стика, сплавов и теплых, пружинящих композитов. Некоторые части были больше похожи на плоть, чем сама плоть. У нее были волосы и поры. Но это не был пот. Ее мозг поверил, что так должно быть, и это создало соответствующую иллюзию.
— Вчера я умерла, — продолжала Кэсси. — Когда вы позвонили, как раз произошел несчастный случай. Трос лопнул, и фюзеляж самолета раздавил меня. Он разрушил мое экзо-тело, которое теперь не подлежит ремонту. Несколько минут у меня не было тела, в которое я могла бы вернуться. Знаете, вам не всегда могут быстро предоставить новое тело — независимо от того, насколько хорошо вы все планируете. Обычно мы не замечаем этого, поскольку переход в новое тело происходит точно по расписанию. Но этот случай не был запланирован, и я вспомнила, каково это — быть в ней, в этом теле.
На щеках доктора Эббейта выступили желваки.
— Но сейчас же было не так, как тогда, теперь вы можете двигаться, ходить… Вы снова будете свободны. Свободно жить и дышать, чувствовать солнце на коже…
— Свободным быть больно, — ответила она все с тем же холодным безразличием к его чувствам. — Это свобода быть раненым, свобода быть убитым.
— Вы же ничего не потеряете, — продолжал он, бросив на нее умоляющий взгляд, будто она пыталась избежать нежелательного подарка. — Вы все равно сможете использовать экзо-скелет — как и сейчас.
— Но я буду знать. За десять лет я забыла, что со мной произошло на самом деле, как легко я могу быть повреждена. И я не хочу вспоминать об этом.
Она улыбнулась, пытаясь смягчить жесткость своих слов, чтобы он понял: она оценила все, что он сделал, все, что он хотел сделать, но он неправ.
— По крайней мере уделите этому вопросу некоторое внимание.
— Извините, Мартин. Вы хороший человек. Хороший, добрый доктор. Но тут не о чем думать.
Она отвернулась от тела на кровати, ненавидя свою черствость, но зная, что так будет лучше для всех.
— Даже если этого хочет моя плоть — я не хочу.
Позже, когда работы были близки к завершению и запасной каркас опустился на свое законное место, она обнаружила оторванную часть себя, застрявшую в расщелине возле одной из сварных седловин. Это была рука, обломанная у локтя.
Кэсси изо всех сил пнула этот кусок, а затем долго смотрела, как он падает в пыль и грязь фундамента.
19. Ма Ганга: Короткая история
Нэнси Кресс
2050 год — время опасности для планеты и научной активности.
Рассвет. На пригорке стоит молодой человек. Широкие невысокие ступеньки ведут вниз к реке, вонючей из-за гниющего мусора. Он бледен, веснушчат и одет чересчур тепло для жары — в длинные брюки и ботинки на толстой подошве, сразу выдающие в нем американца. Он вешает на грудь складной пластиковый холодильник, способный вместить шесть банок пива, и черные плотные лямки свисают вниз. Он выглядит ужасно.
На другой стороне Ганга восходит Солнце.
С обеих сторон парня обходит группа босых стариков в дхоти. Они входят в воду, минуя плавающий мусор, множество увядших цветов и останков животных, зацепившихся за что-то под водой. Губы мужчин шевелятся в молитве. Они поднимают к Солнцу ликующие лица. Изящная женщина в желтом сари присаживается, чтобы наполнить флакон святой водой Ма Ганга. Вдали похоронная лодка прокладывает себе путь среди дрейфующих венков.
Американец спускается по ступенькам. Он распаковывает свой холодильник, выглядящий в этом месте столь же экзотично, как белый медведь, и что-то берет из него. Затем он зажмуривает глаза. Его лицо искривляется в гримасе.
Он не может этого сделать. Он не обязан. Не его дело, не его страна, не его выбор.
Он закрывает крышку холодильника и поднимается по мокрым ступеням.
— Доктор Сандерс! Мы так рады вашему приезду!
Сет Сандерс откинулся назад, а затем попытался улыбнуться толпе людей в мраморном фойе Global Enterprises Partnership. Толпа? Ну нет, семь человек, наверное, нельзя так назвать. Дия обвинила бы его в необщительности.
Но тогда разве она сама не такая?
— Я рад быть здесь, — неловко сказал Сет и вспомнил, что нужно протянуть руку.
— Доктор Ананд, доктор Мюллер, и… э…
— Найджел Харрингтон, — обиженно произнес с британским акцентом высокий мужчина в дорогом костюме.
— Начальник отдела GEP, — весело сказала доктор Ананд, — и наш босс!
Сет понял, что она пытается сгладить ситуацию, но не знал, что с этим делать. Харрингтон — единственный из них, не бывший ученым — имел какое-то отношение к финансированию. А может быть, к политике. Сет произнет: "Привет".
— Добро пожаловать в Индию, — сдержанно сказал Харрингтон. — Надеюсь, мы вместе добьемся отличных результатов.
Они все ждали Сета — того, кто должен был эти результаты обеспечить. Если бы только Дия была с ним! Она всегда знала, что сказать, как очаровать всех. Но она отправилась прямо в отель. И насколько в последнее время она была готова помогать ему?
Люди все еще смотрели на него. Семь пар глаз — синие, коричневые, серые — на семи лицах. Тщательно подобранный баланс этносов, полов, религий. Пресс-дрон летал над головой, неустанно фотографируя эту оптимистичную сцену свидетельства научного прогресса.
Наконец Сет спросил: "Могу я увидеть реку?"
Поначалу GEP была большой фермой по производству препарата для похудения — для тех, кто мог себе это позволить, конечно. Без каких-либо побочных эффектов он полностью отключал чувство голода с помощью генетически модифицированных организмов, поселявшихся в биомассе кишечника и посылавшие четкие сигналы в блуждающий нерв. В течение шести месяцев после появления этого препарата ожирение исчезло из жизни среднего класса Америки. Имитации "черного рынка" нашли своих доверчивых покупателей, а GEP стала четвертой богатейшей корпорацией страны. Население США все четче делилось на две группы — тех, кто мог, и тех, кто не мог защитить себя от стремительного изменения климата, растущих беспорядков и опасности ожирения.
Беспорядки побудили GEP начать — под громкие звуки фанфар — свою экологическую программу. Компания не могла справиться с климатом — скорее всего, с этим никто не мог справиться, — поэтому выбрала меньшую цель, очищая загрязненные реки. Затем она нашла Сета, который уже делал нечто подобное, и окунула его в лучи славы, что ему было совершенно не нужно.
Его полем был эпистаз (взаимодействие генов), последствия генетических мутаций, зависящих от других мутаций, в результате чего изменяются функции белка. Некоторые трансформации были радикальными, даже невероятными. Большинство зависело от новых способов соединения протеинов. Спустя несколько лет терпеливого и упорного труда Сет обнаружил восемь эпистатических взаимозависимостей между разными мутациями в различных штаммах выбранной им бактерии. Затем он провел много лет — долгих, одиноких и плодотворных лет, — модифицируя бактерию и всегда видя перед собой одну цель.
Потом он достиг ее.
Его генно-модифицированная бактерия уничтожила токсин, сбрасываемый текстильными заводами в маленькую индонезийскую реку. Более простые модификации уже перерабатывали обычные сточные воды, но ничего не могли поделать с промышленными отходами. Работая только на рассвете и в сумерках из-за дневной жары, он получил настолько хорошие результаты, что ликовал. Бактерия уничтожала 98 % токсина.
Он не знал и даже не представлял, что за этим последует. Ожидал лишь публикации в журнале и уважения со стороны коллег. Но вместо этого получил медийную известность. За ним следовали роботы, его осаждали журналисты, отчаявшиеся люди из бедных стран писали ему душещипательные письма, подробно рассказывая о гибели детей из-за загрязнения рек и прося о помощи. Сет ненавидел все это. Он сбежал в GEP, приняв предложение заниматься дальнейшим усовершенствованием бактерии для избавления от других токсинов. Сету принадлежал патент. Он будет работать в ультрасовременной лаборатории в Бостоне. Он даже не прочитал свой контракт до конца.
Его "одолжили" Индии. Право GEP на подобное было оговорено в контракте. И компания сделала это, получив великолепный пиар.
Одна из женщин из встречавшей его делегации привела его к Гангу. Какой она была? Он не мог вспомнить. В свои 50 она выглядела бабушкой. Это должно было облегчить разговор с ней, но Сет не мог ничего сказать. Он следовал за ней молча. Очевидно, река была недалеко, и это было бы удобно для тестирования.
— GEP строит прямую и огражденную дорожку к вершине холма, — сказала она. — Кстати, меня зовут Саанви Парт, я из Университета Дели. Думаю, вы меня не помните.
— Простите, я…
Она озорно улыбнулась.
— Все в порядке, доктор Сандерс. Вас познакомили сразу со многими людьми.
— Да.
— И вам это не нравится. Но теперь мы будем постоянно работать вместе. Знаете, я ваш партнер по лаборатории. Старший генетик. Вы нормально переносите жару?
— Да. Нет. Если мы остановимся на минутку…
— Конечно. — Она вручила ему бутылку с водой. — Сядьте у той стены, в тени. Раньше никогда не было настолько тяжело, но вы знаете — все это последствия глобального потепления.
Нет, эти цифры не меняли его жизнь. До Индонезии он жил в лабораториях с кондиционером. Он почувствовал себя слабаком. Но ее улыбка была достаточно снисходительной.
— Ваш английский очень хорош, — сказал он, надеясь, что не сказал ничего предосудительного.
— Я училась в аспирантуре и защищалась в Оксфорде.
Они остановились на небольшой площади около домов и лавок. Сет пытался разобраться в этом вихре цвета, звука и запаха. Храмы, обезьяны, женщины в сари, мужчины в дхоти, мотоциклы, собаки, полицейские камеры, нищие, поющая группа мужчин, несущих труп в сторону реки, фрукты и очаги для жарения пищи и — да — свободно бредущая корова…
Все это увлекательно. Все это не замечало его, жило само по себе, позволяя ему быть лишь наблюдателем.
В тот момент, когда он стоял с бутылкой теплой воды в руке, его сердце дрогнуло. Ребенок, выросший в холодных зимах Миннесоты у молчаливых и жестких родителей, Сет влюбился в Индию.