оддержки с их стороны, как он выразился. Ни он, ни Меган не понимали, что их личный комфорт не может стоять выше свободы прессы, в отличие от королевы и принца Чарльза.
В то время об этом мало кто знал, но, отказавшись присоединиться к Гарри, королева и принц Чарльз спровоцировали непредвиденные последствия. После этого пара стала искать способы сломать хребет своим критикам.
И им было наплевать на конституционные издержки, потому что они находились в процессе перехода в уникально противоречивую позицию: иногда они были королевскими особами, когда им хотелось закутаться в мантию, а иногда - частными гражданами, когда больше подходил обычный плащ.
К этому моменту общественность в массе своей начала понимать некоторые проблемы, которыми подпитывались слухи. «Она даже не очень хорошая актриса, - сказала нигерийка. - Если вы видели «Форс-мажоры», могли наблюдать и игру. Иногда она разыгрывает сцену из одного эпизода, иногда из другого. В этой женщине нет ничего настоящего». Я указала на то, что Меган, возможно, просто изображает то, что она действительно чувствует, и была вынуждена замолчать, когда услышала: «Тогда кто-то должен сказать ей, чтобы она прекратила изображать». С этим я не спорила, хотя и понимала, что поклонники Меган будут разочарованы, если она перестанет направлять им свои послания, воздействующие на подсознание.
Если оставить в стороне вопросы предпочтений в одежде, реальная опасность заключалась в том, что произойдет, если широкая общественность поверит, вслед за шумной частью интернет-комментаторов и прессой, что Меган симулирует беременность. Поскольку дворец был предупрежден о такой опасности, были задействованы команды людей, работающих за кулисами, чтобы закрыть некоторые из интернет-сайтов и заткнуть наиболее агрессивных комментаторов.
Букингемский дворец традиционно имел очень компетентную бюрократию. Чиновники могут быть нейтральными по сравнению с подкованными американскими специалистами по медиаменеджменту, такими как Sunshine Sachs, но они знают свое дело и делают его тихо и эффективно. Придворные, управляющие монархией, руководят не только официальными мероприятиями, но и самой королевской семьей. Расписания всех королевских особ оговариваются за полгода вперед. Если королева делает в Абердине нечто, заслуживающее внимания прессы, остальная часть семьи берет на себя будничные обязанности, которые не попадут в газеты, но будут идти на благо сообщества, с которым общается член королевской семьи. То же самое правило действует во всех сферах. Одна королевская особа не крадет праздник у другой. Это подрывало бы всю систему и долгосрочные цели монархии, которые заключаются в конструктивном продвижении различных инициатив, чтобы общественность ценила то, что делается от ее имени. Единственным человеком, который когда-либо сопротивлялся этой системе до Меган и Гарри, была Диана. Сначала она соперничала со своим мужем, затем, в преддверии развода, и позже, до самой смерти - со всей королевской семьей. «Ей доставляло удовольствие причинять неудобства в Балморале», - сказал писатель Ричард Кей, раскрывая лишь часть причин ее раздражающего поведения. По правде говоря, Диане нравилось быть в центре внимания. В ней был дух соперничества, она пристрастилась к вниманию прессы, и единственные случаи, когда она была довольна, - это когда она, а не кто-либо из других членов королевской семьи, была героем дня.
Хотя никто во дворце еще не подозревал, что Меган может быть реинкарнацией Дианы, они чувствовали, что между этими двумя женщинами есть тревожащие резонансы. Обе они были неприятны тем, что делали все, что им заблагорассудится, отказывались следовать указаниям и обладали талантом разжигать споры. «Плохие прежние дни вернулись, -сказал придворный во время беременности Меган. - Мы тратим так много времени на борьбу с последствиями всего, что происходит вокруг герцогини Сассекской, что у некоторых из нас его почти не остается на что-либо еще. Возникает щемящее чувство дежавю».
Некоторое утешение заключалось в том, что слухи о фальшивой беременности Меган естественным образом прекратятся, как только она родит. Существовал установленный режим для королевских беременностей и родов, и это заставило бы сомневающихся замолчать. Все королевские особы, готовящиеся стать матерями, неизменно пользовались услугами придворных гинекологов и акушеров, ведущих специалистов в своей области, чья репутация была безупречна. Поэтому не было бы никаких сомнений относительно того, кто носит ребенка или кто дал ему жизнь, коль скоро процесс появления на свет был таким прозрачным.
Рождение младенцев в королевской семье обычно требовало участия министра внутренних дел, который должен присутствовать во время родов вплоть до рождения ребенка. Этот обычай возник после рождения в 1688 году Якова, принца Уэльского, сына короля Якова II и королевы Марии Моденской. Яков II и его супруга были католиками, поэтому, как только у них появился сын, который заменил в линии наследования двух некатолических дочерей короля от первого брака (с дочерью графа Кларендона леди Анной Хайд), возможность восстановления католицизма в качестве официальной религии страны стала самой горячей темой дня. Это было невыносимо для протестантского лобби, которое свергло короля в ходе событий, известных в истории как Славная революция. Короля и королеву обвинили в том, что они тайно пронесли в грелке младенца мужского пола во дворец, чтобы с помощью такого ухищрения обеспечить наследование престола католиками. Это была смехотворная идея, так как, по обычаю, все королевские роды бывали засвидетельствованы бесчисленными придворными, не считая врачей и членов семьи. Тем не менее уловка сработала: Яков II, королева и наследник были отправлены в изгнание ко двору двоюродного брата Якова, короля Франции Людовика XIV. Тогда был принят закон, обязывающий министра внутренних дел впредь присутствовать при каждых родах в королевской семье, чтобы предотвратить незаконный пронос младенцев. Старшая дочь Якова II Мария была приглашена парламентом занять трон вместе со своим мужем и двоюродным братом по отцу Вильгельмом, принцем Оранским, который правил как король Вильгельм III, в то время как законные монархи Англии оставались в изгнании за границей.
Обычай присутствия министра внутренних дел при рождении всех королевских младенцев был отменен только после появления на свет принцессы Александры в 1936 году, когда он был признан излишним. Участие квалифицированных придворных врачей стало рассматриваться как столь же безопасный способ предотвращения проноса во дворец незаконнорожденных младенцев.
До последней четверти двадцатого века королевские дети рождались дома, а не в больнице. Четверо детей королевы родились в Букингемском дворце, в то время как сын принцессы Маргарет родился в Кларенс-хаусе, доме королевы-матери, а ее дочь - в ее собственном доме, Кенсингтонском дворце. Никакой секретности не было. Все ответственные медицинские работники были известны широкой публике.
Эта традиция распространилась и на следующее поколение, но с одним важным отличием. Королевских младенцев начали рожать в больницах. Крыло Линдо госпиталя Св. Марии в Паддингтоне в Лондоне стало излюбленным местом. И снова никакой секретности не было. Мать из королевской семьи была окружена медицинским персоналом, имена старших врачей были обнародованы, чтобы устранить любые подозрения в махинациях. Вряд ли широкой публике это было известно, однако здесь имело место продолжение вековой практики, согласно которой рождения в королевской семье всегда публично проверялись с помощью безупречных свидетелей. Общественность, в конце концов, имела право знать, что их потенциальный монарх имеет право на трон, причем оба эти права соблюдались через подкрепляющее присутствие свидетелей. Такой порядок существовал даже при абсолютных монархиях, поэтому комната Марии-Антуанетты была так набита придворными при рождении ее первого ребенка, что она изнемогала от недостатка воздуха, что потребовало удаления нескольких свидетелей. Это можно рассматривать как крайний случай, но реальность такова, что потенциальные монархи являются живыми представителями народа и, как таковые, формой общественной собственности. Их происхождение не может подлежать сомнению.
Решение Гарри и Меган не раскрывать имен медицинской команды шло вразрез со всеми известными традициями. Они заявили, что это их личное дело. Основной аргумент состоял в том, что они частные лица и, как таковые, имеют право на такую же степень конфиденциальности, как и все остальные.
Это соображение, конечно, было попросту неактуальным.
Гарри был шестым в очереди на трон. Ребенок, родившийся у него и его жены, автоматически становился седьмым в порядке наследования. Уильям и Кэтрин иногда путешествовали со своими тремя детьми в одном самолете, чего ранее не делал ни один другой наследник престола. Если самолет разобьется, Гарри и Меган станут возможными наследниками после принца Чарльза. Поскольку королеве было уже за девяносто, предполагалось, что рано или поздно Чарльз станет королем. Но если он умрет раньше королевы, а Кембриджская семья погибнет в результате несчастного случая, это означает, что Гарри и Меган станут следующими принцем и принцессой Уэльскими, а их ребенок будет третьим в очереди на трон. Как только королева умрет, они станут королем и королевой, а их ребенок - непосредственным наследником отца. Такой вариант развития событий не столь уж невероятен, чтобы его нельзя было предвидеть, а это означало, что их требования о неприкосновенности частной жизни были сомнительными и неконституционными.
Более того, создавая степень непрозрачности, которой никогда раньше не существовало, Гарри и Меган, то ли по невежеству, то ли из упрямства, не суть важно, подпитывали слухи о том, что она не беременна и что их ожидаемый ребенок родится от суррогатной матери. Если бы Букингемский дворец хотел иметь дело с наихудшим сценарием, его было бы сложнее придумать. Для придворных же это означало, что их жизнь превращалась в совершенно невыносимую по той простой причине, что Гарри и Меган ставили свои желания выше короны и интересов нации.