– Мы отвечаем за то, чтобы защитить Тесс! – Резкость Уилла удивила даже саму Тесс. Юноша побледнел, заметив, что все взгляды обратились к нему, но все равно продолжил: – Мортмейн все еще хочет ее заполучить. Нельзя считать, что он оставил попытки. Может, он вернется со своей армией автоматонов, может, прибегнет к чарам, а может, кто-нибудь предаст нас… Но он все равно вернется.
– Само собой, мы защитим Тесс, – уверила его Шарлотта. – Ведь она – одна из нас. И, кстати… – Она опустила взгляд. – Завтра возвращается Джессамина.
– Что? – Уилл опрокинул чашку и залил скатерть остатками чая.
Послышались удивленные возгласы, одна Сесили не понимала, из-за чего такой переполох. Тесс только глубоко вздохнула. В последний раз она видела Джессамину в Безмолвном Городе, и та была бледна и испугана, а по щекам ее катились слезы…
– Она пыталась предать нас, Шарлотта, – сказал Уилл. – А теперь вы просто позволите ей вернуться?
– У нее нет семьи, а Конклав конфисковал все ее состояние. Кроме того, она сейчас просто не может жить одна. Два месяца допросов в Городе Костей чуть не свели ее с ума. Не думаю, что она представляет для нас опасность.
– Мы и раньше не думали, что она представляет опасность, – неожиданно серьезно заметил Джем, – но из-за нее Тесс чуть не угодила в лапы Мортмейна, да и все мы оказались под угрозой.
Шарлотта покачала головой.
– Мы должны проявить милосердие. Джессамина сильно изменилась, она уже не та, кем была раньше. Вы бы и сами поняли это, если бы навестили ее в Безмолвном Городе.
– У меня нет желания навещать предателей, – холодно произнес Уилл. – Она по-прежнему твердит, что Мортмейн в Идрисе?
– Да, поэтому Безмолвные Братья и отказались от дальнейших допросов – они так и не смогли ничего от нее добиться. Она не посвящена ни в какие тайны и не знает ничего важного. И сама понимает это. Она чувствует себя никчемной. Если бы вы только могли поставить себя на ее место…
– Не сомневаюсь, что она просто строит из себя жертву и рвет на себе волосы на публику…
– Ну, раз она рвет на себе волосы… – протянул Джем, подмигнув другу. – Ты ведь знаешь, как сильно Джессамина любит свою внешность.
Уилл улыбнулся, хотя взгляд его оставался суровым.
– Вот увидите, вы даже не узнаете ее! – воскликнула Шарлотта. – Дайте ей всего неделю. Если к концу этой недели вы так и не смиритесь с ее присутствием, я переправлю ее в Идрис. – Шарлотта отодвинула тарелку. – А теперь пора просмотреть мои выписки из бумаг Бенедикта. Кто готов помочь?
Кому: Консулу Джошуа Вейланду
От: Совета
Многоуважаемый господин консул!
До получения Вашего последнего письма мы полагали, что наши разногласия по поводу Шарлотты Бранвелл сводятся к простому несовпадению мнений. Хотя Вы и не давали разрешения на возвращение Джессамины Лавлейс в Институт, Безмолвное Братство позволило это, а такие вопросы находятся именно в ведении Братства. На наш взгляд, позволить девушке, несмотря на ее преступление, вернуться домой – а другого дома, кроме Института, у нее нет, – было очень великодушно. Что касается Вулси Скотта, он возглавляет организацию «Претор Люпус», которую мы давно считаем союзной нам.
Ваше предположение о том, что миссис Бранвелл водит знакомство с возможными врагами Конклава, обеспокоило нас, однако без каких-либо доказательств мы не можем сделать на этот счет никаких выводов.
Во дворе стоял экипаж консула – ярко-красное ландо с монограммой Конклава на боку, запряженное двумя прекрасными серыми жеребцами. День был дождливый, и извозчик, сидевший на козлах, с головой укрылся непромокаемым плащом. Хмурый консул, не проронивший ни слова с того самого момента, как он покинул институтскую столовую, велел Гидеону и Габриэлю разместиться в экипаже, а затем уселся сам и захлопнул за собой дверцу.
Экипаж тронулся, и Габриэль отвернулся к окну. Его мутило. Глаза горели. Начавшаяся накануне тошнота то проходила, то возвращалась с новой силой.
«Огромный червь… На последней стадии астриолы… демонического сифилиса».
Когда Шарлотта и Сумеречные охотники впервые предъявили обвинения его отцу, он не поверил. Отъезд Гидеона показался ему безумием, таким чудовищным предательством, какое можно было объяснить только помутнением рассудка. Отец обещал, что Гидеон еще передумает, что он вернется, чтобы принять участие в управлении имением и снова стать Лайтвудом. Но он не возвращался. Дни становились все короче и темнее, Габриэль видел отца все реже. Сначала в нем проснулось любопытство, а затем и страх.
«Бенедикта выследили и убили».
Выследили и убили. Габриэль снова и снова проговаривал про себя эти слова, но они не имели никакого смысла. Он убил монстра, как его и учили всю жизнь, но этот монстр не был его отцом. Казалось, его отец все еще жив и в любую минуту Габриэль может выглянуть из окна и увидеть, как он идет по тропинке, как развевается на ветру его длинный серый плащ, как выделяется на фоне неба его точеный профиль.
– Габриэль, – ворвался в его мысли голос брата. – Габриэль, консул задал тебе вопрос.
Габриэль поднял глаза. Консул выжидающе смотрел на него. Экипаж ехал по Флит-стрит, вокруг сновали журналисты, адвокаты и уличные торговцы.
– Я спросил, – сказал консул, – нравится ли вам в Институте.
Габриэль удивленно моргнул. Последние несколько дней прошли как в тумане. Он помнил, как Шарлотта обнимала его. Как Гидеон смывал кровь с его рук. Как Сесили сверлила его яростным взглядом – и все равно была подобна прекрасному цветку.
– Там неплохо, – хрипло ответил он. – Но это не мой дом.
– Что и говорить, особняк Лайтвудов прекрасен, – понимающе кивнул консул. – Хоть и построен на крови.
Габриэль непонимающе взглянул на него. Гидеон недовольно отвернулся к окну и пробормотал:
– Я полагал, вы хотите поговорить с нами о Татьяне.
– Я знаю Татьяну, – ответил консул. – В ней нет ни здравомыслия вашего отца, ни доброты матери. Здесь она перешла все границы. Само собой, ее запрос о возмещении ущерба будет отклонен.
Гидеон повернулся и удивленно посмотрел на консула.
– Раз вы так мало значения придаете ее словам, зачем мы здесь?
– Я хотел поговорить с вами наедине, – объяснил консул. – Понимаете, когда я решил вверить Институт Шарлотте, я думал, что женская рука пойдет ему на пользу. Гренвилл Фэйрчайлд был очень строг. Хотя он и управлял Институтом в соответствии с буквой Закона, под его руководством Институт был холодным и неприветливым местом. Здесь, в Лондоне, в величайшем городе мира, Сумеречные охотники не могли чувствовать себя как дома. – Он пожал плечами. – Я полагал, что, встав во главе Института, Шарлотта сможет исправить это.
– Шарлотта и Генри, – поправил его Гидеон.
– Генри – ничтожество, – отмахнулся консул. – Мы все знаем, что он под каблуком у жены. Я был уверен, что Генри не станет мешать; так и вышло. Но Шарлотта тоже не должна была стать помехой. Она должна была покорно подчиняться моим указаниям. Но в этом она глубоко разочаровала меня.
– Но вы заступились за нее перед отцом, – бросил Габриэль и немедленно пожалел об этом. Гидеон сверкнул глазами, а Габриэль сжал руки в кулаки.
– Неужели вы полагаете, что ваш отец стал бы покорно подчиняться мне? – удивленно спросил консул. – Из двух зол я выбрал меньшее. У меня еще была надежда одержать над ней верх. Но теперь…
– Сэр, – как можно вежливее прервал его Гидеон, – зачем вы нам это рассказываете?
– Ах! – воскликнул консул, выглянув в окно, по которому катились капли дождя. – Вот мы и приехали. – Высунувшись из экипажа, он крикнул: – Ричард! Остановись возле «Арджент-румс».
Габриэль посмотрел на брата, но тот лишь озадаченно пожал плечами. Братья знали, что «Арджент-румс» – это знаменитый мюзик-холл и дворянский клуб на площади Пикадилли, куда часто наведывались дамы сомнительной репутации. Ходили слухи, что клуб принадлежал кому-то из Нижнего мира и время от времени вечерние «выступления фокусников» не обходились без настоящей магии.
– Я приходил сюда с вашим отцом, – сообщил консул, как только все вышли из экипажа.
Гидеон и Габриэль недоуменно смотрели на довольно безвкусный портик, пристроенный к не столь вычурным зданиям, стоявшим здесь ранее. Тройная колоннада была выкрашена в ярко-синий цвет.
– Недавно полиция лишила «Альгамбру» лицензии, потому что руководство позволило танцевать там канкан, – объяснил консул. – Но «Альгамбра» принадлежит простецам. А этот клуб – совсем другое дело. Зайдем внутрь?
Его тон не допускал возражений. Братья последовали за консулом, и тот купил всем билеты. Габриэль недоуменно посмотрел на свой – он представлял собой рекламную листовку, обещающую лучшие развлечения в Лондоне.
– Силачи, – читал он, шагая по длинному коридору, – дрессированные животные, могучие девы, акробаты, цирковые номера и комики.
Гидеон что-то едва слышно пробормотал в ответ на это.
– И фокусники, – добавил Габриэль. – Похоже, здесь есть женщина, которая может закинуть ногу за…
– Боже, да это место ничем не лучше балагана, – заметил Гидеон. – Габриэль, не смотри по сторонам, пока я не разрешу.
Габриэль закатил глаза, но брат крепко взял его за локоть и повел в большой зал – огромное помещение, потолок которого был расписан копиями с полотен великих итальянских мастеров. Там было даже «Рождение Венеры» Боттичелли, порядком закоптившееся и уже повидавшее виды. Среди гипсовой лепнины скрывались газовые лампы, желтоватым светом освещавшие зал.
Вдоль стен стояли обитые бархатом банкетки, на которых сидели джентльмены в окружении громко смеющихся дам в чересчур ярких платьях. Со сцены в дальнем конце помещения лилась музыка. Улыбаясь, консул направился именно туда. Женщина во фраке и цилиндре скользила по сцене, исполняя песню под названием «Порочно, но прекрасно». Когда она повернулась, ее глаза вспыхнули зеленью.