– Не все смертное бесполезно.
Миссис Блэк снова фыркнула.
– Ты слишком долго общалась с нефилимами. Лучше бы тебе жить среди себе подобных.
– И кто же это? Никто мне не подобен. Джессамина утверждает, что моя мать была Сумеречным охотником…
– Она действительно была Сумеречным охотником, – кивнула миссис Блэк. – Но твой отец им не был.
Сердце Тесс пропустило удар.
– Он был демоном?
– Ну уж точно не ангелом, – хмыкнула миссис Блэк. – Когда придет время, Магистр все тебе объяснит – кто ты, зачем живешь и для чего тебя создали. – Она откинулась на спинку сиденья, скрипнув металлическими суставами. – Должна сказать, ты впечатлила меня, сбежав с тем мальчишкой-нефилимом. Оказалось, у тебя есть воля. Вообще-то Магистру даже на руку, что ты так долго прожила с Сумеречными охотниками. Теперь ты знакома и с Нижним миром – и, похоже, сама принадлежишь к нему. Тебе пришлось использовать свой дар в тяжелых обстоятельствах. Какую бы проверку я тебе ни устроила, она не стала бы настолько сложной и не наделила бы тебя такими знаниями и такой уверенностью в собственных силах. Ты теперь другая. Ты станешь прекрасной невестой для Магистра.
– Но какая разница? – воскликнула Тесс. – Меня выдают за него силой. Какая разница, есть ли у меня воля или знания? Какая ему разница?
– О, мисс Грей, ты станешь не просто его невестой. Ты станешь погибелью нефилимов. Для этого тебя и создали. Чем лучше ты их знаешь, чем больше они тебе нравятся, тем более действенным орудием против них ты можешь стать.
Тесс казалось, что ее лишили воздуха.
– Мне нет дела до планов Мортмейна. Я не стану вредить Сумеречным охотникам. Пусть даже меня пытают или убьют!
– Твои желания не имеют значения. Ты поймешь, что не сможешь противостоять ему. Кроме того, чтобы уничтожить нефилимов, тебе достаточно просто быть собой и выйти замуж за Мортмейна, но здесь все устроят за тебя.
– Я помолвлена с другим человеком, – бросила Тесс. – С Джеймсом Карстерсом.
– Бедняжка, – произнесла миссис Блэк. – Боюсь, желание Магистра – закон. В любом случае Джеймс Карстерс умрет к следующему вторнику. Мортмейн скупил весь инь-фень в Англии и заблокировал его поставку. Наверное, стоило задуматься об этом, прежде чем влюбляться в наркомана. Хотя я полагала, что ты выберешь синеглазого, – добавила она. – Разве девушки не влюбляются в своих спасителей?
Тесс вдруг показалось, что все это сон. Она не могла поверить, что сидит в экипаже с миссис Блэк и слушает, как колдунья обсуждает ее романтические метания. Тесс повернулась к окну. Взошла луна. Они ехали по узкой дороге – вокруг плясали тени, а вниз, в темноту, уходил скалистый обрыв.
– Спасти можно множеством способов.
– Что ж, – зловеще улыбнулась миссис Блэк, – не сомневайся, сейчас тебя уже никто не спасет.
«Ты станешь погибелью нефилимов».
– В таком случае мне придется спасти себя самой, – ответила Тесс.
Миссис Блэк задумчиво наморщила лоб и с тихим скрипом повернула голову к девушке. Но Тесс уже собиралась с силами, как ее учили, и готовилась сосредоточить всю свою энергию в ногах и в теле, чтобы ударить по дверце экипажа.
Она услышала, как сломался замок и как яростно вскрикнула миссис Блэк. Металлическая рука дернула Тесс назад, схватив ее за ворот платья, но ткань порвалась, и Тесс полетела вниз, ударяясь о скалы и камни, соскальзывая в глубокий овраг. Экипаж несся по дороге, и миссис Блэк отчаянно приказывала вознице остановиться. В ушах Тесс свистел ветер, руки девушки не находили никакой опоры, и все надежды на то, что овраг окажется пологим и падение можно будет пережить, таяли на глазах. Падая, Тесс заметила, как блестит вода в узком ручье на дне оврага, далеко-далеко впереди, и поняла, что скоро разлетится на кусочки, словно хрупкая фарфоровая кукла, переломав все кости о камни.
Закрыв глаза, она пожелала себе быстрой смерти.
Уилл стоял на гребне зеленого холма и смотрел на море. Небо и море были такими синими, что казалось, будто на горизонте они сливаются воедино. Над головой летали чайки и крачки, соленый ветер трепал волосы. Было тепло, как летом, и камзол лежал на траве; рукава рубашки Уилла были закатаны, обнажая коричневые от загара руки.
– Уилл!
Он повернулся, услышав знакомый голос, и увидел, как Тесс поднимается на холм. Она шла по тропинке, заросшей незнакомыми белыми цветами, и сама напоминала цветок – в белом платье, похожем на то, которое она надевала на бал у Бенедикта Лайтвуда, когда Уилл поцеловал ее на балконе. Длинные каштановые волосы Тесс развевались на ветру. Она сняла шляпку и несла ее в руке, а другой махала Уиллу, улыбаясь так, будто была рада его видеть. Не просто рада. Будто встреча с ним наполняла ее сердце ликованием.
А сердце Уилла дрогнуло, стоило ему только увидеть девушку.
– Тесс, – позвал он и простер руки, словно мог притянуть ее к себе.
Но она никак не приближалась – казалось, что она очень близко и в то же время очень далеко. Уилл мог разглядеть каждую черточку ее прекрасного лица, но не мог коснуться ее, а потому стоял в предвкушении, чувствуя, как трепещет его сердце.
Наконец она подошла ближе – и Уилл увидел, как сминается трава под ее ногами. Он потянулся к ней, а она – к нему, и их руки соприкоснулись. Несколько мгновений они неподвижно стояли так, улыбаясь, и пальцы Тесс дарили Уиллу тепло.
– Я ждал тебя, – сказал Уилл, и Тесс взглянула на него с улыбкой, которая в следующую секунду исчезла с ее лица: девушка поскользнулась и сорвалась с обрыва. Руки ее выскользнули из рук Уилла, и Тесс молча полетела вниз, превращаясь в белое пятно на фоне синего горизонта.
Уилл резко сел на постели. Сердце юноши готово было выпрыгнуть из груди. Его комнату в таверне «Белая лошадь» заливал лунный свет, в котором виднелись очертания мебели: умывальник, мягкое кресло возле камина с тлеющими углями и тумбочка, где лежали ни разу не открытые «Наставления юным девам» Фордайка. Белье на кровати было холодным, но Уилл обливался потом. Поднявшись, он подошел к окну.
На подоконнике стоял небольшой букет сухих цветов. Отодвинув вазу, Уилл негнущимися пальцами ощупал раму. Все его тело болело. Ему никогда еще не приходилось так далеко скакать на коне, не сбавляя темпа, и теперь он чувствовал себя совсем разбитым. Прежде чем ехать дальше, нужно нанести руны ираци.
Окно открылось наружу, и Уилла обдало холодным ветром. Глубоко внутри, под ребрами, он чувствовал боль, никак не связанную с усталостью. Он не знал, что вызвало ее – разлука с Джемом или страх за Тесс. Уилл снова и снова видел, как она падала вниз, как размыкались их руки. Он никогда не верил в вещие сны и все же никак не мог восстановить дыхание. Внутри него все как будто сжалось от ужаса.
Заметив свое отражение в оконном стекле, он прикоснулся к нему, и стекло запотело вокруг его пальцев. Уилл не знал, что скажет Тесс, когда найдет ее, не понимал, как объяснит, почему именно он, а не Джем, пришел за ней. Если есть в этом мире хоть капля милосердия, возможно, они смогут вместе оплакать друга. Даже если Тесс никогда не верила, что Уилл любит ее, и никогда не отвечала ему взаимностью, судьба все же может оказать им милость и позволить разделить печаль. Не в силах вынести мысли о том, как сильно он нуждался в спокойной силе Тесс, Уилл закрыл глаза и прислонился лбом к холодному стеклу.
Пока они шли по извилистым улочкам Ист-Энда от станции Лаймхаус в сторону Джилл-стрит, Габриэль не сводил глаз с шагавшей рядом Сесилии. Они находились под чарами невидимости, чтобы не привлекать к себе ненужного внимания в этой бедной части Лондона: иначе их волей-неволей затащили бы в какую-нибудь лавку, полную бесполезного барахла. Сесили не могла совладать с любопытством и останавливалась у каждой витрины – не только возле ателье и шляпных мастерских, но и у магазинчиков, торгующих всем на свете, от ваксы до игрушек, от книг до оловянных солдатиков. Габриэлю приходилось то и дело напоминать себе, что она лишь недавно приехала в Лондон и никогда раньше не видела такого разнообразия товаров. Ему очень хотелось показать ей магазины на Пикадилли, которые гораздо больше подходили для девушки ее положения, чем здешние темные лавки.
Он не знал, чего ожидать от сестры Уилла Эрондейла. Она была удивительно похожа на брата и в то же время удивительно прекрасна. Габриэлю нечасто доводилось смотреть Уиллу в лицо, не желая ударить его при этом, но личико Сесили было очаровательно. Юноше захотелось даже написать стихи о том, что глаза ее – синие, как море, а волосы – черные, как горе, просто потому, что «море» и «горе» рифмовались друг с другом. Но он подозревал, что хороших стихов у него все равно не получится: Татьяна давно отбила у него любовь к поэзии. Да и не все можно было выразить в стихах – бывало, девушка улыбалась так прелестно, что хотелось наклониться и…
– Мистер Лайтвуд, – нетерпеливо сказала Сесили, видимо, обратившись к Габриэлю уже не в первый раз, – мне кажется, что мы прошли нужную лавку.
Габриэль чуть слышно выругался и повернул назад. Они действительно пропустили тот дом, на который указал им Магнус, но вскоре уже стояли напротив него – это была мрачная, зловещая лавка с мутными окнами, сквозь которые виднелись длинные полки, уставленные всевозможными предметами. В больших банках плавали мертвые змеи с огромными белыми глазами, рядом сидели куклы с маленькими золотыми клетками вместо голов, а в углу валялась целая куча браслетов из человеческих зубов.
– Боже, – пробормотала Сесили, – какая жуть!
– Вы предпочтете остаться на улице? – спросил Габриэль. – Я могу зайти один…
– И оставить меня здесь, на холоде? Как это не по-джентльменски! Конечно, нет. – Сесили взялась за ручку и открыла дверь, где-то звякнул колокольчик. – Следуйте за мной, мистер Лайтвуд.
Прищурившись, Габриэль следом за ней вошел в лавку. Внутри было ничуть не лучше, чем снаружи. Длинные пыльные полки утыкались в темный прилавок. Окна, казалось, были нарочно замазаны каким-то веществом, не пропускающим солнечный свет. На полках царил беспорядок: здесь вперемешку лежали медные колокольчики с ручками в виде костей, ножи всех размеров, толстые свечи, в воск котор