Все эти истории – правда. Разве не идеальный вариант – спрятаться внутри полой горы, которую и без того связывают с черной магией и дурными предзнаменованиями? Если оттуда будут доноситься непонятные звуки, это никому не покажется странным, и уж тем более ни у кого не возникнет желания что-то разузнать. Если я ошибаюсь, зачем ему вообще ошиваться в тех краях? Мне всегда было интересно, почему Магистр уделяет моей семье столь пристальное внимание. Не исключаю, что он поселился по соседству только для того, чтобы погубить семью нефилимов – перед таким соблазном он никогда бы не устоял.
Консул склонился над столом и стал рассматривать карту:
– Этого мало.
– Мало? – воскликнула Сесилия. – Для чего мало?
– Для того, чтобы убедить Конклав, – ответил Консул, выпрямляясь. – Шарлотта, ты должна меня понять. Чтобы послать против Мортмейна силы, основываясь на предположении, что он в Уэльсе, нам придется созвать Совет. Небольшой отряд туда направить нельзя, это рискованно, ведь враг может значительно превосходить по численности. Сколько этих тварей напало на вас сегодня утром?
– Шесть, может, семь, не считая того, что унес Тессу, – ответила Шарлотта. – Честно говоря, я не знаю. Вероятно, они обладают способностью складываться, иначе как бы набились в небольшую карету?
– Что ж, остается предположить, что Мортмейн не учел Габриэля и Гидеона Лайтвудов и послал меньше автоматов, чем требовалось. В противном случае вы все были бы мертвы.
– Лайтвуды… – усмехнулся Уилл. – Скорее Мортмейн недооценил Бриджит – она виртуозно владеет палицей.
Консул поднял руку:
– Мы прочитали бумаги Бенедикта. В них говорится, что Мортмейн скрывается в окрестностях Лондона и вынашивает планы выступить против анклава.
– Эти записи Бенедикт делал в те дни, когда его быстро покидал разум, – возразила Шарлотта. – Да и потом… не думаю, что Мортмейн поделился с ним своими истинными планами.
– Почему бы и нет? – В голосе Консула чувствовалось раздражение. – Бенедикту незачем лгать в своих записях, которые тебе, Шарлотта, читать не следовало. Если бы вы не были так убеждены, что знаете больше Конклава и Совета, то отдали бы их незамедлительно. На фоне подобного непослушания я не склонен вам верить. Если считаете нужным, можете поднять вопрос о возможном местонахождении Мортмейна в Уэльсе на заседании Совета, которое состоится через две недели…
– Через две недели? – взвился Уилл. Он побледнел, на щеках выступили алые пятна. – Тессу увезли сегодня. О каких двух неделях вы говорите!
– Магистру она нужна живой и здоровой, Уилл, – тихо сказала Шарлотта, – и тебе это известно.
– А еще мне известно, что он хочет на ней жениться! Да она скорее предпочтет умереть, чем стать игрушкой в его руках.
– Если так, ну ее к дьяволу! – заявил Консул. – Какая-то девчонка, даже не нефилим, не может быть приоритетом для нас.
– Для меня она важнее всех! – закричал Уилл.
Стало тихо. В камине потрескивали дрова. Солнце садилось, и лицо Консула оказалось в тени.
– Мне казалось, она невеста твоего парабатая, – произнес он, нарушив молчание, – но никак не твоя, Уилл.
Юноша вздернул подбородок:
– Если она невеста моего парабатая, то мой долг заключается в том, чтобы оберегать ее, как свою собственную. Это и называется – быть побратимом.
– Ну разумеется. – В голосе Консула прозвучал сарказм. – Подобная верность достойна всяческих похвал. – Покачав головой, он добавил: – Ох уж эти Эрондейлы. Упрямые как ослы. Я помню, как твой отец хотел жениться на твоей матери. Она не была в числе кандидатов на Вознесение[17], но он и слушать ничего не желал. Признаться, я надеялся, что его дети будут посговорчивее.
– Полагаю, вы простите нас с сестрой, если мы не согласимся, – парировал Уилл. – Ведь если бы отец, выражаясь вашим языком, оказался «посговорчивее», нас бы попросту не было.
– О, да это не спасательная операция, а настоящая война, – произнес Консул.
– А Тесса – не простая девушка, а оружие, которое теперь находится в руках врага. – Шарлотта стукнула кулачком по столу. – Говорю вам, Мортмейн намерен использовать ее против нас.
– Ну все, хватит. – Консул посмотрел на Уилла с Сесилией. – Этот разговор лишен всякого смысла, и я ухожу. Шарлотта, следи за своими подопечными. Такое ощущение, что они… слишком переволновались.
– Вижу, Консул, помогать нам вы не собираетесь. – Глаза Шарлотты метали молнии. – Но имейте в виду, я засвидетельствую в письменном виде, что предупреждала вас о сложившейся ситуации. И если в конечном счете промедление приведет к большой беде, вся ответственность ляжет на вас.
Сесилия подумала, что Вейланд рассердится, но он, накинув капюшон, сказал:
– Это, Шарлотта, и называется – быть Консулом.
Кровь… Кровь на булыжнике двора. Кровь на крыльце дома. Кровь на листьях в саду, фрагменты тела Руперта Блэкторна, лежащие в лужах подсыхающей крови, жижа, хлынувшая из тела отца, когда в него вонзилась выпущенная им стрела…
– Сожалеешь, что решил остаться в Институте, да, Габриэль? – ворвался в сумбурные мысли младшего Лайтвуда чей-то голос.
Перед ним, в ореоле тусклого света, стоял Консул. На нем было теплое пальто с капюшоном и перчатки. Выражение лица Консула было таким, будто Габриэль его изрядно развеселил.
– Я… – Юноша перевел дух, стараясь не выдать своего волнения. – Нет. Конечно нет.
Консул поднял бровь и с усмешкой заметил:
– И поэтому ты сидишь здесь в забрызганной кровью одежде и выглядишь так, будто за тобой гналось чудовище.
Габриэль яростно сверкнул глазами:
– Думаете, я струсил сегодня?
– Ничего такого я не думаю, – снисходительно произнес Консул. – Я знаю, что ты сражался вместе с остальными. И то, что твой брат ранен, мне тоже известно…
Габриэль вздохнул.
– А… так вот в чем дело, – покачал головой Консул. – Твой отец погиб, и ты подумал, что теперь тебе предстоит пережить смерть брата?
Габриэлю захотелось схватиться за стену. Его одолело безудержное желание ударить Консула Вейланда по елейной физиономии, на которой застыло выражение сострадания. Притворного сострадания… Ему захотелось броситься наверх, встать на колени у постели брата и никуда от нее не отходить, как не отходил от постели Джема Уилл. Когда по просьбе Сесилии он вызвал Уилла из комнаты, его поразила горькая мысль: Уилл был Джему больше братом, чем он – Гидеону. Вот почему он покинул здание Института и оказался в этом укромном месте за конюшнями. Габриэль был уверен, что здесь его точно искать никто не станет.
Но он ошибся. Впрочем, ошибался он часто, пожалуй, даже слишком.
– Ты увидел, как из раны брата потекла кровь, – продолжил Консул слащавым голосом, – и вспомнил, как…
– Я убил отца, – перебил Габриэль. – Всадил стрелу и пролил его кровь. Думаете, я не знаю, что это значит? Кровь отца будет взывать ко мне, как кровь Авеля взывала к Каину. Возможно, на тот момент это существо… червь… не имело ничего общего с моим отцом, но… Когда-то оно было Лайтвудом… А сегодня мог умереть Гидеон. Потерять еще и его…
– Ты прекрасно понимаешь, Габриэль Лайтвуд, что я имел в виду, когда говорил о Шарлотте и ее отказе следовать Закону, – сказал Консул. – Тебе не кажется, что здесь возникает вопрос о стоимости жизни. Все дело в том, что жизнь твоего брата чуть не принесли в жертву чьей-то чрезмерной гордыне.
– Что-то я не заметил, чтобы Шарлотту обуяла гордыня.
– И поэтому написал вот это? – Вейланд вытащил из кармана пальто первое письмо, присланное Габриэлем и Гидеоном. Он с презрением взглянул на него и бросил на землю. – Это нелепое послание вы сочинили, чтобы меня позлить?
– А что, получилось?
В какой-то момент Габриэлю показалось, что Вейланд набросится на него с кулаками. Но злобный огонь в глазах Консула быстро погас, и он спокойно ответил:
– Полагаю, я ошибся, когда подумал, что кто-то из Лайтвудов поддастся на шантаж. Ваш отец тоже не поддался бы.
– Не пытайтесь убедить меня – это бессмысленно. Лишь попусту потеряете время.
– Значит, после всего, что произошло, ты по-прежнему сохраняешь верность Шарлотте Бранвелл? От Гидеона я еще мог ожидать чего-то подобного, он пошел в мать – слишком верит в человеческую натуру. Но от тебя, Габриэль, – нет. Я думал, гордости у тебя в крови окажется побольше.
Габриэль прислонился затылком к стене.
– В переписке Шарлотты, – ответил он, – не было ничего такого, что могло бы заинтересовать вас. Вы сказали, что, если мы не будем докладывать о состоянии ее дел, нас ждет гибель. Но в том-то и дело, что докладывать было не о чем. Вы не оставили нам выбора.
– Надо было сказать правду.
– Но вы не желали ее слышать. Я не дурак, а мой брат и подавно. Вы хотели сместить Шарлотту с должности главы Института, но так, чтобы никто не понял, что это ваших рук дело. Решили повести дело так, будто она причастна к каким-то незаконным махинациям. Но истина заключается в том, что изобличать ее не в чем.
– Истина податлива, ее можно обнаружить, но можно и измыслить.
Габриэль метнул на Консула быстрый взгляд.
– Вы предпочли бы, чтобы я солгал вам?
– Нет, – ответил Консул, – не мне. – Положив юноше руку на плечо, он добавил: – Лайтвуды всегда знали не понаслышке, что такое честь. Ваш отец наделал ошибок, но вы не должны за них расплачиваться. Помогите мне, и я верну все, что вы потеряли, – родовое поместье, доброе имя. Ты сможешь жить дома вместе с братом и сестрой, а не ждать милостей от Института и Шарлотты.
Милости. Слово отдавало горечью. Габриэль подумал о крови брата на камнях. Если бы Шарлотта не была столь безрассудной, чтобы взять под свою опеку эту девушку, которая, как говорят, способна принимать любой облик, Магистр не послал бы в Институт своих механических монстров. И Гидеону не пришлось бы пролить кровь.