаж. Шестерых детей нашли в течение недели мёртвыми. Про рябину в отчётах не упоминалось, а смерти списали на несчастный случай и переохлаждение. В нулевых – опять массовые смерти детей в лесах, только на этот раз в Архангельской области. Найдено девять погибших, ещё восемнадцать пропали без вести. В девяностых под Мурманском найдено ещё шесть погибших, пропавших – пятнадцать. В восьмидесятых – пропажи под Псковом и Тверью. Далее ничего найти не удалось, многие архивы засекречены, но я уверен, что, если копнуть ещё – мы обнаружим одни и те же массовые исчезновения детей с перерывом в каждые десять лет.