поднялся на слабые человеческие ноги. Было стыло, гадко, во рту всё ещё чувствовался гнилой привкус. Он утёрся ладонью.
– Оставьте, Сергей Леонидович, – произнес тихо. – Он очистит воду.
– Поручишься… чем? – простонал Глот.
– Словом, – ответил человек.
Он опустил ружьё и протянул ладонь. Болотный царь выпростал лапу, обхватил ею светящуюся руку Лазаревича.
– Что было… и будет, – пробулькал, – от сотворения и до конца… мира.
После ухнул на дно – болото заволновалось, вода закрутилась воронкой, брызнуло жижей и затянулось. Только на месте, где был Глот, выросли крепкие, поросшие осокой кочки.
Выпрямившись, Лазаревич сбросил пальто и подал его Белому.
– Прикройся.
– К-куда… теперь? – от холода зуб на зуб не попадал, и Белый закутался в одежду, стыдясь и наготы, и недавнего срыва.
– Домой, – устало ответил Лазаревич. – Погулял и хватит. В подробностях теперь расскажешь, до чего доохотиться успел.
Белый упрямо мотнул головой.
– Торопиться надо. Сами слышали.
– Охотничья ночь долгая, – пожал плечами Лазаревич. – В Лесу она вечность, а в мире – минуты не пройдет.
И стал Лес не Лес, а стены в бумажных обоях, луна – фонарем, а кочки – ковром. Сев по-турецки, Лазаревич вытряхнул на ладонь сигаретную пачку, чиркнул зажигалкой и приготовился слушать.
Глава 30Возвращение
По возвращении Белый трижды хотел позвонить Оксане, но трижды сбрасывал звонок. Что он скажет ей? Что скажет женщине, чья кровь всё ещё горчила на языке? Женщине, по следу которой шёл, чтобы насытиться её плотью? Жёг стыд, оправданий не находилось, и Белый крутил и крутил в пальцах телефон, поглядывая на экран – вдруг позвонит сама, вспомнит? Смартфон молчал. Лазаревич копался в компьютере, одну за другой открывая страницы, сохранённые в кэше. Социальные сети, Википедия, какие-то магические сайты, база данных двоедушников – в ней Белый заметил себя самого, номер штрихкода, полную биографическую справку.
Когда он изменился, штрихкод послал Лазаревичу тревожный сигнал. По нёму, как по сигналу маячка, Сергей Леонидович отыскал Белого на болотах. Не успел бы – кто-то, возможно, умер бы в тот момент. Сам Белый или Глот – в Лесу стало бы одним чудовищем меньше.
– Что будет теперь? – угрюмо осведомился он.
– Отправим тебя обратно в «Заповедник», – Лазаревич мельком глянул на время, – через пару часов.
Белый вскинул подбородок. Лазаревич даже не обернулся, продолжая увлеченно водить по тачпаду.
«Заповедник» – это куда лучше тюрьмы, но всё ещё плохо. Ведь были мёртвые девочки, и снегири, и человек с бельмом, чьи ориентировки развесили по всему Медвежьегорску. И была Альбина.
Всё, что происходило, пока Белый находился в волчьем обличии, вспоминалось, точно в тумане, но он был уверен, что видел именно её – девочку с синдромом Дауна, с характерно раскосыми глазами и мягкой улыбкой. Девочку, без страха протягивающую руку к обезумевшему от крови хищнику. Девочку, от которой резко пахло менструальной кровью.
Тогда он догадался совершенно правильно: маньяк выбирал детей в пору их созревания. Помеченные взрослением, как клеймом, они притягивали убийцу, светили, как крохотные фонарики в чаще, и преступник шёл на этот свет и всегда достигал цели.
– Я не могу сейчас, – процедил Белый. – Я ведь только начал распутывать клубок доказательств.
– Никто не умаляет твоих заслуг, – отозвался Лазаревич. – Но так будет лучше для всех, и в первую очередь для тебя самого. За Воронцову не беспокойся, с ней сейчас Вероника.
Белый неопределённо дёрнул плечами.
Желание дозвониться до Оксаны было почти нестерпимым, но где-то глубоко сидел страх – страх опять потерять человеческое обличье, когда он больше не сможет сдерживаться и нападёт снова. Держать дистанцию сейчас, как бы это ни было мучительно – единственно правильное решение.
– И что вы сделаете, когда найдёте Альбину?
– То же, что и со всеми незарегистрированными двоедушниками.
Белый до боли сжал телефон. Он представил, как Оксану везут через Лес в чёрном, полностью тонированном фургоне с окнами, забранными решётками. Вспомнил корпуса из мраморного камня, стерильные лаборатории, персонал в белой униформе. По ночам там часто кричали упрятанные в одиночные камеры перевертни, воздух был плотным и почти наэлектризованным магией, а перед сном давали пилюли, от которых голова становилась пустой и лёгкой. Разве Оксана заслужила такое?
– Ты знаешь не хуже меня, что незарегистрированные двоедушники опасны, – доносился, точно сквозь ватное облако, убаюкивающий голос Лазаревича. – Опасны в первую очередь для себя самих. Я видел медвежьи следы. И хорошо понял, о чём говорил Глот. Воронцовы куда древнее, поэтому куда умнее и страшнее всех прочих двоедушников.
Белый не спорил.
Глот говорил о Матери – но кого имел в виду? Оксану? Нет, в Оксане не было той напористой, звериной силы, которая присуща существам, помнящим времена сотворения земли. Другая сила была первородной, нутряной, концентрированной, подобной силе Вороньего царя, вторгшегося в съёмную квартиру в Медвежьегорске. И маленькая Альбина, так долго пробывшая в Лесу, черпала из гигантского медвежьего следа эту хтоническую мощь. Магия гудела вокруг неё, будто облако гнуса, и сам Белый против неё был гнусом – мелким, ничего не значащим насекомым. Раздавит и не обернётся.
Он напряженно следил за меняющимися страницами сайта на экране. С крышки ноутбука подмигивала анимешная лоли, будто знала какую-то важную тайну. Тянуло тонким травяным запахом, и Белый знал, что так пахнет не чай.
– Откуда у вас ноут Малеевых?
Лазаревич снисходительно глянул поверх очков. Глаза у него были пронзительными, серыми и очень добрыми.
– За время нашей совместной работы, – сказал он, – ты должен был понять, для меня нет никаких секретов. Пока ты бегал по Лесу, мне пришли скриншоты со страницы Артёма, а теперь я удостоверился лично. Артём и Дима Малеев вели активную переписку. Узнаешь?
С экрана глядел фоторобот – лицо без особых признаков интеллекта, низкий лоб, бельмо на глазу.
Под фотографией развернулась лента переписки.
«Да, ну и кринж. Сам придумал?» – писал кто-то под ником Darkel.
На аватарке у него красовался персонаж аниме.
Некто под ником Whis_per с пиксельной аватаркой, снятой явно в темноте и на плохую камеру, с лицом, закрытым балаклавой, отвечал рядом эмодзи.
Whis_per: «Ну вычитал где то или посмотрел хрен знает. Нормас?»
Darkel: «Ок пойдёт. Представляю как у вас менты переполошились».
Whis_per: «Тебе не по херу?»
Darkel: «Говорю же норм. Чё родители в курсе?»
Whis_per: «ноу».
Darkel: «Выкупят».
Whis_per: «Прославлюсь тогда».
Ниже вал дурацких эмодзи.
– Он всё придумал, – скрипнул зубами Белый.
Ещё в участке он подозревал Артёма во вранье, и нюх не подвёл. Артём врал, но врал не о смерти друга и не о том, что курил за домом. Он врал о человеке с бельмом, а полиция Медвежьегорска потратила слишком много времени и сил на поиски того, кого никогда не существовало.
Мелкий поганец.
– Придумал, но не просто так, – сказал Лазаревич. – Они покрывали кого-то другого. У этого Малеева все сохраненные страницы ведут на магические сайты, книги по чернокнижию и практические ритуалы. А ещё он живо интересовался легендами Карелии и Урала.
Прежде чем Белому показалось, что в диалоге появилось что-то значимое, новая страница развернулась и запестрела буквами:
«…Рерих в книге “Сердце Азии” рассказывает, как один старовер показал ему каменистый холм со словами: «Вот тут и ушла под землю чудь. Было это, когда пришёл на землю с войною Белый царь, но не захотела чудь жить под Белым царем. И тогда они решили, что пришло время умереть добровольно. Сделали они над ямами помосты, навалили на помосты камней, зашли каждый в свою яму и подрубили столбы. И камни их погребли. Это легенда…»
– Я слышал эту историю от Астаховой, – вспомнил Белый.
И вспомнил человека в чёрном балахоне, невесомо бегущего по камням. Было ли это игрой воспаленного изменением разума или случилось на самом деле?
«…Только не навсегда ушла Чудь, – читал он дальше. – Когда вернётся счастливое время и придут люди из Беловодья и дадут всему народу великую науку, тогда придёт опять Чудь, со всеми добытыми сокровищами…»
– Беловодье, – повторил вслух. – Белая вода. Белое море. Астахова упоминала о туристе, который заметил открывшийся проход в скале где-то на Соловках. Выходит, и Никита, и Артём, и Дима Малеев видели их тоже.
Он встретился взглядом с внимательными глазами Лазаревича. Показалось или в глубине его зрачков промелькнула тень?
– Мальчишки могли просто искать сокровища, – предположил Сергей Леонидович.
– И заодно так сильно интересоваться магией? Нет, тут что-то другое. Сокровища не обязательно золото или драгоценные камни. Это могут быть знания. Колдовские знания! Или…
– Или? – подхватил Лазаревич.
Белый мотнул головой, глотая вертевшиеся на языке слова.
Колдовская сила и вечная жизнь.
– Верните страницу Малеева, – попросил он. И сам прокрутил диалог, просеивая ничего не значащий подростковый трёп. – Сейчас… Вот.
Спрашивал Whis_per: «Сколько ему осталось?»
Darkel: «Двое или вроде того. Зассал? Вдруг скопытишься как Никитос»
Whis_per: «Я чё лох?»
Darkel: «Сам тогда и напиши».
Whis_per: «Куда писать».
Darkel: «На рабочий».
Whis_per: «Спалится же».
Darkel: «Пофиг уже скоро его тут не будет».
Whis_per: «Ну почту давай».
Darkel: «Давать тебе тёлки будут. В Гугле забанили? Ищи пгу и в приёмную».
Whis_per: «Чё так просто».
Darkel: «А ты ишак собрался пентаграмму кровью рисовать? Кринж. Пометь только для Saint-Germain сам на тебя выйдет».