Телефон звякнул так подобострастно, что я невольно приподнялся в кресле и пробормотал:
— Ничего, ничего, с кем не случается.
Вскоре я забыл о звонке.
Прошло недель пять или шесть, и однажды утром телефон на моем столе опять зазвонил просительно, правда, на этот раз не так подобострастно.
Знакомый мужской голос сказал:
— Здравствуйте! Вас беспокоит Корзинкин. Не будете ли вы так любезны попросить к телефону Павла Николаевича Василькова?
— Василькова здесь нет, — сказал я.
— Уже уехал в управление! — горестно отозвалось в трубке. — А я только собирался к нему. Не будете ли вы так любезны передать ему…
— Не буду… — перебил я. — Ничего я не смогу передать Василькову, потому что его здесь нет, не было и не будет. Вы не туда попали. Это частная квартира.
— О! Простите! — заурчала трубка. — Это все моя записная книжка! Тут нечетко записана последняя цифра. То ли три, то ли восемь…
— Три! Три! — крикнул я и положил трубку на рычаг.
Больше он не звонил. Видимо, исправил неточность в записной книжке.
Но вот месяца два назад телефон на моем столе зазвонил как-то по-особенному. И было в этом звонке что-то ужасно знакомое. Нет, от подобострастия в нем не осталось и следа, но ощущалась все та же сахаринная сладость.
Я быстро схватил трубку.
— Павел Николаевич? — спросил грудной мужской голос. — Говорит Корзинкин.
— Здравствуйте, товарищ Корзинкин, — обрадовался я. — Давно не звонили.
— Дела! Дела! — проворчал мой старый знакомый. — На все времени не хватает… Павел Николаевич, не будете ли вы так любезны заехать ко мне между двумя и тремя часами, только без опоздания…
Эге! Этот Корзинкин явно шел вверх по служебной лестнице…
— Не буду так любезен! — сказал я. — Вы опять не туда попали. А я-то думал, что вы уже исправили в записной книжке цифру восемь на три.
— Алла Петровна! — послышался в трубке сердитый начальственный окрик. — Я же вам ясно сказал, что телефон Василькова кончается не на восемь, а на три. А вы меня соединяете черт знает с кем…
Телефон сердито звякнул, и я понял, что потерял Корзинкина навсегда…
Но не тут-то было…
Вчера телефон на моем столе зазвонил строго и повелительно. Я с надеждой схватил трубку.
— Васильков! — гневно зарычал знакомый голос. — Говорит Корзинкин. Что у тебя в отделе происходит?! Где твоя отчетность за третий квартал?! Или ты соскучился по выговорам, черт побери?!
— Товарищ Корзинкин, — нежно сказал я, — прошу меня извинить, но вы не туда попали. И если это не составит для вас труда, я был бы очень вам благодарен, если бы вы были настолько любезны и велели вашей секретарше исправить цифру восемь на три.
— Алла Петровна! — во всю силу мембраны заорала телефонная трубка. — Сколько раз вам надо говорить одно и то же!
Видимо, Корзинкин достиг апогея. И надо думать, что я больше никогда не услышу его…
Хотя, впрочем, поживем — увидим. Может быть, через год-другой на моем столе раздастся звонок телефона, и знакомый голос скажет:
— Тысячу раз прошу извинить меня! Вас беспокоит Корзинкин… Если это не составит для вас труда, я был бы очень обязан…
Я буду ждать этого звонка с нетерпением.
Плохой советчик
Вчера Майя меня спросила:
— Дядя, почему меня зовут Майя?
Я не нашелся, что ответить.
Она смотрела на меня большими голубыми глазами, и была в них такая надежда и вера в мою мудрость, что я окончательно растерялся.
— Давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложил я, — хочешь, я тебе расскажу…
— О другом я не хочу, — заупрямилась Майя. — Я хочу знать, почему меня зовут Майя? Ты не знаешь…
Ее губки начали складываться в презрительную мину. Еще немного, и она окончательно потеряет веру в мужчин. Страшно было подумать, как это могло отразиться на ее судьбе лет через двадцать. Что бы такое придумать?
— Наверно, потому, — ухватился я за первую подвернувшуюся мысль, — что ты родилась в мае.
— Не… — мотнула она белокурой головкой. — В мае родилась Зина, а я родилась в ноябре.
— Ну какая разница, — заметил я. — В мае праздник, и в ноябре праздник.
— Большая разница, — назидательно сказала она. — В мае праздник Первое мая, а в ноябре праздник Октября. Такой большой, а не знаешь. У тебя телевизора нет, что ли?
— Телевизор есть…
— Значит, мама не позволяет смотреть, — сочувственно сказала Майя. — Зине тоже мама не всегда позволяет. Потому что, когда она смотрит телевизор, она не делает уроков и получает двойки. А ты тоже получаешь двойки?
— Когда-то получал, — признался я.
— И тоже из-за телевизора?
— Тогда еще телевизоров не было.
— Как это не было? — удивилась она. — Телевизоры всегда были. А маяк у тебя дома есть?
— Какой маяк, Майенька?
— Обыкновенный, который последние известия говорит. Слушай маяк — и все будешь знать.
— Хорошо, буду слушать.
— Молодец. Ты послушный. Я тебя люблю.
Майя взобралась ко мне на колени и чмокнула меня в щеку.
Как легко, оказывается, завоевать сердце женщины, если ей нет еще пяти лет.
— Тебя можно поцеловать, ты не бородатый, — сказала она. — А к нам ходит дядя Витя, у него борода рыжая. Я его один раз поцеловала в щечку, так все губки себе наколола.
Это новость!.. Оказывается, здесь бывает какой-то «дядя Витя». Мне об этом ничего не говорили.
Мутное чувство ревности забродило во мне. Я обернулся. Слышно было, как Лидия Петровна возится на кухне. Старшая дочь Зина еще не вернулась из школы. Мы с Майей остались одни.
— Дядя Витя? — спросил я, изобразив на лице полное безразличие. — Я его что-то не знаю.
— Откуда тебе знать. Вы всегда ходите в разное время.
— Гм… И часто он приходит? — спросил я еще более незаинтересованно.
— Через день.
Майя спрыгнула с моего колена. Взобралась в кресло напротив и внимательно рассматривала меня.
— Дядя, — сказала она после некоторого раздумья, — а ты мне не сказал, почему меня зовут Майя?
Теперь мне было не до этого. Рыжебородый «Дядя Витя» не выходил у меня из головы.
С тех пор, как Лидия Петровна овдовела, я часто бывал здесь на правах друга покойного мужа. Я был неженат. Одиночество угнетало меня. Лидия Петровна еще молода и хороша собой. Все мне нравилось в ней и в ее доме. Тихая, скромная десятилетняя Зина, робко игравшая на пианино. Озорная, пытливая Майя. Она не расставалась с цветными карандашами и рисовала все, что попадалось ей на глаза, на всем, что попадалось ей под руки. Во мне пробуждалась надежда: объединить две одинокие судьбы. Мужчина не может долго жить один.
Я чувствовал себя здесь близким и нужным… И вдруг этот неизвестный «дядя Витя». С его рыжей колючей бородой… Оказывается, он бывает здесь через день. Но ведь и я бываю здесь через день. По нечетным числам. Стало быть, он — по четным. Это уже напоминает диспетчеризацию!
Неужели Лидия Петровна ведет со мной недостойную игру?.. На что только способна ревность! План созрел мгновенно.
— А в котором часу бывает дядя Витя? — спросил я.
— Когда Зиночка приходит из школы.
Майя посмотрела на меня с каким-то новым интересом.
— Ты тоже хочешь попробовать, как колется его борода?
— Я уговорю его побриться. Хочешь?
— Мне все равно, — сказала она.
— Почему?
— Я его больше не люблю. Теперь я люблю тебя…
Я с ужасом подумал, что непостоянство она унаследовала у матери.
Так… Зина приходит из школы после часа дня. Я заглянул в свою записную книжку. Завтра мое дежурство на работе. Но в час обеденный перерыв. Можно будет отлучиться. Я повертел в руке записную книжку. Будто нечаянно обронил ее и, незаметно, ногой, подвинул под кресло.
Вошла Лидия Петровна. Она принесла скатерть и стала застилать овальный обеденный стол.
— Маня вас наверно замучила вопросами, — улыбнулась она.
— Да, мы тут кое-что выяснили.
Я говорил, не поднимая головы. От ревности у меня шумело в ушах. Мне казалось, что стоит поднять глаза и я увижу рядом с Лидией Петровной рыжебородую самоуверенную физиономию.
— Сейчас будем обедать, — сказала Лидия Петровна. Она взглянула на часы. — К возвращению Зины и плов поспеет.
— Спасибо, — сказал я, — но мне пора.
— Что так?
— В три часа научная конференция, — сочинил я.
— Очень жаль…
Я расцеловал Майю. Холоднее обычного попрощался с Лидией Петровной.
— До завтра, — пропищала Майя.
— До послезавтра, — поправила ее мать. — Завтра дядя Коля дежурит.
Я выскочил на улицу, чувствуя, как кровь пульсирует в висках. Ну, девочка ошиблась! Зачем было ее поправлять. Чтобы я, не дай бог, не перепутал дни… Все ясно! Но… поглядим, кто хитрее…
…На следующий день ровно в 13.30 я позвонил у дверей Лидии Петровны.
— Вы?! — воскликнула она, увидев меня за порогом. В ее тоне было не то удивление, не то радость. — Посмотри, Майенька, кто пришел!
— Простите, что некстати, — забормотал я, сразу растеряв все слова, так складно приготовленные в уме. — Я забыл у вас свою записную книжку… Без нее я как без рук…
— Вот твоя книжечка, — сказала Майя, появившись в прихожей. — Ты ее засунул под кресло.
Я чуть не сгорел от стыда.
Лидия Петровна поправила:
— Дядя Коля не «засунул» книжку, а уронил.
— Ну, я пойду, — пробормотал я. — Спасибо… извините… как-то неудобно получилось… сегодня не мой день…
— Твой, твой… — запищала Майя, вцепившись в рукав моего плаща.
— Останьтесь, — сказала Лидия Петровна, как-то по-особенному ласково взглянув на меня, — Майенька будет этому очень рада. И ваш плов в холодильнике…
Она ушла на кухню.
Майя стянула с меня плащ.
— А я знаю, почему ты засунул книжечку под диван, — хитро улыбаясь, сказала она. — Потому что ты хотел посмотреть, что я тебе в ней нарисую.
Я перелистал записную книжку и у меня подкосились ноги. Все странички в ней были разрисованы цветными карандашами. Да так, что нельзя было разобрать ни одного телефона!