Более престижные газеты, такие, как правые The Times и The Telegraph или левая The Guardian и родственная ей газета The Observer (старейшая воскресная газета в мире), не были ниспровергателями основ. Они не стремились втоптать в грязь всех или все так, как это делали их популистские конкуренты. Если очернение не входило в планы, они не прибегали к нему, как это делала популярная пресса. Такая ситуация сохранилась даже после появления Руперта Мёрдо-ка34 в Англии в последние два десятилетия двадцатого века. Хотя он изменил тон и содержание самой августейшей газеты страны, сделав содержание The Times похожим на то, что вы могли читать в газетах среднего уровня, таких, как The Mail и The Express, одно принципиальное отличие осталось. The Times по-прежнему не относилась к числу борцов с традициями и авторитетами. Она оставалась такой же, как и другие элитные издания, которым не был свойствен ехидный тон таблоидов. В 1977 году, когда я была личным секретарем ливийского посла, всегда размещала свои тексты в авторитетных газетах, потому что можно было надеяться, что они не исказят и не переврут рассказанное вами. В этом они походили на североамериканскую прессу, к которой Меган так привыкла.
Ее неспособность уловить эти важные различия вывела Меган на скользкий путь. Если бы она попыталась понять, с чем имеет дело и почему все работает именно так, то у нее был бы шанс. Но по своему неведению она утратила способность справляться с ситуацией.
В Великобритании больше общенациональных газет, чем в любой другой стране мира. Их слишком много, чтобы перечислить все, но, помимо упомянутых выше, самыми популярными являются The Sun, People, The Star и The Mirror. Ни в одной другой стране нет более свободной и энергичной прессы, и ни в одной стране нет такого количества изданий, которые борются за долю доступной читательской аудитории. В результате конкуренция ожесточеннее, чем на любой другой территории в остальном мире. В Соединенных Штатах, например, действительно нет ни одной крупной ежедневной газеты, которую читало бы большое количество людей по всей стране. Есть The New York Times, The Washington Post, The Los Angeles Times и их более дешевые собратья, такие, как The New York Post, но все они местные. Нигде нет крупного национального издания, которое могло бы с ними конкурировать. Таким образом, в любом отдельно взятом регионе конкуренция менее интенсивна, чем в Англии, где каждой газете приходится биться за свою долю аудитории.
Сочетание конкуренции и иконоборчества усугубляется еще одной особенностью, уникальной для Британии. Соединенные Штаты, Канада и большинство европейских стран давно признали равенство всех социальных групп, либо потому, что они стали республиками, либо, если остались монархиями, их королевские семьи уже воспринимались как бессильные и чисто церемониальные представители государства. Британия является, по крайней мере, таким же эгалитарным и меритократическим обществом, как и любая другая западная демократия, и даже больше, чем многие другие. Однако во многих сегментах британского общества сохраняется заблуждение, что старая иерархия по-прежнему на своем месте, оставаясь, как и прежде, столь же могущественной и обструкционистской. Это заблуждение придает дополнительный импульс многим событиям в повседневной жизни, потому что некоторые СМИ - неважно, популярные или авторитетные, - потворствуют устаревшим предрассудкам, как если бы они были актуальны и сегодня. Тем самым они увековечивают разрушительные и вводящие в заблуждение мифы о структуре британского общества.
Конечно, есть веские коммерческие причины, по которым те или иные издания ведут себя определенным образом. Играя на предрассудках, зависти, страхах, надеждах и мечтах своих читателей, они продают свои материалы той аудитории, чьи мнения формируют, но в равной степени и отражают. Более беспристрастный подход приведет к коммерческому провалу, поэтому они оправдывают свои действия, а иногда даже убеждают себя, что верят в фантазии, которые сами же создают.
За пределами ринга акулы медиабизнеса проявляют вежливость по отношению друг к другу. Как и многие политики и юристы, они осознают, что, независимо от того, на чьей они стороне, все участвуют в одной игре. Я видела множество прекрасных друзей среди журналистов-соперников, притом что жизненные принципы одного могут противоречить принципам другого. Мне известны случаи, когда они сознательно разрушали жизнь ни в чем не повинных людей, чтобы достичь того, что считают более важной целью. Так было, например, во время некрасивой кампании в 2016 году, когда ряд изданий намеревался испортить репутацию одного моего знакомого в надежде свергнуть Генерального секретаря Содружества. Когда я выступила от имени этого человека по поводу одной из публикаций, мне сказали, что они не имеют ничего против него лично, но уничтожение его жизни будет небольшой платой, чтобы избавиться от баронессы Скотланд.
Гарри, конечно же, прекрасно знал, каким змеиным гнездом может быть британская пресса. У него была настоящая ненависть к СМИ, рожденная верой в то, что они убили его мать. Справедливости ради надо сказать, что они этого не делали. Диана выжила бы в автокатастрофе, если бы была пристегнута ремнем безопасности. Она также была причастна к тому, что в ту ночь за ней следила пресса. Перед отъездом с Сардинии Диана позвонила журналистам, чтобы сообщить им о своем прибытии в Париж. Она продолжала общаться с ними и по прибытии в этот город. Если вас преследуют люди, которых вы сами подталкивали к этому, вы, несомненно, несете ответственность за погоню.
Конечно, Гарри было всего двенадцать, когда умерла его мать. Он был слишком мал, чтобы иметь зрелое суждение о ней как о личности. По его собственным словам, когда он встретил Меган, он все еще не справился с травмой, вызванной смертью Дианы. И дело не столько в его личной слабости. Об эмоциональном воздействии смерти одного из родителей на детей младше четырнадцати лет написано много.
Неспособность Гарри к скорби была естественным явлением, сопутствующим потере родителя ребенком. Соответственно, пресса в этом не виновата.
Большинство людей в Великобритании, занимающих должности, которые заслуживают внимания прессы, относятся к СМИ со здоровым подозрением. К сожалению, большинство из них испытывает чрезмерный страх, вызывающий истерические и иррациональные реакции в тот самый момент, когда требуется уравновешенность. Я это говорю, исходя из жизненного опыта. Мне посчастливилось быть избалованной вниманием ручной прессы в первые двадцать четыре года жизни. Следующие сорок шесть лет мне приходилось терпеть нежелательное внимание британских таблоидов. Таким образом, я понимаю предысторию и Меган, и Гарри как немногие другие - хотя бы потому, что большинство людей никогда не испытывали того ужаса вторжения британских СМИ, с которым пришлось столкнуться мне.
Если посмотреть, насколько открыта была Меган в двух своих блогах, становится очевидным, что она совершила самую фундаментальную ошибку из всех возможных в общественной жизни. Она слишком раскрыла себя.
Меган думала, что благодаря своей открытости и честности завоевывает поклонников, и даже предоставляла потенциальным недоброжелателям информацию, которую они в итоге могли использовать против нее. На память приходят немногие публичные фигуры, которые действовали, как она. Одно из важнейших правил - задраивать люки в присутствии журналистов или слуг. Нужно выдавать информацию о себе, о своих чувствах и действиях, как если бы вы были скрягой, вынужденным делать пожертвования на то, что вам не нравится. Если вам нужна известность ради важного дела, например, в благотворительных или коммерческих целях, вы надеваете свои праздничные шмотки и следите за каждым своим словом. Вы не рассказываете журналистам о том, какие у вас самые большие надежды, опасения, желания, амбиции или что-то еще из множества вещей, которые Меган выдала в двух своих блогах. Вы не пишете статей, которые настолько откровенны, что могли бы стать темой для разговора с психиатром. Во время интервью вы изображаете открытую личность, при этом держа в секрете все, кроме предмета, о котором говорите. Когда вы видите репортеров, вы приятны, нейтральны, неинформативны и сдержанны. Вы не сливаете истории о себе или о своих знакомых. Конечно, существуют и добросовестные журналисты, но вам не следует проверять воду, если вы не уверены, что она не заставит вас промерзнуть до костей. Принцесса Монако Грейс, например, была настолько близкой подругой бывшего редактора женского раздела газеты The Evening News Гвен Робинс, что останавливалась у нее в Лондоне, когда, случалось, хотела сбежать от дворцовой жизни. Я дружила с такими журналистами, как Сью Дуглас, бывший редактор The Sunday Express, и фрилансер Кэтрин Олсен (леди Мэнчем в частной жизни). Тем не менее это исключения, а не правило, которое лучше всего было сформулировано сэром Джоном Фальстафом в шекспировском «Генрихе IV», часть первая: «Благоразумие - лучшая черта храбрости».
Многие знаменитости и члены королевской семьи имеют хорошие рабочие отношения - но не дружбу - с избранными журналистами. До встречи с Меган Гарри общался с Ребеккой Инглиш из The Mail и с парой других людей, установив с ними человеческие связи, которые пошли на пользу и ему, и им. В этом смысле он пошел по стопам своей матери. Диана поддерживала отношения с такими журналистами, как Ричард Кей и сэр Дэвид Инглиш, главный редактор The Daily Mail. Это была не личная дружба, а способ оказывать влияние на то, что о ней пишет пресса. Тот факт, что Гарри делал то же самое, говорит о достаточно высоком уровне его зрелости, достойном похвалы. Нет ничего более нецивилизованного, чем общественный деятель, неспособный по-дружески отнестись к обаятельному журналисту.
В течение недели между сообщением The Sunday Express о том, что в жизни Гарри появилась Меган, и его заявлением, сильно отпугнувшим СМИ, она осознала разницу между ручной прессой, к которой привыкла в США и Канаде, и британской. До этого момента Меган управляла своим профи