— Так вот почему вы смеялись! Ну что ж, каждый имеет право гордиться своей проницательностью, — полушутливо-полусерьезно сказала она.
— Дело в том, что этот вопрос возникает у каждого, кто узнает о том, что я до сих пор не женат и у меня нет постоянной подруги. Дело совсем не в том, что у меня противоположная сексуальная ориентация.
— А в чем же?
— Просто у меня до сих пор нет подруги, — безыскусно ответил Луиджи. — Я много времени провожу на работе и часто бываю в разъездах: в Риме, Милане, Турине, Неаполе. Мне просто не хватает на это времени. Но я был бы совсем неискренним, если бы сказал, что дело только в отсутствии времени. Когда-то я был влюблен, и очень сильно, но это ничем не закончилось, и я очень долго не мог прийти в себя. А теперь… Ну, что теперь, вы знаете.
Джастина сочувственно посмотрела на итальянца.
— А вы так и не сказали мне, чем занимались раньше, до того, как стали работать на церковь.
Луиджи улыбнулся.
— Я работал на себя.
— Как это?
— Очень просто. Я занимался бизнесом и в общем сколотил довольно неплохой капитал. Это были довольно рискованные биржевые операции, и когда я вышел сухим из воды, мне захотелось послужить церкви. Знаете, такое часто бывает. Правда, обычно это происходит с людьми на склоне лет.
— А с вами случилось раньше?
— Вот именно. Так что можно сказать, что я отрабатываю свои долги и перед Богом.
— Это нечто вроде епитимьи?
— Да, только наложенной на себя добровольно.
— И как долго вы собираетесь отрабатывать свои долги перед Богом? — полюбопытствовала Джастина.
Луиджи пожал плечами:
— Не знаю, наверно, до тех пор, пока не посчитаю, что Господь вполне удовлетворен. Если быть совсем откровенным, то я близок к тому, чтобы завершить свою службу в епископальном управлении. Все-таки это не для меня. Я люблю свет, а не церковную тьму — в прямом, конечно, смысле. И вообще, церковь очень сильно ограничивает человека в его желаниях. А у меня с годами накопилось довольно много желаний.
— Например?
— Например, я бы с удовольствием составил вам компанию в ваших путешествиях. Деньги у меня есть, и мы вполне могли бы провести пару лет вдали отсюда.
Джастина с изумлением смотрела на своего спутника. Вот уж чего она совершенно не ожидала, так это таких настроений у Луиджи Скальфаро, всегда скромного, молчаливого, замкнутого в себе, правда, если это не касается экскурсий по городу.
— И куда же вы хотите уехать, если не секрет? — спросила она. — Уж не в Австралию ли?
Луиджи отрицательно помотал головой:
— Нет, это место расположено гораздо ближе. Всего лишь через море.
— В Африку? — в изумлении протянула Джастина.
— Вот именно. Вам может показаться странным, но католическая религия пробудила во мне интерес к мусульманскому миру.
— Почему именно к мусульманскому?
— Потому что я не могу понять многого из того, чем они живут. Меня просто распирает от любопытства. Я хочу увидеть Египет, Ливию, Алжир.
Джастина на мгновение задумалась.
— Но ведь там, кажется, недавно была война? По-моему, между Египтом и Израилем, или, может быть, я ошибаюсь? Честно говоря, я не очень хорошо разбираюсь в политике, даже несмотря на то, что мой муж политик.
— Да, вы правы, — согласился Луиджи, — там была война. Но, во-первых, она закончилась, а во-вторых, можно поехать и не в Египет. Например, в Алжир.
Это так совпадало с внутренними настроениями Джастины, что она просто подняла брови от удивления.
— Там ведь наверняка есть пустыня, да? — спросила она.
— Пустыня там везде, — ответил Луиджи. — Просто Алжир располагается ближе всех других арабских стран к Италии. Туда очень просто добраться.
— А что, есть какие-то регулярные рейсы?
— Пассажирских нет, но грузовые суда ходят. Можно просто договориться с капитаном и пересечь Средиземное море на каком-нибудь сухогрузе или танкере.
— А это не слишком сложно?
— Да нет, почему же. Главное, чтобы были деньги. А они у меня есть.
— Ну, в общем, я тоже не могу считать себя бедной, — сказала Джастина. — Но мне очень хотелось бы совершить такое путешествие вместе с Лионом. По-моему, он давно заслужил отдых. В последнее время он настолько занят, что мы созванивались только раз в две недели. Он постоянно торчит в самолете или на каких-нибудь переговорах. Честно говоря, все это меня ужасно угнетает.
— В Германии скоро выборы, — полувопросительно, полуутвердительно сказал Луиджи. — Вашего мужа можно понять.
— Кстати, а когда именно?
— По-моему, в первое воскресенье сентября, если мне не изменяет память, — ответил Луиджи.
— И как вы думаете, кто победит? Вы ведь, кажется, разбираетесь в политике?
— Насколько мне известно, Лион Хартгейм сейчас является депутатом бундестага от свободной демократической партии. Она-то уж точно не победит. Но если у двух главных политических сил Германии — социал-демократов и христианских демократов — не наберется в парламенте абсолютного большинства, то тот, у кого будет относительное большинство, попытается привлечь на свою сторону депутатов от партии, в которой состоит ваш муж. В таком случае у него есть вполне реальные шансы продолжить политическую карьеру.
Лицо Джастины исказилось в недовольной гримасе.
— А я-то думала, что он наконец-то уйдет в отставку, — разочарованно протянула она.
— Для человека в его возрасте уйти из политики сейчас означало бы разрушить для себя будущее. В общем, как бы то ни было, время покажет. Ждать осталось совсем недолго, две недели.
Джастина долго молчала.
— Ну что ж, — наконец сказала она, — в это время я буду в Мадриде.
— Очень жаль, что я не смогу составить вам компанию. Я давно не бывал в Испании, и мне было бы очень интересно посмотреть, как она выглядит сейчас.
— Если хотите, я могу написать вам оттуда, — предложила Джастина.
Луиджи улыбнулся:
— Не стоит. Если мне захочется узнать что-нибудь об Испании, я смогу побывать там и увидеть все собственными глазами. Но пока мне нужно закончить свои дела в Генуе. Нет, разумеется, если вы захотите написать, то я с удовольствием буду читать ваши письма. Адрес вы знаете.
Они приехали в аэропорт за четверть часа до отлета самолета в Мадрид.
Луиджи помог Джастине отнести багаж и пройти регистрацию, а затем, когда она уже собиралась отправиться на посадку, неожиданно произнес:
— Вы хороший человек, госпожа Хартгейм. Возможно, в другое время и в другом месте у нас что-то могло бы получиться. Возможно… Но всем распоряжается Бог. Во всяком случае так говорят те, кто ему служит.
— И вы им верите?
— Не знаю. Я хотел бы распоряжаться собой сам.
На прощание она поцеловала его в щеку и, повесив на согнутую руку небольшую сумочку, зашагала к прозрачной стеклянной двери, на которой горела надпись «Посадка».
43
Прилетев в столицу Испании, Джастина сразу же из аэропорта направилась на улицу Алькала, где остановилась в отеле «Дель соль» («Солнце»). Луиджи, который однажды уже бывал в Мадриде, рассказал, что в этом отеле часто останавливаются прославленные тореадоры.
Джастине очень хотелось познакомиться с одним из этих мужественных, героических парней, которые всегда находятся под угрозой опасности.
На следующее утро с блокнотом в руке — теперь она решила повсюду ходить с блокнотом, чтобы записывать мгновенно возникающие в голове ассоциации и впечатления — она спустилась в ресторан и заказала крепкий черный кофе. Осушив чашку едва ли не залпом, она жестом попросила официанта принести еще кофе, а затем оперлась локтями на стол и, опустив подбородок на руки, стала разглядывать посетителей, постепенно заполнявших ресторанный зал. Неподалеку от нее сидел щеголеватый молодой человек с длинными волосами, собранными в пучок на затылке. Джастина каким-то внутренним чутьем ощутила, что рядом с ней находится тореадор.
Когда официант принес еще одну чашку кофе, Джастина попросила его нагнуться и шепотом спросила по-английски:
— Кто этот человек?
Официант оказался вполне сообразительным и, лишь мельком взглянув в ту сторону, куда смотрела Джастина, ответил тоже по-английски, но с очень забавным мягким акцентом:
— Это Хуанито Мартинес, тореро.
Джастина кивнула, давая понять, что на этом ее любопытство вполне удовлетворено, и в знак благодарности протянула официанту бумажку достоинством в десять песет. Джастина тут же открыла блокнот и записала туда это экзотическое имя — Хуанито Мартинес. Джастина уже собиралась подняться из-за стола и подойти к тореро, чтобы познакомиться с ним, когда вспомнила, что ни черта не смыслит в испанском языке. Скорее всего, он точно так же знает английский. На этом ее энтузиазм иссяк, и она стала медленно потягивать густой черный кофе, наблюдая за происходившим в ресторане. Посетители непрерывно сновали туда-сюда, и Джастина немало повеселилась, наблюдая за тем, как приезжие — а в гостинице наверняка жили не местные жители — равнодушно проходили мимо, даже не взглянув на Хуанито. А потом с любопытством оборачивались, узнав от официантов, что этот молодой человек с по-детски круглыми глазами — не кто иной, как Хуанито Мартинес, знаменитый матадор, которого здесь все запросто называли Хуанито. Молодой человек заказал себе кусок жареного мяса, две чашки черного кофе и закурил толстую сигару. Похоже, что он сам купался в лучах собственной славы. Окруженный облаком душистого дыма, Мартинес сидел за столом и время от времени не без кокетства поглядывал на молоденьких девушек, с интересом наблюдавших за знаменитым тореро. Джастина сразу же поняла, что это тщеславный кумир толпы. Как всякий человек, привыкший рисоваться перед публикой, он невольно принимал изящные позы, стряхивая кончиком ногтя упавший на рукав пепел или поправляя перстень, шириной чуть ли не в сустав его пальца, украшенный огромным бриллиантом, переливавшимся всеми цветами радуги, словно в его ясной глубине пылал волшебный огонь. На нем был безукоризненный костюм, на соседнем стуле лежала шляпа, из одного кармашка жилета в другой протянулась тонкая золотая цепочка, в галстуке торчала жемчужная булавка, казалось смягчавшая молочным светом смуглый тон его лица. Он был одет так, словно через пять минут собирался выйти на арену Мадридского цирка, чтобы поразить очередного быка — из-под узких черных панталон выглядывали ажурные шелковые носки, похожие скорее на дамские чулки. Блестящие, туго стянутые узлом на затылке волосы придавали ему сходство с индейцем.