Белый встретился с потрясённым взглядом Михаила и умолк.
– Впервые слышу, – наконец, нашёлся тот с ответом. – Насколько я понял, это что-то из оккультизма? Возможно, историки дадут более полную информацию, но вы и сами знаете немало. Это как-то связано с делом Мраморного глаза?
Отдел уголовного розыска Медвежьегорска знал об обмане, но прозвище крепко приклеилось к неуловимому маньяку. Что ж, это звучало не хуже, чем людоед из Выборга, ведь убийцу нужно как-то называть?
– Спросите Сергея Леонидовича, – сказал Белый, собираясь. – И передавайте от меня привет. Пусть не беспокоится, я позвоню ему, как только найду подтверждение или опровержение своим догадкам.
– Вы едете в Петрозаводск?
Белый не ответил, остановился на пороге, массируя переносицу. От мешанины запахов слегка кружилась голова, возбуждение покалывало подушечки пальцев, и Белый спрятал руки в карманы.
– Когда-то я спрашивал у Вероники Витальевны, но она не ответила тогда, – задумчиво произнёс он, – а вы тоже местный. Вы не знаете, почему город называется Медвежьегорском?
– Очередная легенда, – дёрнул плечом Михаил, по-видимому, начавший привыкать к странностям приезжего криминалиста. – Одни рассказывают о настоящем ручном медведе, который жил у местного лесопромышленника. Туристов, конечно, кормят сказками об огромном, как гора, медведе, который вышел к Онежскому озеру напиться и был очарован открывшейся ему красотой. Тогда он пожелал навечно оставаться рядом с озером, так и превратился в одну из гор. Её даже показывают на въезде в город, вы наверняка видели.
– Да, – ответил Белый. – Благодарю вас.
Он вышел на улицу и шёл, пока не достиг конца квартала. Только тогда, завернув за угол и уверившись, что его никто не видит, сделал три больших и медленных шага назад. И провалился в Лес.
Глава 34Освобождение
Когда Белый объявился в Лососинском парке, едва занимался рассвет. Солнце повисло над крышами оранжевым шаром, воздух был жёлтым и плотным, фонарный свет пробивался сквозь туман, а влажность была такой, что под капюшоном мантии сразу собралась лужица. Белый вытер шею ладонью и погладил кожу там, где чернел штрихкод. От него исходили слабые электрические импульсы, пощипывающие, точно крапивница. Белый знал: его ищут и совсем скоро найдут. Вопрос в том, успеет ли он добраться до Петрозаводского университета до того, как люди Лазаревича явятся с ловчими петлями и ружьями, заряженными инъекционными дротиками. На этот раз не получится отделаться просто.
Сунув руку в карман, Белый нащупал пластик телефона. На него трижды поступали входящие звонки от Лазаревича, но Белый не отвечал, тянул время.
Утренние улицы пустовали. Редкие автомобили горчили выхлопами. Памятник Ленину казался чёрным силуэтом на фоне солнца, меняющего цвет с оранжевого на белый. День будет ясным и тёплым – последние тёплые деньки перед тем, как зима окончательно сожмёт Карелию ледяным кольцом.
Мимо колонн национального музея – к стилизованному под сруб ресторану, оттуда – к университетскому стадиону. Время было раннее, и Белый, подвернув полы мантии, сел на одну из трибун. Мысли роились. Раздражение свербело подкожно, и было досадно оттого, что Белый доверился Лазаревичу и сразу не поехал в Петрозаводск. Впрочем, что было у него на Максима Пантюшина? Высланные Лазаревичем характеристики и краткая биография. Впрочем, довольно любопытная.
Рано потерял родителей, с пяти лет жил с бабушкой в деревне Кинерма, учился в Пряжинской средней школе, окончил с отличием, поступил в Петрозаводский государственный университет на исторический факультет по профилю историко-культурного туризма. Отзывы сплошь положительные, из интересов, как и сказал Лазаревич, русско-финская и Великая Отечественная война, да ещё участие в экспедициях.
Белый пытался и не мог вспомнить лицо. Кажется, довольно обычное. Стрижка современная. Глаза спрятаны за очками в винтажной оправе. Такой облик плохо сочетается с оккультными знаниями о вечной жизни, небывалой, нечеловеческой силе и рябиновыми ягодами во ртах мёртвых девочек. Этакий гайдаевский Шурик на хипстерский лад.
Вздохнув, Белый потёр ладонями щёки.
Солнце окончательно выкатилось на небесный холст и прошивало город золотыми нитями. Автомобилей становилось больше. Люди спешили на работу – каждый занят своими мыслями, у каждого – мелкие заботы и обычные человеческие мечты. Знал хоть кто-то о детских смертях под Медвежьегорском? Может, читал в новостной ленте, писал ничего не значащие, но всегда гневные комментарии в адрес преступника, несчастных родителей, полиции, власти. Гнев размывался, таял под грузом житейских проблем, и фотографии погибших напрочь изглаживались из памяти, уступая место чему-то более важному – под какой процент лучше взять потребительский кредит, как вовремя сдать квартальный отчет, в какую школу устроить ребенка и где купить товары по акции.
Белый и сам не прочь был позавтракать: желудок урчал, требуя мяса и крови, но все карты изъял Лазаревич, а наличных не хватало даже на то, чтобы купить подмороженный фарш в ближайшей мясной лавке.
Причастен ли действительно Пантюшин к преступлениям?
Белый не был уверен. След мог оказаться ложным, а переписка подростков – очередной глупой игрой, в которой, возможно, случайно пострадали их одноклассники. Если так – Белый вернётся в «Заповедник», дела положат в архив как нераскрытые. Возможно, найдут козла отпущения и осудят за серию убийств, чтобы не портить полицейские отчеты и успокоить общественность. Так будет – и Белый ничего не сможет противопоставить Лазаревичу, когда тот запросит объяснений.
И всё-таки он терпеливо ждал, следя, как истончается корочка льда на лужах, а листья, совсем почерневшие и ломкие, крошатся в труху под подошвами прохожих.
К проходной стекались студенты – многорукая, многоголовая гидра. Курили в открытую, демонстрируя видимую взрослость, смеялись, разбегались по корпусам.
Белый следил, как хищник из засады. Впрочем, таким он и был и чувствовал нарастающее возбуждение, как было всегда в присутствии добычи.
На счастье, фальшивое удостоверение сотрудника полиции он успел сохранить и теперь крутил его в пальцах, выстраивая в голове грядущий разговор.
Его остановили сразу же, на входе.
Охранник в пятнистой форме потребовал предъявить студенческий пропуск, но пропуска у Белого не было, поэтому он показал корочку.
Охранник долго с кем-то созванивался, наконец предложил пройти на второй этаж в учебно-методический отдел. Охранник не был двоедушником, но профессиональной чуйкой отставного военного узнал в посетителе зверя.
Проректор оказалась тучной возрастной женщиной с короткой стрижкой. Представившись Мариной Александровной, она придирчиво изучала удостоверение, медленно кивала после каждого слова, потом вернула корочку Белому.
– Помню, мы уже отправляли характеристики на студента Пантюшина, – сказала она. – Ничего плохого о нём вспомнить не могу, да и у преподавателей он на хорошем счету, хотя и отучился всего семестр.
– Так он обучается у вас не с первого курса? И откуда перевёлся?
Об этом в информации, полученной от Лазаревича, не говорилось. Не знали или утаили нарочно?
– Не помню точно, поднимем документы в учебном отделе.
– Я хотел бы с ним переговорить.
– Это невозможно, – с прежней вежливой улыбкой ответила Марина Александровна. – Максим взял короткий академический отпуск, чтобы уладить какие-то дела с наследством.
– Разве его родители не умерли двадцать лет назад?
– С бабушкиным наследством, если я правильно поняла. Вроде объявились какие-то дальние родственники, претендующие на фамильный дом в деревне.
– Кинерме?
– Да, это в Пряжинском районе. Вы там были?
– Ещё не приходилось.
– Побывайте обязательно! Это же памятник карельской истории! Кинерма входит в ассоциацию самых красивых деревень России, уникальное место!
– Максим проживал в общежитии? – перебил Белый.
– Снимал комнату. Но ещё раз должна заметить, что Пантюшин на хорошем счету, он будущий аспирант, всецело преданный истории. Не думаю, что он мог бы совершить что-то ужасное.
– А кроме истории, интересовался чем-то ещё, не знаете?
– Например? – выщипанные брови Марины Александровны приподнялись.
– Например, оккультизмом.
Марина Александровна сухо рассмеялась.
– Разве что местными легендами. А если и интересовался тем, о чём вы сказали, – она поморщилась, – мы об этом не знали.
– В университете есть преподаватели, изучающие эту область истории?
Марина Александровна поджала обведённые помадой губы.
– У нас приличное учебное заведение, молодой человек. Если вас интересует эзотерика, обратитесь в специализированные конторы.
– Я вовсе не хотел вас оскорбить, – в улыбку Белый постарался вложить всё своё обаяние. – Простите. И пока ваши специалисты ищут прежнее место обучения Максима, не могли бы заодно найти и его нынешний адрес?
– Конечно.
Марина Александровна раздала указания по внутренней связи, и спустя непродолжительное время в дверь стукнули.
– Спасибо, Оля, – женщина приняла из рук молоденькой девушки распечатку, пробежала глазами и передала лист Белому. – Пожалуйста, Санкт-Петербургский государственный университет, все документы в порядке. Вам заверить копии?
– Если не затруднит, – Белый вчитался в адрес. – Улица Маршала Мерецкова?
– Это возле Лососинской набережной. Знаете?
– Удивительно, я тоже там снимаю.
– Какое совпадение! В любом случае мне больше нечего вам сказать. Могу продублировать характеристики, если хотите.
– Не нужно. Впрочем, – Белый коснулся подбородка. – Разве что позволите заглянуть в приёмную?
– Хотите узнать о правилах приёма?
– Вроде того. Племянница собирается на журналистику, вот и…
– Конечно, Оля проводит.
Марина Александровна кивнула девушке, и та, улыбнувшись Белому, пригласила его следовать за собой.