шком поздно.
Оксана опустилась на лавочку и, сгорбившись, старалась дышать носом. Если она увидит сейчас хоть одну птицу – пусть не снегиря, а обычного голубя, – она сойдёт с ума.
– Вы в порядке, Оксана Олеговна? – она вздрогнула от прикосновения ладони к своему плечу. Подняв глаза, встретилась с усталым взглядом Астаховой.
– Не знаю, – прошептала. – Нет. Не в порядке. Как только попала в эту квартиру и увидела мемориал имени Ани Малеевой, я сразу поняла, что не буду в порядке.
– Вам не кажется странным, что его собирали несколько лет, а разрушили за день? – Астахова присела рядом. Оксана подвинулась.
– Они заметали следы, – уверенно сказала она. – Дима понял, что я узнала куртку своей дочери. И, наверное, обнаружил пропажу сон-травы. Я уверена, что он сбежал.
– А мать?
– Не знаю…
– Их найдут.
– Не думаю. Если Дима действительно практикует чёрную магию, он уйдёт в Лес, где его никто и никогда не разыщет.
– Лес большой, – согласилась Астахова. – Но есть места, особенно притягательные для чернокнижников. Вы знаете такие?
Оксана мотнула головой, потом приоткрыла рот, вцепившись пальцами в край скамейки.
Камни с рисунками первобытных людей.
Человек в капюшоне, бегущий над рекой, не касаясь воды ногами.
Альбина, машущая матери из центра выдолбленной кем-то каменной спирали.
– Знаю! – Оксана порывисто встала. – Но мы не справимся сами! Был бы Герман рядом, он бы смог…
– Попробуем, – Астахова поднялась следом. – Не забывайте, Оксана Олеговна, мы с вами двоедушники. А я к тому же вооруженный двоедушник. Нам хватит сил, чтобы вытащить подростка и его мать из Леса. А там их будут ждать наши коллеги-люди.
Оксана подумала: вот бы это было так легко! Подумала: вот бы прямо сегодня найти Альбину! Пусть ослабевшую, пусть даже израненную – всё будет хорошо, как только Оксана окажется рядом с любимой дочкой. Тогда они сбегут снова – далеко-далеко, где не найдут их ни двоедушники, ни птицы, ни люди в чёрных капюшонах. Пусть будет так.
Она побежала, куда глядят глаза, и молилась про себя Богу, в которого никогда прежде не верила, но чьё присутствие отчаянно хотела бы ощутить прямо сейчас. Бежала и не заметила момента, когда асфальт взломали корни, когда потянуло речной сыростью и лесным мхом, когда тучи над головой отяжелели и вплотную прижались к еловым верхушкам, роняя снежинки.
Лес надвигался неумолимо, превращая дорогу в тропу, а каменный мост – в переплетение бревен и веток. Внизу проносился поток, бурля в крохотных водоворотах и обтёсывая до блеска речные камни. На прибрежном валуне, матово-чёрном и плоском, как столешница, Оксана различила мельтешение человеческой фигурки.
– Руки за голову! – прокричала Астахова, выхватывая оружие. – И не двигаться!
Она широкими скачками помчалась вперед. Фигурка застыла с занесённой рукой – в ней холодным светом блеснуло железо.
– Не подходите! – визгливо донеслось от реки. – Иначе я сделаю…
Ветер проглотил окончание фразы. Будто в дурном сне, Оксана увидела распростёртое у ног мальчишки женское тело. Ноги слабо шевелились, а значит, женщина была жива.
– Брось нож! – Астахова остановилась, отводя пистолет. – Тебя разыскивают, Дима! Если ты бросишь нож и всё расскажешь полиции, тебя…
– Насрать! – пролаял подросток. Шагнув вперед, наступил ботинком на распластанную руку женщины. Та застонала и перевернулась на спину. Стеклянно блеснули её глаза, и в животе Оксаны скрутился ледяной узел: в пустые, окровавленные глазницы Ирины Михайловны Малеевой были вставлены кукольные стекляшки.
– Спа… си… – с хрипом из горла женщины выплеснулась кровь.
Астахова перенесла вес на другую ногу, ступая с бревен на влажные камни. Оксана повторила её движение, и подошва Диминого ботинка вдавила ладонь его матери ещё сильнее. Раздался болезненный хруст.
– Не надо! Нет! – Оксана вцепилась в скрученные из веток перила. – Пожалуйста! Это же твоя мама!
Её трясло. Пронизывающий ветер забирался под капюшон, ерошил волосы, гладил по спине ледяной рукой. Женщина корчилась у Диминых ног, лицо стало чёрным от крови.
– Она предала! – крикнул подросток. – Пустила чужаков в наш дом! Впустила вас!
– И этим заслужила… такое?
Тяжело дыша, Оксана навалилась на перила, краем глаза следя, как Астахова придвинулась ещё на два шага вперёд.
Нужно отвлечь его. Говорить, пока находятся слова, убеждать этого обезумевшего подростка и ни в коем случае не смотреть на блестящие стекляшки на месте вырезанных глаз. Не смотреть – значит, не видеть зла.
– Ты уже потерял сестру! – продолжала Оксана. – Теперь хочешь потерять и мать?
Показалось или нож в руке дрогнул? Астахова придвинулась ещё.
– Она это заслужила, – Дима тряхнул волосами. – Она хотела отдать меня!
– Кому?!
– Человеку с белыми глазами.
Димин рот искривился в оскале. Женщина замычала, и подросток со всей силы пнул её в живот.
– Умолкни! Ты виновата! Ты! Ты! Думаешь, я не знаю? – его голос сорвался на визг. – Когда Аня болела, ты молилась, чтобы забрали кого-то другого вместо неё. Я видел его возле дома! Когда он пришёл за Аней, ты хотела отдать меня! Ты всегда любила Аню больше! Все её грамоты! Её фото! Игрушки! Ты сохранила всё даже после её смерти! Столько раз говорила, что Аня жива, что она ещё вернется, но ты знала, что её больше нет! А я – вот я! Скажи, сколько раз ты жалела, что в живых остался я, а не она?!
Его плечи затряслись. Утеревшись рукавом, Дима выдохнул и крепче сжал нож.
– Вы думаете, мне есть, что терять, – продолжил он. – Но кто однажды встретит человека с белыми глазами, уже никогда не будет прежним. Вы думаете, мне интересна школа, оценки, друзья, спортивная секция, компьютерные игры… Хотите, чтобы я прожил вашу скучную и серую жизнь. Но мне показали другую. Когда я отдал Аню, я стал другим.
– Ты что? – переспросила Астахова.
Дима метнул в неё озлобленный взгляд и выставил нож перед собой.
– Я. Отдал. Её, – отчеканил он. – Когда человек подошёл ко мне и взял за руку, он спросил: хочу ли я увидеть что-то волшебное? Я ответил, что хочу, и он показал Лес. Теперь я знаю, как называется это место. Я видел его во снах долгое время! Видел людей в чёрных капюшонах. Они брели вдоль Белого моря и несли в руках зажжённые свечи. Скала открылась, и я видел, как они скрылись в разломе. Оттуда… воняло гадко, – он снова помотал головой. – Меня до сих пор мучают кошмары. А тогда я испугался и заплакал. И человек спросил: хочу ли я жить? А я ответил, что очень хочу. Тогда я просил его, умолял! Умолял забрать вместо меня Аню. И он согласился.
Голова шла кругом. Слова подростка отзывались болезненной вибрацией в костях, и Оксана сцепила зубы, стараясь дышать носом и не вспоминать, ни в коем случае не вспоминать собственные сны, где был чужой с добрым кукольным лицом, мёртвая лисица и отец…
– Что он обещал тебе? – осведомилась Астахова.
– Что я… буду видеть то, что не дано обычному человеку. Что буду сильнее всех прочих! Буду жить вечно.
– Он лгал.
– Нет! – Дима сорвался на крик. – Он обещал то же самое Ане! Он обещал вечную жизнь и вечную силу и молодость моей сестре! Но я отдал её жизнь взамен своей! И отдам ещё! Как отдал других…
«Кого?» – хотела спросить Оксана, но не спросила. Красная куртка Альбины отпечаталась на сетчатке глаза, точно фотоснимок, по суставам пробежал электрический ток. С гортанным рыком она перевалилась через перила и приземлилась на четвереньки. Брызги окатили с головы до ног. Оксана встряхнулась, поднимаясь. Димино лицо исказилось – от ненависти или страха? Это было уже неважно. Важен был только мальчишка – скверный мальчишка, изуродовавший собственную мать, отдавший сестру в обмен на собственную жизнь. Отдавший Альбину.
– Ты увёл мою дочь, скотина?
Дима издал гортанный смешок.
– Твою белобрысую дауншу? О, да, я видел её! Человек с белыми глазами держал её за руку. Мы заберем её жизнь, разделим её годы и силу, а ты не найдёшь её никогда! Никогда!
– Где Альбина?!
Оксана поднялась, распрямляя спину. В позвоночнике хрустнуло – она не почувствовала боли. Глаза заволокло кровавой пеленой. Ярость поднималась из глубины, проламывая корочку страха, сквозь ил сомнений и камни предрассудков. Они осыпались, как ненужная шелуха, оставляя место для рождения чего-то иного, чего-то звериного.
– Стойте на месте! – запоздало крикнула Астахова.
– Стой! – взвизгнул и подросток, выставляя нож. – Честное слово, я…
Оксана бросилась на мальчишку. Дима ткнул ножом наугад, но Оксана перехватила его руку и вывернула, с глухим злорадством слыша, как хрустнули его суставы. Закричав, Дима упал на одно колено.
– Убью, – застонал он. – Если понадобится… если попросит он… мать, тебя… твою девчонку…
Всхлипнув, он дёрнулся и распахнул глаза. Губы приоткрылись, между ними протянулась ниточка слюны и, лопнув, обдала его подбородок кровавой пеной.
Будто в замедленной съемке, Оксана увидела собственные пальцы, плотно обхватившие Димину ладонь – рука подростка всё ещё сжимала рукоять ножа, а лезвие вошло глубоко в его тело. Отпрянув, распахнутыми от ужаса глазами Оксана смотрела на собственные окровавленные руки. Дима завалился на спину. Его пальцы разжались, заскребли по камням и застыли. Водяные брызги стекали из уголков закатившихся глаз, точно слёзы. Только тогда Оксана нашла в себе силы закричать.
Глава 29Бог из машины
Лес раздвигал стены, плача обойным клеем и роняя бумажную листву. Ламинат распадался на щепки и больно впивался в бок. Над горным хребтом глядела луна никогда не мигающим волчьим оком – настало время охоты. И Белый, пойманный в верёвочный капкан, раз за разом поддевал клыками путы, превращая их в лохмотья.
Добыча была здесь. Запахи Леса отступали на второй план, выпячивая звериные ноты. Кровь молодой медведицы ощущалась особенно остро – опасный и вместе с тем возбуждающий запах. Белый смутно помнил их любовную схватку, шкура хранила отпечаток когтей, а слюна текла по горлу, заставляя ещё быстрее резать верёвки, ещё сильнее напрягать мышцы. Лопнул последний узел, стягивающий хребет, и волк, поднявшись на лапы, встряхнулся. Правым глазом он видел изуродованные стены, а левым – чащу. В ней порхали зыбочники и ухали совы, а кто-то невидимый тоскливо кричал из тумана.