Рядом с библиариями сидел ветеран, впустивший Антроса в Остенсорио, — Ватрен. Покосившись на него, Луций решил, что именно капитан оспорит решения Мефистона. В отличие от Рацела, он не мог скрыть возмущение произошедшим. На доспехах седьмой модели появилось несколько новых царапин, но самый глубокий след произошедшее оставило на лице космодесантника. Челюсть капитана недовольно выдавалась вперед, а глубоко посаженные глаза злобно сверкали под густыми бровями. От одной мысли о возможности подобного нападения на Арке Ангеликум его глаза расширялись от гнева и негодования.
Пока что капитан Ватрен сдерживал себя, и потому Антрос отвернулся от боевых братьев и посмотрел на участницу кворума, не занимавшую места в круге. Имола — самая высокопоставленная слуга либрариума и старейшая из схоластов. Старший библиарий много рассказывал о безграничной мудрости Имолы и потому часто призывал ее во внутренний совет, пусть та и была обыкновенной смертной.
Древнее тело Имолы хранилось в богато украшенном бронзовом гробу под названием Эмбрион, который был доставлен на собрание в механическом паланкине, передвигавшемся на десятках гидравлических ног. Верхняя часть паланкина представляла собой бурлящее гнездо змеевидных конечностей из ребристой стали, заканчивающихся набором стилусов, когтей и линз. Среди них покоилась маленькая колыбель, наполненная темно-красной жидкостью, но в растворе можно было различить крошечный зародыш — бледный, слепой, подвешенный на резиновых пуповинах.
Антрос поглядел на другую сторону круга, где находились единственные допущенные на совет люди, родившиеся не на Ваале. Посланники Адептус Министорум не обладали воинским совершенством космодесантников, однако их наполняла иная, но столь же великая сила — сила веры настолько пылкой, что они не вспоминали о простых лишениях плоти. Их выбеленные лица пылали страстью и благочестием столь же ярким, как свет в глазах эпистолярия. Двое находились в зале лично, а третий наблюдал за происходящим через мерцающий гололит. То был тот же старший прелат, которого Антрос прежде видел в Остенсорио; он был представлен кворуму как исповедник Зин. Его образ парил в нескольких метрах над землей в центре круга из каменных кресел. Теперь призрачное изображение соответствовало по размеру человеку, а не исполину, каким предстало в прошлый раз.
— Лорд Мефистон, — заговорил Ватрен, не в силах больше сдерживать чувства. — Мы уверили вас, что приняли все необходимые меры, чтобы обезопасить Остенсорио. Эпистолярий Рацел много говорил о психических оберегах, с помощью которых запечатал разлом в реальном пространстве, и я доложил о действиях моих отделений. — Голос его звучал воинственно, напористо. — Старший библиарий, может, вы объясните, чем занимались? Я не особенно разбираюсь в том, что вы делаете в либрариуме, но это поразило меня сильнее, чем что-либо виденное прежде. Мой господин, — продолжал он, не пытаясь скрыть неодобрения, — что же было толь важным, что вы рискнули безопасностью крепости-монастыря?
Мефистон пристально посмотрел на капитана.
— Это были паразиты, — тихо сказал Властелин Смерти. — Ничего более. Аркс Ангеликуму ничто не угрожало.
Слова сливались друг с другом, а еще в них странным образом смешивались акценты, отчего было трудно уловить смысл.
— Мой господин, — заговорил через гололит исповедник Зин, двигая двойным подбородком. — Возможно, я смогу просветить ваш совет о причине, по которой вы пошли на столь опасные меры.
Похоже, Ватрена возмущало само присутствие священника; Мефистон же чуть заметно кивнул. Глаза Зина торжествующе сверкнули, и он окинул взглядом собравшихся.
— Благородные владыки либрариума, лорд Мефистон допустил меня сюда лишь потому, что настало время говорить открыто. Я лицезрел имя вашего господина в погребальных кострах тысячи верных душ. Вот уже более десятилетия Бог-Император посылал мне в снах видения о Мефистоне, зовущем меня в сие место. Вы должны знать: предсказания указывают, что Мефистон — это Астра Ангелус.
Дрожащей рукой Зин стиснул висящий на шее медальон, как будто это объясняло его слова. За пеленой помех было невозможно разглядеть изображение, но исповедник взмахнул амулетом, словно в подтверждение своих слов.
— Прошло уже десять долгих лет с тех пор, как жемчужина Кронийского сектора, Дивинус Прим, скрылась от Света Императора. Украдена и скрыта от глаз даже самых решительных астропатических хоров. Но в крови святейших мучеников написано, что однажды Мефистон вновь приведет нас туда и направит к святейшим храмам планеты. Увиденное в Остенсорио доказывает, что это возможно, ведь Мефистон в одиночку и без чьей-либо помощи пересек Имматериум.
Капитан Ватрен покосился на эпистолярия, явно не веря своим ушам, и его глаза расширились от изумления. Рацел лишь спокойно посмотрел на него, подтвердив безумные заявления молчаливым согласием.
— И теперь ясно, что все мои видения и пророчества были истинными, — повысил голос Зин, возможно ощутивший даже на таком расстоянии сомнения капитана. — Ибо ритуал в Остенсорио принес немыслимые и божественные плоды, ведь ваш господин прошел через варп и вернулся, найдя похищенный мир. Он указал местоположение Дивинуса Прим — планеты, которую остальной Империум не может даже увидеть.
Вымотанный собственным пылом, Зин опустил медальон и откинулся на спинку стула, выжидающе глядя на Мефистона. Он ждал знака продолжить рассказ, но тот никак не реагировал. Тогда исповедник подался вперед, отчего у него над головой разошлись помехи, и он стал выглядеть как двуглавый мерцающий призрак.
— Владыка Мефистон, вы не поведаете нам о том, что предстало вашим глазам? Чтобы увидеть вас, я пересек половину Галактики. Я видел… — Он осекся. — Я видел то, что не смогу забыть, и потерял многих друзей, но спустя считаные дни я прибуду на Ваал. — В голосе звучало отчаяние. — И теперь, когда я так близко, молю вас, скажите, что же вы узнали? Вы добились невозможного, но что вы наблюдали, мой господин? Я должен знать!
Слова священника заставили Антроса поморщиться. Мало того, что смертный посмел требовать информацию от астартес, так еще и разговаривал с главным библиарием Кровавых Ангелов в таком тоне… немыслимо! Луций заметил, что не только его возмутило нарушение этикета. Капитан Ватрен побагровел и стиснул зубы, чтобы не наговорить лишнего.
Мефистон же оставался непроницаем и недвижим, продолжая изучать танцующие в воздухе пылинки.
— Дивинус Прим — не обычный мир! — прошептал исповедник, пытаясь вывести Властелина Смерти из задумчивости. — Я должен знать, как нам его вернуть.
Другие жрецы с благоговением повторили название планеты.
— Мы стоим перед самими вратами проклятия, Астра Ангелус, — продолжил Зин. — Самими вратами. — Он схватил висевшую на поясе книгу и начал цитировать ее голосом, дрожавшим от возбуждения. — На берегах Эсомино перед вратами Вольгатиса Его гнев воплотился!
— Его гнев, — прошептали священники.
— Пять раз по пять сотен врагов поверг Он на землю, — говорил исповедник. — Пять раз по пять стен пали от его гласа. Узрите, дерзкие звери п…
— Исповедник Зин, — перебил его Мефистон. В его тихом голосе слышалась угроза, и священники умолкли.
Затем старший библиарий заметил кое-что странное — его рука произвольно сжалась в кулак. Он помедлил, сочтя это более важным, чем объяснение, и неторопливо разжал пальцы, после чего вновь положил ладонь на подлокотник.
— Да? — спросил Зин.
Несколько ударов сердца спустя Мефистон отвел взгляд от руки.
— Нет нужды цитировать мне все «Превратности». — Он говорил все так же бесстрастно и сухо, без всякого гнева. — Ведь у меня есть все пять переводов.
Он кивнул на книгу в руках Зина:
— Улиар упустил большую часть изначального смысла, однако я могу одолжить вам копию трудов Пиндара.
Рацел довольно усмехнулся, но досада Зина сменилась негодованием.
— Что вы видели, старший библиарий? — гаркнул исповедник. — Где вы нашли его? Вас не было почти двенадцать дней. Что же вы нашли на Дивинусе Прим?
— Довольно, — процедил Ватрен, подавшись вперед, и свирепо посмотрел на Зина. — Не смейте так разговаривать с магистром библиариума!
Мефистон поднял руку, и Антрос понял, что тот прислушивается к далекому голосу. Он даже смог разобрать точные слова, шелестящие и свистящие в мыслях господина, нестройные, но настойчивые. «Мы такие, какими нас сделали шрамы. Мы рождены в крови». Слова сопровождало все то же видение лица без век и кожи, которое явилось Антросу на Термин. Оно исчезло так же быстро, как и появилось, и Луций понял, что опять невольно прочел мысли Мефистона. Это тревожило само по себе, ведь ему не следовало заглядывать в разум Властелина Смерти. Подобное «подглядывание» можно было назвать ересью.
— Ваш кардинальский мир все еще существует, исповедник Зин, — заговорил Мефистон, впервые посмотрев прямо на жреца, и подался вперед, чтобы свет упал на его лицо.
Когда-то черты старшего библиария были столь же красивы, как и у всех его братьев, но теперь его лицо превратилось в разбитую посмертную маску: острые углы и резко очерченные линии сходились к напряженным немигающим глазам.
— Вы уверены? — На гололите Зин содрогнулся и отвернулся, явно потрясенный взглядом Мефистона. — Дивинус Прим в безопасности?
— В безопасности? — Мефистон поднял бровь. — Нет. В Кронийском секторе ничто и никто не в безопасности, исповедник Зин. Уж вам-то это должно быть понятно. Войны Безгрешности не ближе к завершению, чем десятки лет назад, когда они только начинались. Но… — Он замолчал и вгляделся в темноту. — Но Дивинус Прим по-прежнему существует. Я провел там несколько часов. — Властелин Смерти неодобрительно нахмурился. — Беспорядок такой же, как и в остальном секторе.
Ошеломленные жрецы сотворили знамение аквилы, а исповедник подался вперед, пытаясь заглянуть в глаза Мефистона. Даже по проекции можно было заметить, как встревожен священник.
— Земля Дивинуса Прим священна. — Зину было трудно говорить от переполнявших его эмоций. — Это мир запретен для всех, кроме самых высокопоставленных представителей Экклезиархии. При всем уважении, мой господин, вам не дозволялось ступать на нее.