– Вы можете спрятаться здесь вместе со мной, – наконец предложила Сесили. – Если, конечно, хотите.
Кивнув, Габриэль подошел к ней, но не сел рядом, а встал возле окна и выглянул во двор.
– Приехал экипаж Безмолвных Братьев, – сказал он.
– Да, – кивнула Сесили.
Из Кодекса она знала, что Безмолвные Братья в мире Сумеречных охотников были и врачами, и священниками – они помогали больным, присутствовали при родах и сидели у постели умирающих.
– Я подумала, что должна навестить Джема. Ради Уилла. Но я никак не могу… не могу собраться с духом. Я трусиха, – добавила она, хотя никогда в жизни не корила себя за малодушие.
– В таком случае я тоже трус, – ответил Габриэль. Лунный свет падал ему на лицо, и казалось, что половина его закрыта темной маской. – Я пришел сюда, чтобы побыть один – и, если честно, чтобы оказаться подальше от Безмолвных Братьев. Они пугают меня. Я думал, может, разложу пасьянс… Если хотите, можем сыграть в «разори соседа»[19].
– Как Пип и Эстелла в «Больших надеждах», – улыбнувшись, заметила Сесилия. – Но нет… Я не умею играть в карты. Мама старалась не держать карт в доме. Видите ли, у моего отца… была к ним слабость. – Она посмотрела на Габриэля. – Знаете, мы чем-то похожи. Наши братья покинули семью, оставив нас одних. Наши отцы совершали ошибки. Мой чуть не сошел с ума, когда уехал Уилл и погибла Элла. Ему понадобилось несколько лет, чтобы взять себя в руки, и мы лишились дома. Так же, как вы лишились чизвикского дома.
– Чизвикский дом у нас забрали, – горько сказал Габриэль. – Честно говоря, я этому даже немного рад. Все мои воспоминания о нем… – Он поежился. – Отец заперся в кабинете за две недели до того, как я пришел сюда за помощью. Надо было прийти раньше, но я был слишком высокомерен. Мне не хотелось признавать, что я ошибся в отце. За эти две недели я почти не сомкнул глаз. Я стучал в дверь кабинета и умолял отца выйти и поговорить со мной, но в ответ раздавались лишь нечеловеческие крики. Ночью я закрывался в своей спальне на замок, а наутро находил на лестнице следы крови. Я все твердил себе, что слуги просто сбежали. Но я знал, что это не так. Нет, Сесили, мы с вами не похожи, ведь вы уехали сами. Вы поступили смело. А я медлил – и в конце концов у меня просто не осталось выбора. Я никуда не уходил, хотя и понимал, что это неправильно.
– Вы – Лайтвуд, – сказала Сесили. – Вы никуда не уходили, потому что были верны своей семье. Это не трусость.
– Разве? Неужели даже верность ложным идеалам достойна похвалы?
Сесили уже приготовилась ответить, но все-таки ничего не сказала. Габриэль смотрел на нее, и его глаза сияли в лунном свете. Казалось, ему было чрезвычайно важно услышать ответ на свой вопрос, и девушка задумалась, был ли у этого юноши хоть кто-то, с кем можно поговорить. Должно быть, он боялся поделиться своими душевными метаниями с Гидеоном, ведь тот казался таким непоколебимым, словно никогда в жизни не терзался сомнениями и ни за что бы не понял тех, кто не мог разобраться в себе.
– Думаю, – произнесла она, тщательно подбирая слова, – любое доброе намерение можно использовать во вред. Взгляните на Магистра. Он творит все это из ненависти к Сумеречным охотникам, будучи верным родителям, которые любили его и были убиты. Все это несложно понять. И все же ему нет оправдания. Пожалуй, принимая решение – любое решение – мы должны руководствоваться не только тем, что толкает нас к выбору, но и тем, к каким последствиям это ведет. Нужно следить, чтобы от наших решений не страдали другие.
Повисло молчание, а затем Габриэль сказал:
– Вы очень мудры, Сесили Эрондейл.
– Габриэль, не жалейте о том, какой выбор вы сделали в прошлом, – продолжила Сесили, не в силах удержаться от искушения называть юношу по имени. – Но в будущем принимайте только правильные решения. Мы можем меняться и можем становиться лучше.
– Отец не хотел бы, чтобы я становился лучше, – ответил Габриэль. – Что бы там ни было, а мне все равно так хочется надеяться на его одобрение!
– Но мы можем пойти дальше, Габриэль, – вздохнув, сказала Сесили. – Я пыталась быть такой дочерью, какую хотели родители, пыталась стать настоящей леди. Я уехала за Уиллом, считая, что поступаю правильно. Я знала, родители страдают из-за того, что он выбрал другой путь, – но это его путь, пускай он и нашел его не сразу. Это его путь. Не выбирайте тот путь, который выбрал бы ваш отец или брат. Будьте таким, каким хотите быть вы сами.
– Но откуда вы знаете, что я сделаю правильный выбор? – совсем по-мальчишески спросил Габриэль.
За окном раздался цокот копыт – Безмолвные Братья покидали Институт. «Джем», – мелькнуло в голове у Сесили, и сердце девушки отдалось глухим ударом. Уилл всегда смотрел на своего друга как на путеводную звезду, как на компас, который всегда ведет его к правильному решению. Сесили никогда не считала брата счастливчиком, но в некотором отношении ему действительно очень повезло. До сих пор рядом с ним всегда оставался человек, к которому можно было обратиться, не сомневаясь, что он даст верный совет.
Постаравшись, чтобы ее голос звучал как можно более твердо – не только ради самой себя, но и ради юноши, стоявшего у окна, – Сесили произнесла:
– Возможно, Габриэль Лайтвуд, я в вас верю.
14Парабатай
Не умер он; он только превозмог
Сон жизни, сон, в котором истязаем
Мы все самих себя среди тревог;
Сражаться с привиденьями дерзаем,
Ничто неуязвимое пронзаем
Ножом духовным; это мы гнием
Здесь, в нашем затхлом склепе; исчезаем,
Терзаемые страхом день за днем.
Надежды-черви нас готовы съесть живьем.
Когда Уилл въехал на постоялый двор «У зеленого человечка», земля под ногами превратилась в жидкую грязь. Усталый, изможденный, замерзший, он соскользнул с широкой спины загнанного Балия. Последние несколько часов он без остановки скакал по размытым дорогам, пока не начало темнеть, и теперь обрадовался при виде спешащего к нему помощника кучера. Сапоги паренька были по колено в грязи, в руках он держал лампу, распространявшую вокруг себя желтый свет.
– Ну и дождливый выдался денек, сэр, – произнес паренек, приблизившись к Уиллу.
Он казался совершенно обычным человеком, но было в его чертах что-то озорное, словно от эльфа. Волшебная кровь порой могла передаваться через поколения, проявляясь в людях и даже в Сумеречных охотниках в особом разрезе глаз или в ярком сиянии зрачков. Не стоило и сомневаться, что паренек обладал Зрением. Постоялым двором «У зеленого человечка» владели обитатели Нижнего мира. Уилл надеялся добраться сюда до наступления темноты. Ему надоело обманывать простецов, надоело пользоваться чарами, надоело прятаться.
– Дождливый? Разве? – пробормотал Уилл, чувствуя, как вода течет у него по волосам и капает с ресниц.
Он смотрел на дверь трактира, откуда пробивался приятный теплый свет. Темнота сгущалась. Небо заволокли черные тучи, сулившие продолжение дождя.
Паренек взял Балия за уздечку.
– Да у вас волшебный конь! – воскликнул он.
– Да. – Уилл похлопал Балия по боку. – Почисти его. Он требует к себе особого отношения.
– Так вы – Сумеречный охотник? – кивнув, спросил паренек. – К нам они нечасто заглядывают. Как-то останавливался один, но старый. Тот еще ворчун…
– Слушай, – начал Уилл, – у вас есть комнаты?
– Не знаю, остались ли еще отдельные, сэр.
– Мне нужна отдельная. А еще мне потребуются стойло для коня, горячая ванна и ужин. Беги, устрой коня на ночлег, а я поговорю с хозяином.
Хозяин оказался очень услужлив. В отличие от паренька, он ничего не сказал по поводу меток, которыми были покрыты руки и шея Уилла, только задал несколько обычных вопросов: «Сэр, вам подать ужин в комнату или вы спуститесь в столовую? Вы предпочтете помыться до ужина или после?»
Уилл был покрыт грязью с головы до ног и попросил сначала приготовить ванну, но согласился поужинать вместе с остальными постояльцами. Денег у него хватало, но подача ужина в комнату не входила в список необходимых трат, тем более что есть Уиллу не хотелось. Пища была лишь топливом для его путешествия – вот и все.
Хотя хозяин и не стал заострять внимание на том, что к ним пожаловал нефилим, в столовой собрались и другие постояльцы, проявившие гораздо больший интерес. Стоило Уиллу подойти к стойке, сидевшая у большого камина группа молодых оборотней, потягивавших дешевое пиво, начала перешептываться. Уилл сделал вид, что не замечает их, и заказал пару бутылок с горячей водой для себя и отруби для своего коня, как и полагается молодому аристократу. И все же глаза оборотней так и скользили по нему – по мокрым волосам, с которых капала вода, по грязным сапогам и по тяжелому плащу, не дававшему определить, был ли под ним обычный для нефилимов пояс с оружием.
– Полегче, ребята, – сказал самый высокий из оборотней. Он сидел спиной к огню, поэтому лицо его скрывалось в тени, но пламя высветило очертания длинных пальцев, которыми он вынул из кармана изящный керамический портсигар и постучал по его защелке. – Я его знаю.
– Ты его знаешь? – удивленно воскликнул один из его более молодых спутников. – Этого нефилима? Он что, твой друг, Скотт?
– О нет, он мне не друг. Не совсем. – Вулси Скотт запалил сигару от спички и, улыбнувшись, махнул огоньком в сторону юноши, стоявшего на другом конце комнаты. – Но то, что он здесь, весьма интересно. Весьма интересно.
– Тесс! – отчаянный крик прорезал ночную тьму.
Тесс сидела на берегу ручья, дрожа всем телом.
– Уилл?
Она поднялась на ноги и осмотрелась. Луна зашла за облако. Небо походило на темно-серый мрамор с черными прожилками. Прямо перед Тесс бежал ручей, воды которого в тусклом свете тоже казались серыми. Оглядевшись по сторонам, девушка увидела лишь кривые деревья, высокий утес, с которого она упала, и широкий простор полей, расчерченных на клетки каменными заборами. Не видно было ни города, ни деревни, ни даже скопления огней на крупном перекрестке.