– О, бога ради, – раздраженно бросил Генри, поправляя заляпанные чернилами рукава халата. – Может, выберешь что-нибудь повеселее? О славной битве.
– Это Теннисон, – ответил Уилл, спустив ноги с оттоманки, стоявшей возле камина. Они сидели в гостиной. Кресло Генри было придвинуто прямо к огню, у него на коленях лежал альбом. Мистер Бранвелл был все еще бледен после битвы в Кадер Идрисе, но щеки его постепенно розовели. – Он успокаивает душу.
Не успел Генри ответить, как дверь отворилась и в комнату вошла усталая Шарлотта. Отороченные кружевом рукава ее платья пропитались водой. Уилл тотчас отложил книгу, а Генри оторвался от альбома.
Шарлотта посмотрела на них обоих и заметила книгу, которая лежала на тумбочке возле серебряного чайного сервиза.
– Уилл, ты читал Генри вслух?
– Да, какие-то жуткие стихи, – ответил за Уилла сам Генри. Он держал в руке карандаш, многие листы альбома были изрисованы.
Узнав, что даже Безмолвным Братьям не под силу снова поставить его на ноги, Генри не пал духом и решил сконструировать себе кресло-каталку, которое сможет двигаться само, и снабдить его всеми необходимыми дополнениями. Он хотел, чтобы лестница не стала преградой для этого кресла и он мог бы спускаться в подземелье, к своим изобретениям. Целый час, пока Уилл читал ему отрывки из «Мод», Генри упоенно набрасывал эскизы: к поэзии он никогда не питал особого интереса.
– Что ж, Уилл, теперь ты свободен от дежурства, а ты, Генри, свободен от поэзии, – сказала Шарлотта. – Если хочешь, дорогой, я помогу тебе собрать заметки…
Встав позади мужа, она наклонилась и собрала разлетевшиеся листки в аккуратную стопку. Генри дотронулся до ее запястья и посмотрел на жену с таким доверием и такой любовью, что Уилл содрогнулся, словно его пронзила сотня ножей.
Не то чтобы он завидовал счастью Шарлотты и Генри – такого у него и в мыслях не было. Но он не мог выкинуть из головы мысли о Тесс – о том, как он позволил себе надеяться и как лишился всех надежд. Интересно, смотрела ли Тесс на него хоть раз таким же взглядом? Вряд ли. Раньше он так старался предать ее доверие – а теперь так мечтал восстановить его …
Отогнав от себя мрачные мысли, он поднялся на ноги, собираясь сказать, что пойдет к Тесс. Но не успел он раскрыть рот, как в дверь постучали и на пороге появилась Софи, которая казалась необычно возбужденной. В следующую секунду ее волнение объяснилось: в комнату вслед за ней вошел инквизитор.
Уилл встречался с ним на заседаниях Совета, но там инквизитор был облачен в церемониальную мантию, поэтому сейчас юноша с трудом узнал сурового мужчину в серой визитке и темных брюках. На щеке инквизитора алел шрам, которого еще недавно там не было.
– Инквизитор Уайтлоу, – Шарлотта выпрямилась, и ее лицо тотчас приняло серьезное выражение, – чем мы обязаны вашему визиту?
– Шарлотта, – сказал инквизитор, протянув ей письмо с печатью Совета, – я принес вам послание.
Шарлотта удивленно посмотрела на него.
– Разве вы не могли отправить его по почте?
– Это письмо первостепенной важности. Вы должны прочесть его сейчас же.
Шарлотта медленно взяла письмо и подошла к столу, чтобы взять нож для бумаги. Уилл воспользовался моментом, чтобы украдкой изучить хмурого инквизитора, который не обращал на него никакого внимания. Интересно, этот шрам у него на щеке появился после битвы Совета с автоматонами Мортмейна?
Уилл был уверен, что все они погибнут в туннелях под горой, пока Тесс не воссияла ярким огнем, обратившись в ангела, и не убила Мортмейна так легко, как молния ломает дерево. Юноша в жизни не видел ничего столь же поразительного, но его удивление быстро сменилось страхом за Тесс, когда та потеряла сознание и упала на пол, истекая кровью. Как они ни старались, привести ее в чувство не удалось. С помощью Генри изнуренный Магнус с трудом смог открыть Портал в Институт – и после этого для Уилла все было как в тумане: усталость, кровь, страх, Безмолвные Братья, ухаживающие за ранеными, сообщения из Совета о всех, кто пал в битве, пока гибель Мортмейна не уничтожила автоматонов. И Тесс – бесчувственная Тесс, которую Безмолвные Братья унесли на руках в ее спальню, не разрешив Уиллу пойти следом. Он не был ей ни братом, ни мужем, а потому лишь стоял и смотрел, как ее уносят, сжимая и разжимая окровавленные кулаки. Ни разу в жизни он не чувствовал себя более беспомощным.
А когда он повернулся к Джему, чтобы разделить свой страх с единственным человеком в мире, который любил Тесс так же сильно, как и он сам, Джем ушел, уехал назад в Безмолвный Город, в Братство. И даже не попрощался с ним.
Хотя Сесили и пыталась его утешить, Уилл злился – злился на Джема, на Совет и на все Братство за то, что его парабатаю вообще позволили стать Безмолвным Братом, хотя Уилл и понимал, что его злость несправедлива, что Джем сам сделал свой выбор, что иначе он бы не выжил. И все же с самого возвращения в Институт Уилл чувствовал, что земля словно уходит у него из-под ног – словно долгие годы он, как корабль, стоял на якоре в тихой гавани, а теперь сорвался с места и не понимал, в какую сторону плыть. А Тесс…
Шуршание рвущейся бумаги вернуло Уилла к реальности. Шарлотта открыла письмо и начала читать его, с каждой строчкой становясь все бледнее. Подняв глаза, она посмотрела на инквизитора.
– Вы смеетесь надо мной?
Инквизитор сдвинул брови.
– Что вы, ни в коем случае. Могу вас заверить, все серьезно. Вы можете дать ответ?
– Лотти, – произнес Генри, устремив на жену полный обожания взгляд, – Лотти, что случилось?
Шарлотта взглянула на него, а затем снова повернулась к инквизитору.
– Нет, – сказала она. – Пока я не могу дать ответ.
– Совет не хочет… – начал инквизитор, но оборвал себя на полуслове, как будто наконец заметив Уилла. – Шарлотта, можем мы поговорить наедине?
Шарлотта гордо вздернула подбородок.
– У меня нет секретов от Уилла и Генри.
Уилл и Генри переглянулись. В глазах Генри сквозила тревога. После разлада между Шарлоттой и консулом и после того, как консул погиб, все они с замиранием сердца ждали решения Совета. Неясно было, останутся ли они в Институте. В эту секунду Уилл видел, как дрожали руки Шарлотты и как плотно сжаты ее губы.
Ему отчаянно захотелось, чтобы рядом были Джем или Тесс – кто-то, с кем можно поговорить, кто посоветовал бы ему, как помочь Шарлотте, которой он стольким обязан.
– Ничего страшного, – сказал Уилл, поднимаясь на ноги. Ему хотелось навестить Тесс, пусть она и не открывала глаз и не узнавала его. – Я в любом случае собирался уходить.
– Уилл… – запротестовала Шарлотта.
– Все хорошо, Шарлотта, – заверил ее Уилл и вышел из комнаты.
Оказавшись в коридоре, он на мгновение прислонился к стене, собираясь с мыслями. В голову пришли его собственные слова – боже, с тех пор как будто прошел миллион лет! – которые уже не казались такими забавными: «Консул прерывает наш завтрак? Что же будет дальше? Инквизитор заглянет к нам на чай?»
Если Институт заберут у Шарлотты…
Если все они лишатся дома…
Если Тесс…
Он не смог закончить мысль. Тесс выживет, она должна выжить. Шагая по коридору, Уилл вспоминал зеленые холмы Уэльса и синее море. Может, они с Сесили вернутся туда, если Институт будет потерян, и заживут в родных местах. Такая жизнь не годится для Сумеречного охотника, но без Шарлотты, без Генри и Джема, без Тесс и Софи и даже без чертовых Лайтвудов Уиллу не хотелось быть Сумеречным охотником. Все они были его семьей, все они были ему дороги – и снова он понял это слишком поздно.
«Тесс. Очнитесь. Пожалуйста, очнитесь».
Теперь сквозь тьму взывала Софи. Вздрогнув, Тесс заставила себя на мгновение открыть глаза. Она увидела свою комнату в Институте, знакомую мебель, отдернутые занавески, слабый свет, пробивающийся сквозь стекла, и солнечные пятна на полу. Она попыталась зацепиться за этот образ. Краткие просветления случались среди бесконечного потока кошмаров и горячечного бреда, но ей не хватало времени и сил, чтобы пошевелиться и заговорить. «Софи», – шептала она, но сухие губы не слушались. Тесс снова озарило пламенем, мир разлетелся на множество осколков. Она беззвучно закричала, и Институт растворился во тьме.
Только Сирил смог наконец подсказать Габриэлю, что Сесили прячется в конюшне, – после того как младший Лайтвуд полдня тщетно искал ее по всему Институту. Габриэлю оставалось лишь надеяться, что поиски не привлекли к нему ненужного внимания и не возбудили подозрений.
Сгущались сумерки. В конюшне ярко горели желтые лампы. Пахло лошадьми. Сесили стояла в стойле Балия, прислонившись головой к могучей шее черного коня. Ее волосы, такие же темные, как его грива, свободно падали ей на плечи. Когда Сесили повернулась, Габриэль заметил, как блеснул у нее на горле красный рубин.
– Что-то случилось с Уиллом? – встревоженно спросила девушка.
– С Уиллом? – удивился Габриэль.
– Я просто подумала… У вас такое лицо… – Она вздохнула. – В последние дни он места себе не находит. Мало того что Тесс в беспамятстве, так еще и Джем… – Сесили покачала головой. – Я пыталась поговорить с Уиллом, но он молчит.
– Думаю, он как раз сейчас разговаривает с Джемом, – ответил Габриэль. – Признаться, я не знаю, как он. Но, если вам угодно, я могу…
– Нет, – тихо сказала Сесили и посмотрела вдаль. – Не нужно его беспокоить.
Габриэль подошел к ней ближе. В мягком свете светильника, стоявшего у ее ног, кожа Сесили отливала золотом. На руках не было перчаток, и на фоне черной шкуры коня пальцы казались белыми, как снег.
– Я… – начал юноша. – Похоже, вы очень любите этого коня.
Он тут же безмолвно проклял себя. Однажды отец сказал ему, что женщины, представительницы прекрасного пола, любят красивые слова и емкие фразы. Габриэль не знал наверняка, какую фразу можно назвать емкой, но не сомневался, что фраза «Похоже, вы очень любите этого коня» под такое определение не подходит.