Хромая, Белый пересёк дорогу и краем глаза увидел, как над асфальтом появляется шестипалая рука, исполинские пальцы оставляют в дорожном покрытии вмятины, а трещины разбегаются паутиной. С усилием выпрямившись, Белый растёр ладонью зудящий позвоночник и остановился у кромки бетона, поджидая, пока гигант не выберется на дорогу.
Глаза лучника походили на неравномерно выдолбленные отверстия. В них не было разума – только мёртвый покой. Гигант натянул тетиву, и Белый вдруг понял с ослепляющей ясностью, что его, как и Оксану, заманили сюда нарочно. Заманили, чтобы убить – не своими руками, руками Беломорского стража. Запах медведя стал острее и заполнил ноздри, как ватой, сковывая дыхание. А может, мешали происходящие прямо сейчас изменения, медленно, но верно переплавляя человеческое тело в звериное.
Запрокинув голову, Белый издал надсадный вой. И тогда истукан понёсся прямо на него.
Белый отпрянул, в последний момент успев увернуться из-под каменной ступни. Пнув гиганта в голень, Белый проследил, как тело лучника накренилось, туловище надломилось посередине, грудь легла на края плотины – внизу ревела река, вздымая водяные столбы. Раскинув руки, будто в попытке удержать равновесие, гигант какое-то мгновенье балансировал на краю, а после в абсолютной тишине, не издав ни крика, ни воя, рухнул вниз.
Белого обдало брызгами и каменной пылью. Скосив глаза, он видел, как над водой вздымается сухая рука исполина, но под воду ушла и она, и новый поток наполнил образовавшуюся воронку, утягивая Беломорского стража на дно. Выдохнув, Белый распластался на асфальте, дрожа всем телом и давя рвущийся наружу хрип.
В ту же секунду он увидел Оксану.
Она обернулась, будто лунатик, проснувшийся среди ночи и обнаруживший, что стоит на краю карниза. Её глаза стали влажными и блестящими, в них отразился лунный свет, и Белый хотел окликнуть её – но не смог, из горла вышло только сиплое рычание. Суставы вывернуло, из пасти потекла слюна.
Не человечьими глазами – волчьими – Белый глядел на упущенную добычу.
Он прыгнул, вложив в прыжок оставшиеся силы.
Добыча закричала и заслонилась руками, будто это могло спасти её от рвущих плоть волчьих клыков, но она не побежала. Не побежала, эта жалкая и слабая самка, которую Белый преследовал так долго! Он подобрался для нового прыжка – но шею ужалило что-то острое. Потом ещё и ещё. Взвизгнув, Белый покатился по земле, пытаясь стряхнуть впившиеся в шкуру иглы. Небо опрокинулось крынкой, и из неё посыпались колючие звезды. В надвигающейся тьме Белый видел склонившееся лицо самки – в нём по-прежнему не было страха, а было что-то ещё. Что-то, незнакомое Белому. Отвращение? Нет. Сострадание.
Вздохнув, он прикрыл глаза. И тьма наконец принесла его измученному телу покой.
Глава 28Не видеть зла
– Хорошо, что вы сразу позвонили мне.
Лицо Астаховой казалось осунувшимся, под глазами залегли тени. Она сидела на кровати, поджав ноги, и нервно перезаряжала пистолет.
– Он убил бы меня?
– Обязательно. Однажды попробовав чью-то кровь, перевертни всегда доводят начатое до конца.
Оксана опустила взгляд. Массивная волчья туша, спелёнутая бечёвками и простынями, белела в дальнем углу на заботливо подстеленном Оксаной пледе. Бока судорожно вздымались, но зверь не просыпался.
– Чем вы его подстрелили?
– Обычные инъекционные дротики. Пару дней проспит, как младенец, пока полнолуние не закончится.
– А потом?
– Отправим обратно в клетку.
– Нет!
Оксана схватила Астахову за плечо, и та удивленно приподняла брови.
– Он всё-таки… искал меня. Хотел защитить. Я видела чудовище на дороге. Господи, никогда к этому не привыкну! Я ведь почти догнала Альбину… почти…
– Это точно была она?
– Сейчас уже не уверена, – Оксана колебалась. – Но человека с белыми глазами я видела совершенно точно. Он стоял совсем рядом и держал меня за руку… Представляете? А я чувствовала себя маленькой девочкой, которая снова потерялась на детской площадке.
– Можете его описать? – Астахова сунула пистолет в кобуру, одёрнула куртку, проверяя, не торчит ли край портупеи.
– Невысокого роста, заурядное лицо. Не старое, даже молодое. Точнее не скажу, я была, точно в тумане, и смотрела только в его глаза. Таких глаз я не видела никогда! Они светились, как маленькие фонари.
– Похож? – Астахова передала сложенную вчетверо ориентировку.
Оксана мельком глянула на угрюмое лицо, на затянутый бельмом глаз и покачала головой.
– Совсем нет. Но не уверена, что узнаю его, даже если увижу.
– Он что-то говорил? Обещал, может?
– Да, – Оксана вздохнула и вернула ориентировку. – Он обещал покой.
Они помолчали. Астахова прошла к оборотню, проверила, насколько крепки его путы, поставила рядом миску с водой, подняла веко, проверяя рефлексы. Она быстро откликнулась на Оксанин звонок, но явилась сюда совсем одна, и это пугало и настораживало.
– Разве мы не должны вызвать подкрепление?
– Люди не умеют сокращать дорогу через Лес, – ответила Астахова. – Но я уже связалась с местным отделом, они всё-таки получили постановление, и оперативники будут ждать меня в квартире Малеевых. Поедете со мной?
Оксана колебалась. Красная куртка не шла из головы, как не забывалась встреча с белоглазым человеком сперва посреди реки, потом у музея петроглифов. Она потеряла Альбину из виду почти сразу же, как только провалилась в Лес, потом всё заволакивал туман.
– Я не могу оставить Германа.
– А что вы сделаете, если он вдруг сумеет освободиться и нападёт снова?
На это Оксана не нашла, что ответить, и полицейская кивнула.
– Не волнуйтесь, мы вернёмся, когда он перестанет быть опасным. Тогда и передадим его Лазаревичу.
Оксана не стала спрашивать, о ком говорит Астахова: она видела два пропущенных вызова от этого абонента, но позвонила той, которую знала лично. Надеялась, что, если Астахова сама пыталась дозвониться до Германа, значит, пошла на поправку.
– На мне заживает, как на собаке, – призналась та Оксане. – Любой обычный человек пострадал бы куда серьёзнее. Расскажите, что вам удалось обнаружить.
Оксана рассказывала, пока они шли по городу, перепрыгивая через лужи и пугая бродячих кошек. Астахова забрала ключи от квартиры, в тот же карман отправился пакетик с сон-травой.
– Обычный человек не станет держать у себя такое, – задумчиво говорила она. – Мальчик наверняка практикует чёрную магию. Понятно, почему он так хотел выгнать вас из своего дома.
Зазвонил её телефон. Астахова ответила коротким «Да», выслушала абонента и нажала отбой.
– Квартиру уже вскрыли, – обратилась к Оксане. – Но ни мальчика, ни его матери дома нет.
У Оксаны заныл живот. Она едва не пропустила нужный поворот, но Астахова вовремя заметила полицейскую машину. Из окон первого этажа с любопытством выглядывали соседи, у подъезда курил оперативник, поприветствовавший Астахову и сразу подавший знак следовать за ним.
– Гражданских зачем? – спросил, косясь на Оксану.
– Наша практикантка, – коротко ответила Астахова. – Да и понятые лишними не бывают. Что нашли?
– Глядите сами.
Оперативник посторонился, и Оксана переступила порог уже знакомой ей квартиры. Всё было, как в прошлый раз: те же обои, те же разбросанные вещи, та же мебель. Только теперь полы оказались покрыты мелкой бумажной стружкой, кусками синтепона и ваты – кое-где белые комки были забрызганы красным.
– Боже мой! Что тут произошло?
– Хотел бы я знать.
В спальне бумажный ковёр становился гуще, и Оксана застыла в дверях: все фотографии и газетные вырезки со стен были сняты и изрезаны в клочья. Плюшевые шкурки зверят, выпотрошенных грубо и впопыхах, пестрели среди окровавленных ватных сугробов. Поблёскивали выдранные с нитками стеклянные глаза, а куртки нигде не было – не было даже клочка её ткани.
– Объявляйте в розыск, – сказала Астахова.
– Уже, – ответил ей оперативник. Второй упаковывал в пластик вещи: одежду, обувь, наушники, ноутбук с наклеенными аниме. Красноволосая девочка с крышки ноутбука задорно подмигивала Оксане, и женщина зажала ладонью рот – от витающего амбре пота, сон-травы и крови подкатывала тошнота.
– Собирались впопыхах, – продолжал оперативник. – Кровь взяли на анализ, посмотрим, кому она принадлежит. Соседи в один голос говорят, что видели мать с сыном ещё вчера. Женщина, которая рано утром выгуливает собаку, обычно встречает Малееву, когда та идет на работу. Но сегодня не встретила никого – либо Малеева ушла раньше или позже обычного, либо вовсе никуда не ходила. Дима в школе не появлялся. Ни друзья, ни учителя ничего странного в его поведении не заметили. Он в принципе был замкнутым парнем, учился на тройки, привлекался пару раз по административке – ничего из ряда вон выходящего. Больницы обзваниваем прямо сейчас, пока ни следа пропавших. Если дело окажется серьёзным – проверим социальные сети мальчика. Его ноутбук запаролен, но это никогда не было проблемой.
Он говорил, а Астахова черкала в потрёпанном блокноте. Под ногами шуршала бумага и таращились ослепшие мёртвые куклы. Оксаниной щеки коснулось что-то мягкое. Она сняла его пальцами и поднесла к глазам – ничего особенного, только розоватый птичий пух.
Во рту пересохло, и Оксана брезгливо вытерла дрожащую руку о штаны. После нападения птиц она слишком хорошо понимала, откуда в квартире мог появиться пух и почему здесь пахло так же, как в доме отца.
– Я выйду на улицу, – слабо произнесла она, потянув Астахову за рукав. – Извините…
Протолкавшись мимо оперативников, выскочила из дома и там вдохнула полной грудью. Глаза жгло, на языке появился привкус желчи.
Хотелось кричать. Хотелось вернуться в съёмную квартиру, трясти Германа за путы и кричать о том, что он прав, что семейство Малеевых и смерти детей могут быть действительно связаны, что подросток с настороженным взглядом опасен и лучше прямо сейчас бежать на его поиски, пока не стало сли