– О таком одолжении я не мог и просить, – сказал Уилл.
Магнус смотрел на Джема, и лицо чародея – обычно веселое, насмешливое или беззаботное – было печально. Печаль эта удивляла Уилла.
– «Разве эта печаль так легко и глубоко проникла в самое сердце мое не потому, что я вылил душу свою в песок, полюбив смертное существо так, словно оно не подлежало смерти?» – произнес Магнус.
– Что это? – удивленно посмотрел на него Уилл.
– «Исповедь» Блаженного Августина, – ответил Магнус. – Ты спрашивал, как я, бессмертный, пережил столько смертей. Это не секрет. Ты просто выносишь невыносимое. Вот и все. – Он отошел от кровати. – Я оставлю вас наедине, чтобы ты мог с ним попрощаться. Я буду в библиотеке.
Уилл кивнул, не в силах произнести ни слова, и Магнус вышел из комнаты, забрав со стола перчатки. Мысли Уилла путались.
Он снова посмотрел на неподвижного Джема. «Я должен смириться с тем, что это конец, – подумал он, и мысль показалась ему совсем чужой. – Я должен смириться с тем, что Джем никогда больше не взглянет на меня, никогда не заговорит со мной снова. Ты просто выносишь невыносимое. Вот и все».
И все же ему казалось, что это происходит не по-настоящему, что это всего лишь страшный сон. Он подошел к кровати, склонился над Джемом и осторожно прикоснулся к щеке друга. Она была холодна как лед.
– Atque in pepetuum, frater, ave atque vale, – прошептал он.
Строки из стихотворения Катулла еще никогда не казались ему столь подходящими: «Во веки веков, брат мой, здравствуй и прощай».
Уилл выпрямился и отвернулся от постели, и в этот момент Джем поймал его за запястье. Оглянувшись, Уилл не сразу обрел дар речи и просто смотрел на друга.
– Я еще не умер, Уилл, – тихо сказал Джем слабым, но твердым голосом. – Почему Магнус спросил, знаю ли я, что ты влюблен в Тесс?
11Пугающая ночь
Пусть душа моя во мраке, свет прогонит темень прочь;
Слишком нравятся мне звезды, чтоб меня пугала ночь.
– Уилл?
Уилл так долго просидел в молчании возле постели Джема, слыша только прерывистое дыхание друга, что в первое мгновение решил, будто этот голос из темноты ему только почудился. Как только Джем отпустил его руку, Уилл рухнул в кресло у кровати. Сердце юноши отчаянно колотилось от облегчения, смешанного с ужасом.
Джем повернул к нему голову. Огромные зрачки окружала тонкая серебристая окантовка. Несколько мгновений друзья молча смотрели друг на друга. Спокойствие было подобно затишью перед бурей, перед тем, чего нельзя избежать.
– Уилл, – снова сказал Джем и закашлялся, закрыв ладонью рот. Когда он отнял ее, на пальцах была кровь. – Я… Мне снился сон?
Уилл поднялся на ноги. Джем произнес это так четко, так ясно – «Почему Магнус спросил, знаю ли я, что ты влюблен в Тесс?» – но теперь силы как будто покинули его. Казалось, Джем не понимал, что происходит.
Неужели он и правда слышал слова Магнуса? А если да, был ли хоть маленький шанс списать это на сон, на проделки его воспаленного воображения? Эта мысль в одно и то же время вселяла в Уилла надежду и огорчала его.
– Сон о чем?
Джем взглянул на забрызганную кровью руку и медленно сжал ее в кулак.
– Битва во дворе. Смерть Джессамины. И… Ее похитили, да? Тесс похитили?
– Да, – прошептал Уилл и повторил Джему то, что сказала ему Шарлотта: – Да, но вряд ли ей хоть как-то навредят. Не забывай, Мортмейн хотел заполучить ее невредимой.
Самому Уиллу слова Шарлотты не принесли успокоения, но все же он надеялся, что они успокоят Джема.
– Мы должны найти ее. Ты ведь знаешь, Уилл. Мы должны… – Джем попытался сесть и снова закашлялся.
Кровь окропила белое покрывало. Уилл поддержал Джема и осторожно опустил его на подушки, а затем взял с тумбочки влажную тряпку и принялся вытирать руки друга. Когда он попытался стереть кровь с лица Джема, тот взял тряпку из рук Уилла и мрачно сказал:
– Я не ребенок, Уилл.
– Я знаю.
Уилл отнял руки. Он так и не вымыл их после битвы, и теперь свежая кровь Джема смешалась с засохшей у него на пальцах кровью Джессамины.
Джем глубоко вздохнул и, уверившись, что это не приведет к новому взрыву, заговорил снова:
– Магнус сказал, что ты влюблен в Тесс. Это правда?
– Да, – ответил Уилл, почувствовав, что летит в пропасть. – Да, это правда.
Огромные глаза Джема сверкали в темноте.
– А она любит тебя?
– Нет. – Голос Уилла дрогнул. – Я признался ей в любви, но она осталась верна тебе. Она любит тебя.
Джем слегка разжал пальцы, вцепившиеся в покрывало.
– Ты признался ей в любви… – произнес он.
– Джем…
– Когда это было? И что двигало тобой?
– Тогда я еще не знал, что вы помолвлены. Я признался ей в тот же день, когда узнал, что я не проклят, – сбивчиво объяснил Уилл. – Я пошел к Тесс и признался ей в любви. Она была очень добра ко мне, но сказала, что любит тебя и что вы помолвлены. – Уилл опустил глаза. – Не знаю, играет ли это хоть какую-то роль, Джеймс, но я не мог и предположить, что ты влюблен в нее. Я был слишком поглощен своими чувствами.
Джем прикусил губу, и кожа вокруг нее слегка порозовела.
– Прости меня за этот вопрос, но это не мимолетное увлечение? Не скоротечная влюбленность… – Он осекся, увидев выражение лица Уилла. – Нет. Я вижу, что это не так.
– Я люблю ее настолько, что, когда она заверила меня, что будет счастлива с тобой, я поклялся больше никогда не говорить о своих чувствах, никогда не напоминать о своей привязанности ни словом, ни делом, чтобы не разрушить ее счастье. Мои чувства не изменились, и все же я слишком люблю вас обоих, чтобы поставить под угрозу то, что между вами. – Слова сами слетали с губ Уилла, но сдерживать их не было нужды – если уж Джем все равно возненавидит его, то пусть ненавидит за правду, а не за ложь.
Джем был поражен.
– Мне так жаль, Уилл. Мне очень, очень жаль. Если бы я только знал…
– Что бы ты сделал? – спросил Уилл.
– Я мог бы расторгнуть помолвку…
– И разбить оба ваших сердца? Разве это пошло бы мне на пользу? Джем, ты близок мне так, словно ты – вторая половина моей души. Я не могу быть счастлив, пока несчастен ты. И Тесс любит тебя. Каким чудовищем я был бы, если бы позволил себе насладиться тем, как страдают два человека, которых я люблю больше всего на свете? И ради чего? Ради простого удовольствия понимать, что раз Тесс не может быть моей, она не достанется никому?
– Но ты мой парабатай. Я пойду на все, чтобы облегчить твои страдания…
– Но эту боль, – сказал Уилл, – облегчить ты не сможешь.
Джем покачал головой.
– Но как же я не заметил? Я ведь говорил, что стены вокруг твоего сердца рушатся. Я видел это и думал, что знаю причину. Ведь я знал, что ты долго нес свою тяжкую ношу, и знал, что ты встречался с Магнусом. Я думал, что с помощью магии ты смог каким-то образом освободиться от ложного чувства вины. Если бы я только знал, что причиной всему Тесс, даже не сомневайся, Уилл, я бы никогда не признался ей в своих чувствах.
– Но как ты мог узнать? – Как бы скверно ни чувствовал себя Уилл, он впервые ощутил себя свободным, словно с его сердца сняли тяжкий груз. – Я всеми силами старался скрыть свою любовь. Ты… ты никогда не скрывал чувства. Сейчас я понимаю, что все было как на ладони, и все равно я ничего не заметил. Я поразился, когда Тесс сказала мне, что вы помолвлены. Ты всегда давал мне самое лучшее, Джеймс. Я и подумать не мог, что ты причинишь мне боль, поэтому я даже не брал в расчет твои чувства. Поэтому я и был так слеп.
Джем закрыл глаза. На его тонкие, как пергамент, веки, легли глубокие тени.
– Мне больно от твоей печали, – сказал он. – Но я рад, что ты любишь Тесс.
– Ты рад?
– Так все будет проще, – объяснил Джем. – Так мне проще будет озвучить свою просьбу: оставь меня и спасай Тесс.
– Оставить тебя сейчас? В таком состоянии?
Джем неожиданно улыбнулся.
– Разве не это ты собирался сделать, когда я поймал тебя за руку?
– Но… Я не верил, что ты придешь в себя. Сейчас все иначе. Я не могу оставить тебя одного, не могу позволить тебе в одиночку встретиться с тем, что ждет тебя впереди…
Джем поднял руку, и Уиллу показалось, что он коснется его ладони, но вместо этого юноша взял его за рукав.
– Ты мой парабатай, – сказал он. – Ты сказал, что я могу просить тебя о чем угодно.
– Но я поклялся остаться с тобой. «Смерть одна разлучит меня с тобою…»
– Смерть разлучит нас.
– Ты ведь знаешь, что клятва длиннее, – заметил Уилл. – «Не принуждай меня оставить тебя и возвратиться от тебя; но куда ты пойдешь, туда и я пойду»[18].
– Но ты не можешь пойти туда, куда иду я! – вскричал Джем, вложив в свой голос все оставшиеся силы. – И я этого не хочу!
– Но я не могу и оставить тебя умирать!
Умирать. Уилл впервые сказал это вслух, впервые допустил такую возможность.
– Больше никому нельзя это доверить. – Глаза Джема сверкали ярким огнем. – Думаешь, я не понимаю, что, если ты не спасешь ее, никто ее не спасет? Думаешь, я не страдаю из-за того, что не могу спасти ее сам или хотя бы помочь тебе?
Джем наклонился к Уиллу. Его кожа была бледной, как матовое стекло абажура, и, казалось, сияла ярким светом, исходившим откуда-то изнутри. Юноша протянул руки другу.
– Возьми меня за руки, Уилл.
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Уилл взял Джема за руки. Руна парабатая у него на груди как будто дрогнула, словно зная что-то, чего еще не знал он сам, словно чувствуя приближение такой ужасной боли, которую невозможно вынести. «Джем – мой страшный грех», – сказал он Магнусу, и теперь настал час расплаты за грехи. Уилл думал, что потеря Тесс была его карой, но даже представить себе не мог, каково это – потерять их обоих.