«Ты же знаешь, я не могу об этом говорить. Он больше не ваш Джем, теперь он брат Захария. Забудь о нем…» В голосе Безмолвного брата чувствовался упрек.
– Забыть его? Это невозможно! – воскликнула Шарлотта. – Енох, ты же знаешь, он не такой, как другие Безмолвные братья.
«Ритуалы, превращающие Сумеречного охотника в Безмолвного брата, держатся в строжайшей тайне».
– Послушай, я не спрашиваю тебя о ритуалах. Но мне известно, что, перед тем как вступить в братство, вы рвете все связи со своей прошлой жизнью. Однако Джеймс не смог этого сделать, с нашим миром его до сих пор связывают тесные узы.
Она взглянула на Тессу, дыхание девушки участилось, веки задрожали.
«Да, эти узы очень крепкие, но, если не разрубить их, они могут доставить очень много боли».
Вот она идет сюда – ах!
Слышу: платье шуршит вдали;
Если даже я буду остывший прах
В склепной сырости и в пыли,
Мое сердце и там, впотьмах,
Задрожит (пусть века прошли!) —
И рванется в рдяных, алых цветах
Ей навстречу из-под земли[38].
– Перестань, – раздраженно бросил Генри, закатывая забрызганные чернилами рукава домашнего халата. – Ты не мог бы почитать что-нибудь повеселее, с хорошей дракой?
– Это же Теннисон, – ответил Уилл, снимая ноги со стоявшей у очага оттоманки. – Прекрасное упражнение для ума.
Они сидели в гостиной, кресло Генри было придвинуто к камину, на коленях лежал открытый альбом для эскизов. После битвы в Кадер-Идрисе он был все еще бледен, но в глазах светилась жизнь.
Не успел Генри ответить, как дверь распахнулась и вошла Шарлотта. Выглядела она уставшей, концы рукавов, отделанных кружевом, были мокрые. Уилл тут же отложил книгу, а Генри поднял от альбома вопрошающие глаза.
Шарлотта увидела книгу, лежавшую на приставном столике, рядом с серебряным чайным сервизом:
– Уилл, ты читал Генри?
– Да, какие-то ужасные стихи, – ответил ее муж.
Новость о том, что даже Безмолвные братья не в силах поставить его на ноги, Генри встретил спокойно. И тут же проникся убеждением, что ему нужно смастерить самодвижущееся кресло, способное подниматься и спускаться по лестнице, чтобы он мог и дальше продолжать работу в своей лаборатории, которая находилась в подвале. Пока Уилл читал ему отрывки из «Мод», Генри как раз рисовал эскизы.
Шарлотта улыбнулась:
– Ну, так и быть, тебя, Уилл, я освобождаю от обязанностей читать, а тебя, Генри, от обязанности слушать. Вижу, курс поэзии пошел тебе не впрок. Если хочешь, дорогой, могу помочь тебе собрать твои записи…
Генри взглянул на жену с такой верой и восхищением, что Уиллу показалось, будто по его коже кто-то провел острием ножа. Он отнюдь не завидовал их счастью – просто не мог не думать о Тессе и своих несбывшихся надеждах. Порой ему казалось, что Тесса никогда и не питала к нему особых чувств, ведь он приложил столько сил, чтобы разрушить пусть даже крохотные зачатки любви. Но теперь ему страстно хотелось одного – чтобы она пришла в себя, выкарабкалась…
Уилл встал, намереваясь сказать, что хочет проведать Тессу, но тут в дверь постучали, и на пороге появилась непривычно взволнованная Софи. Через мгновение ее тревога нашла объяснение – в гостиную вошел Инквизитор.
Уилл, привыкший видеть Виктора Уайтлоу в церемониальных одеждах, с трудом узнал его в обычном сером пальто и темных брюках. На щеке выделялся свежий шрам.
– Инквизитор? – Шарлотта выпрямилась, лицо ее приняло серьезное выражение. – Чему обязаны чести видеть вас?
– Миссис Бранвелл, у меня для вас послание, – произнес Уайтлоу и протянул ей скрепленное печатью Консула письмо.
– А почему вы не прислали его по почте? – озадаченно спросила она.
– В нем содержатся сведения первостепенной важности, и прочитать его следует незамедлительно.
Шарлотта нахмурилась и взяла письмо. Уилл искоса наблюдал за Инквизитором. Ему показалось, что тот смотрит на женщину с осуждением. Юноша догадывался о происхождении шрама на его щеке – отметка, полученная в сражении с автоматами.
Там, под горой, Уилл был совершенно уверен, что всем им уготована смерть, но потом перед ними во всем великолепии ангельского огня предстала Тесса и поразила Мортмейна. Ничего более удивительного он не видел, но потом… потом, когда окровавленная Тесса упала, не подавая признаков жизни, восхищение сменилось ужасом. С помощью слабеющего Генри Магнусу с трудом удалось открыть портал, и они вернулись в Институт. Что было дальше, он мог бы выразить двумя словами – страх и усталость. В тот же день из Совета сообщили о тех, кто пал в бою в Зале заседаний. Прибывшие в Институт Безмолвные братья занимались ранеными. Тессу они отнесли в ее комнату, и Уилла к ней не пустили. Никогда еще Уилл не чувствовал себя таким беспомощным. А когда он обратился к Джему, чтобы поделиться с ним своими страхами, побратим, даже не попрощавшись, отправился обратно в Безмолвный город…
Сесилия изо всех сил старалась его успокоить, но Уилл все равно был зол – на Совет, на Джема, на Безмолвных братьев, которые сделали его побратима одним из них, хотя он знал, что Джем сам избрал для себя такой путь – для него это была единственная возможность выжить. По возвращении в Институт Уилл будто ощутил приступ морской болезни, ему было плохо, он не мог определиться с курсом, а Тесса…
В его мысли ворвался хруст разрываемой печати. Шарлотта вскрыла письмо, прочитала его, и щеки ее залились румянцем. Она подняла глаза на Инквизитора:
– Это что, шутка?
Уайтлоу нахмурился еще больше:
– Уверяю вас, нет. Вы готовы дать ответ?
– Лотти? Что-то не так? – спросил Генри, глядя на жену. Все его естество, вплоть до рыжих волос, лучилось любовью и тревогой.
Она посмотрела на мужа, перевела взгляд на Инквизитора и ответила:
– Нет, не готова.
– Но Совет не желает… – начал он и только сейчас, казалось, заметил Уилла. – Я могу поговорить с вами наедине?
– Уилл и Генри останутся здесь, – заявила Шарлотта и посмотрела Инквизитору прямо в глаза.
Уилл видел, что Генри не сводит с Уайтлоу тревожного взгляда. После смерти Вейланда, после резни в Совете они все ожидали, что Конклав так или иначе накажет их, хотя резня произошла не по их вине. Положение Шарлотты как главы Института было очень шатким, и было заметно, что ее нервы на пределе.
Ему вдруг захотелось поговорить с Джемом или Тессой, спросить у них, что можно сделать для Шарлотты, которой все они были многим обязаны.
– Пожалуйста, не ссорьтесь, я и сам собирался уходить, – сказал он.
– Уилл, – запротестовала Шарлотта.
– Все хорошо, не волнуйся. – Он прошел мимо Инквизитора и толкнул перед собой дверь.
Выйдя в коридор, Уилл на мгновение прислонился к стене, чтобы привести мысли в порядок.
Если у Шарлотты отнимут Институт…
Если у них не останется дома…
Если Тесса…
Нет! Тесса будет жить, разве может быть по-другому?
Шагая по коридору, он вспомнил родной Уэльс. Если у Шарлотты отнимут Институт, они с Сесилией, вероятно, вернутся на родину и начнут все сначала. Он забудет о том, что был нефилимом, – собственно, без Шарлотты, Генри, Джема, Тессы, да даже без этих несносных Лайтвудов ему и не хотелось быть им. Все они были его семьей, хотя понял он это слишком поздно.
– Тесса! Очнись! Ну, пожалуйста!
Голос Софи с трудом пробивался сквозь тьму. Тесса вздрогнула и заставила себя открыть глаза. Окна с отдернутыми шторами, бледный солнечный свет рисует на полу квадратики. Ее комната в Институте… «Софи», – попыталась прошептать она, но пересохшие губы не слушались. Взор затмила молния, и мир снова раскололся. Институт стал рушиться, исчезая во тьме, и девушка беззвучно закричала.
Габриэль полдня тщетно искал Сесилию по всему Институту, пока Сирил не сказал ему, что она в конюшне.
Конюшню, пропитанную запахом лошадей, заливал теплый желтоватый свет фонарей. Сесилия стояла у стойла Балия, прильнув головой к его шее. Волосы девушки, почти такие же черные, как грива коня, рассыпались по плечам. Когда она повернулась и взглянула на Габриэля, на шее ее сверкнул красный рубин.
На лице Сесилии отразилась тревога.
– Что-то случилось? С Уиллом все в порядке?
– С Уиллом? – удивился он.
– Просто вы на меня так посмотрели… – вздохнула она и покачала головой. – В последние дни Уилл сам не свой. Мало того что он переживает за Джема, а тут еще Тесса никак не может прийти в себя… Я попыталась поговорить с ним, но все бесполезно.
– По правде говоря, я не знаю, что у него на уме, но если хотите… – сказал Габриэль.
– Нет, – ответила Сесилия, устремив взгляд вдаль, – его сейчас лучше не трогать.
Габриэль подошел ближе. В свете фонарей кожа Сесилии приобрела золотистый оттенок.
Руки без перчаток на фоне вороной масти Балия казались невероятно белыми.
– Я… Похоже, вы очень любите этого скакуна, – сказал юноша и тут же выругался в душе.
Когда-то отец говорил ему, что женщин нужно пленять содержательными фразами. Габриэль не очень понимал, что такое «содержательные фразы», но был уверен, что только что высказанное замечание относительно скакуна к таковым не относится.
Сесилия с отсутствующим видом похлопала Балия по шее и повернулась к Габриэлю:
– Он спас моему брату жизнь…
– Вы уезжаете? – вдруг спросил ее Габриэль.
Глаза девушки расширились от удивления.
– Не поняла вас, мистер Лайтвуд…
– Пожалуйста, не зовите меня мистером Лайтвудом. И я, и вы – Сумеречные охотники, и для вас я просто Габриэль.
Щеки Сесилии залились румянцем.
– Хорошо, пусть будет Габриэль. Так почему вы спросили, не уезжаю ли я?
– Вы появились в Институте, чтобы забрать брата домой, – ответил Габриэль. – Но он уезжать не собирается, не так ли? Он влюблен в Тессу и хочет остаться рядом с ней.