почти на каждого друга, сотрудника и любимого человека в ее жизни.
Принц Гарри беспокоится о безопасности г-жи Маркл и глубоко разочарован тем, что не смог ее защитить. Это неправильно, что всего через несколько месяцев после начала отношений с ним г-жа Маркл подверглась такой буре. Он знает, что комментаторы скажут, что это «цена, которую она должна заплатить» и что «это все часть игры». Он категорически не согласен. Это не игра - это ее жизнь и его жизнь.
Он попросил опубликовать это заявление в надежде, что представители прессы, которые продвигают эту историю, смогут остановиться и задуматься, прежде чем будет нанесен какой-либо дальнейший ущерб. Он знает, что это необычно - делать подобное заявление, но надеется, что здравомыслящие люди поймут, почему он счел необходимым выступить публично».
Это заявление было мастерским ходом. Гарри не только раздвинул границы, но и попытался защитить Меган так, как никогда не поступал с Челси Дэви или Крессидой Бонас, которым пришлось выдержать годы внимания прессы, но они не услышали от Гарри ни слова в их защиту. Стало ясно, что Меган занимает особое положение. Заявление показало их обоих в самом позитивном свете, вызвав сочувствие многочисленных романтиков и поклонников, которые однозначно желали им долгого счастья. Это также помешало дальнейшим поискам информации. Тем самым он заткнул рот не только несправедливым критикам, но и справедливым, которых впоследствии можно будет огульно обвинить в расизме, если они не отступят. Он блестяще спутал роли реальных расследователей и троллей благодаря уловке равного распределения вины между теми, кто пишет достоверные истории, и теми, кто использует интернет как площадку для выражения сомнительных суждений.
В качестве публичной фигуры, чьи многочисленные друзья привлекают внимание общественности, я могу сказать, что никто из них никогда не читает комментарии о себе в интернете, если только они не находятся в настроении, когда хочется как следует посмеяться. Публичные фигуры регулярно подвергаются троллингу. Он охватывает всю их жизнь и сферу деятельности, причем издания отслеживают свои разделы комментариев, лишь если возникают серьезные юридические проблемы. В прочих случаях все считают, что сумасшедшие, которые населяют интернет, составляют такую крошечную, пусть и громкую долю читающей газеты публики, что их следует скорее сбросить со счетов, чем принимать во внимание. Но в своем заявлении Гарри объединил ответственных авторов и безумных троллей, используя последних, чтобы заставить первых замолчать. Это был похвально эффективный прием, который, безусловно, дал ему и Меган достаточно времени и пространства, чтобы мирно развивать свои отношения.
Сексизм был еще одним отвлекающим маневром, пущенным в ход дела. К этому времени пресса обнаружила, что Меган действительно лично отвечает за контент The Tig. В своих материалах она регулярно эксплуатировала тему как расизма, так и сексизма. В контексте блога упоминание сексизма могло иметь смысл, когда он рассматривался как помеха в реализации потенциала женщин, но в контексте сообщений британской прессы об отношениях между одним из принцев и предметом его любви никакого сексизма не было: журналисты всего лишь старались собрать дополнительную информацию о прошлом Меган. Они просто пытались подтвердить слухи о ее деятельности. Привнесение проблемы сексизма не только заткнуло рот прессе, но и отвлекло ее от понимания того, что Меган знала: СМИ рано или поздно натолкнутся на один серьезный вопрос. Он сводился к тому, насколько уместно для члена королевской семьи в конституционной монархии, которая должна оставаться политически нейтральной и уважать мнение всех своих граждан, вступить в контакт с напористым, инициативным, амбициозным, самоуверенным политическим активистом левого толка? The Tig был видимым доказательством того, что убеждения и личность Меган несовместимы с королевской ролью, которую она неизбежно должна будет играть, если ее отношения с Гарри приведут к браку. Обоснованный вопрос, от которого ей и Гарри удалось отвлечь внимание прессы, был прост: каким образом столь громкая личность, как Меган Маркл, чья позиция состоит в том, что ей нужно использовать свой голос, впишется в роль, требующую молчаливого принятия точек зрения, которые не согласуются с ее собственными? Любопытно предположить, удалось ли бы избежать многих проблем, если бы они решались с самого начала. Но, опубликовав такое заявление, Гарри и Меган ушли от неизбежных сложностей до тех пор, пока не поженились. Тогда ей стало очевидно, что жизни ради безмолвной службы она предпочитает жизнь, открытую для самовыражения.
Выгадывая себе время, Гарри и Меган на самом деле только откладывали неизбежное. Они действительно считали, что успешно заставили замолчать те СМИ, которые, возможно, стремились к тому, чтобы их роман закончился. Каждый из них явно не понимал важности незыблемых вещей: в случае Гарри это были определенные черты личности Меган; в ее случае - та роль, которую пресса играет в Великобритании.
Переоценивая свой успех в борьбе с негативными публикациями, Гарри и Меган стали заложниками самообмана относительно своего контроля над прессой. К сожалению, Гарри был слишком мал при жизни матери, чтобы он мог оценить, насколько сильно ее попытки повлиять на прессу отрикошетили по ней самой. Что касается Меган, то она совершенно не представляла себе, как работает британская пресса. Она путала американские и канадские издания, которые сделали ей рекламу, с гораздо более разрушительной, чрезвычайно любопытной, непочтительной и воинственной системой. Она была похожа на ребенка, входящего в логово льва и думающего, что сможет выдрессировать его, как своего обожаемого питомца, послушного и любящего кава-лер-кинг-чарльз-спаниеля. Она щиплет льва за нос, теребит щеки, показывает ему кулак и приказывает сидеть спокойно.
Она уходит, уверенная, что все у нее под контролем, не понимая, что он просто не удосужился дать понять, кто здесь главный. Но в следующий раз все будет иначе.
Ни одна публичная фигура в Великобритании не может действовать без глубокого понимания того, как работает британская пресса. Она уникальна. Подобных СМИ нет больше нигде в мире. Они настолько радикально отличаются от североамериканской прессы, к которой привыкла Меган, что она была совершенно не готова к тому, что будет означать жизнь под пристальным вниманием журналистов. Если бы она и Гарри не купили себе передышку, сделав заявление, она могла бы понять еще до замужества, что похожа на пловца, привыкшего к хорошо подогреваемому домашнему бассейну, которого зимой окунают в ледяной холод Северного моря.
Мировая пресса - ручная по сравнению с британской. Это одинаково верно для американской и канадской прессы, для европейской, ближневосточной, азиатской или же прессы Индийского субконтинента. Единственные СМИ, которые сохраняют слабые отголоски британских, - это австралийские, но даже здесь все звучит очень приглушенно по сравнению с Флит-стрит. Во многом это связано с тем, что в Британии существует традиция здорового иконоборчества, восходящая к восемнадцатому веку3132. В то время европейские монархии были одновременно безмятежными и самодержавными, их пресса жестко контролировалась, а общественное мнение формировалось короной. Британский же монарх был узурпатором, приглашенным парламентом занять трон, пока настоящий король томился в изгнании. Такая ситуация неизбежно вела к нестабильности и возможности смены режима, вызывая раскол в обществе, порождая инакомыслие и давая голос тем, у кого раньше его не было. В итоге родилась самая свободная пресса в мире. Никто не станет недосягаемым для журналистов, будь то король, принц, аристократ, правительство, чиновник, общественный деятель или даже частное лицо, привлекшее внимание газет.
К 1714 году был сформирован первый клуб сатириков. В состав Клуба Мартина Писаки вошли два самых влиятельных автора того времени - Александр Поуп и Джонатан Свифт. Они проложили путь для Уильяма Хогарта, социального критика, художника-сатирика и политического карикатуриста конца века, чьи самые известные серии гравюр - «Карьера мота» и «Карьера проститутки».
К концу столетия такие сатирики, как Джеймс Гилрэй, были столь известными общественными комментаторами, что могли безнаказанно высмеивать все публичные фигуры, включая короля Георга III и его семью, особенно наследника, будущего Георга IV. К чести принца-регента, у него было достаточно чувства юмора, чтобы поместить в рамки несколько карикатур, высмеивающих его, причем его отец, известный как Фермер Джордж, также любил пошутить.
Именно против этой несокрушимой сатиры и были направлены появившиеся в двадцатом веке британские таблоиды (называемые так, потому что они были популярной прессой, несмотря на то что некоторые из них были крупнофор-матными33). Дед моей невестки, лорд Бивербрук, и его конкуренты, лорды Нортклифф и Ротермир, были титанами популярной прессы. Благодаря их усилиям сатирическая традиция была преобразована в нечто столь же общедоступное и беззаботное, но более приемлемое для широкой читающей публики. Вскоре к ним присоединились другие газетные магнаты, такие как Сесил Хармсворт Кинг, племянник по материнской линии как Нортклиффа, так и Ротермира, и сэр Уильям Эмсли Карр, который издавал The News of the World в течение пятидесяти лет. По их мнению, никакая история не должна быть написана в точности так, как рассказал интервьюируемый. Роль журналиста заключалась не в том, чтобы некритически пересказывать то, что сказал или сделал источник, а изображать его без уважения и достаточно сенсационно. Это оживляет повествование и сбивает спесь с главного персонажа. Общественные деятели, как правило, всегда относятся к себе более серьезно, чем другие готовы к ним относиться, поэтому некоторая непочтительность была приемлемой. Даже когда это были лестные публикации, им удавалось вставить ровно столько шпилек, сколько нужно, чтобы показать, что никто и ничто несовершенны, и их смыслом было сбалансировать положительное с отрицательным. Их месседж заключался в следующем: мы нелицеприятны. Так оно и остается по сию пору.