– Я хорошо тебя знаю, Тесс. Я и не ожидал, что ты почувствуешь что-то иное.
– А я хорошо знаю тебя и вижу, что ты терзаешься чувством вины. Но почему? Ты не сделал ничего плохого.
Он наклонил голову, прислонился лбом к столбику кровати и закрыл глаза.
– Поэтому я и не хотел приходить.
– Но я не сержусь…
– Я и не думал, что ты рассердишься! – воскликнул Джем, и этот возглас был как бурный водопад, пробившийся сквозь толщу льда на реке. – Тесс, мы ведь были помолвлены. Предложение руки и сердца – это обещание. Обещание вечной любви и заботы. Я не хотел нарушать клятву, которую дал тебе. Но иначе мне пришлось бы умереть. Я хотел жениться на тебе и прожить с тобой долгие годы, но это было невозможно. Я умирал слишком быстро. Я бы отдал все – все на свете, – чтобы жениться на тебе хоть на один день. Но этот день никогда не наступит. И ты напоминаешь мне обо всем, что я потерял. О жизни, которой у меня никогда не будет.
– Один день брака не стоит целой жизни, – ответила Тесс.
Ее сердце колотилось как сумасшедшее, и каждый удар напоминал ей об объятиях Уилла в темнице под Кадер Идрисом и о его мягких губах. Она не заслуживала искренних признаний Джема, его раскаяния, его страданий.
– Джем, я должна тебе кое о чем рассказать.
Он взглянул на нее, и в его серебристых глазах она впервые увидела черные прожилки – прекрасные и необычные.
– Об Уилле. Об Уилле и обо мне.
– Он любит тебя, – сказал Джем. – Я знаю, он тебя любит. Мы говорили об этом перед его отъездом.
Хотя холод не вернулся в его голос, он казался удивительно, почти неестественно спокойным.
Тесс опешила.
– Я не знала, что вы обсуждали это. Уилл не сказал мне.
– Но и ты не сказала мне о его чувствах, хотя и знала о них давным-давно. У всех нас есть секреты, и мы храним их, не желая ранить тех, кто нас любит.
Неужели в его голосе появилось тепло? Или Тесс это просто показалось?
– Я больше не хочу хранить секреты, – произнесла Тесс. – Я думала, что ты умер. И Уилл считал так же. В Кадер Идрисе…
– Ты любила меня? – перебил ее Джем. Вопрос казался странным, но в нем не было ни упрека, ни скрытого смысла, и юноша ждал честного ответа.
Тесс посмотрела на него, и слова Вулси зазвучали у нее в ушах, как молитва: «Большинству людей с трудом удается обрести одну великую любовь в своей жизни. А у тебя их две». Признание могло подождать еще немного.
– Да, я любила тебя. И люблю до сих пор. Но я люблю и Уилла. Я не могу этого объяснить. Я не понимала этого, когда согласилась выйти за тебя замуж. Я любила тебя, я до сих пор люблю тебя, я никогда не любила тебя меньше, чем люблю его. Это звучит безумно… Наверное, никто и никогда меня не поймет…
– Я понимаю тебя, – сказал Джем. – Не нужно больше ничего рассказывать мне о вас с Уиллом. Ничто на свете не заставит меня разлюбить хоть одного из вас. Уилл – это я сам, моя душа. Раз уж я не могу завладеть твоим сердцем, он как никто заслуживает этой чести. Когда меня не будет, ты должна будешь помочь Уиллу. Ему придется… нелегко.
Тесс внимательно посмотрела на него. Кровь отлила от его щек, он снова был бледен, но спокоен. Его подбородок решительно выдвинулся вперед. Тесс поняла его слова: «Не говори мне больше. Я не хочу знать».
Она подумала, что есть секреты, которые не стоит раскрывать, которые лучше похоронить под гнетом лет, потому что они могут причинить боль другим. Поэтому она и не говорила Уиллу, что любит его, когда они все равно ничего не могли с этим поделать.
Решив не ранить Джема признанием, Тесс вместо этого сказала:
– Я не знаю, как справлюсь без тебя.
– Я задаю себе тот же вопрос. Не хочу покидать тебя. Не могу покинуть тебя. Но если я останусь, я умру.
– Нет. Тебе нельзя оставаться. Ты не останешься здесь, Джем. Пообещай мне, что ты уйдешь. Пообещай, что ты станешь Безмолвным Братом и будешь жить. Я бы сказала, что ненавижу тебя, если бы думала, что ты поверишь моим словам, только чтобы ты ушел. Я хочу, чтобы ты жил. Даже если это означает, что я больше никогда тебя не увижу.
– Ты увидишь меня, – тихо сказал он, подняв голову. – Вообще-то есть даже шанс – всего лишь шанс, но…
– Но что?
Он в нерешительности помедлил, а затем словно решил что-то для себя.
– Ничего. Это все глупости.
– Джем.
– Ты еще увидишь меня, но мы будем видеться нечасто. Я только начал свой путь. Братство живет по множеству законов. С каждым днем я буду отходить все дальше от своей прошлой жизни. Я не знаю, какие способности получу и какие руны нанесут мне на кожу. Я не знаю, каким стану. Я боюсь, что потеряю самого себя и свою музыку. Я боюсь, что перестану быть человеком. Я знаю, что я уже не буду твоим Джемом.
Тесс лишь покачала головой.
– Но Безмолвные Братья ведь… посещают Сумеречных охотников. Они ведь тоже принадлежат миру нефилимов. Может, ты…
– Но не в период обучения. Да и после обучения это случается редко. Безмолвные Братья посещают больных и умирающих, они присутствуют при рождении детей и проводят ритуалы нанесения первых рун и рун парабатаев… Но мы не посещаем дома Сумеречных охотников, если нас не призывают.
– Тогда Шарлотта будет призывать тебя.
– Она не сможет делать это постоянно. Сумеречный охотник не может призывать Безмолвного Брата без причины.
– Но я не Сумеречный охотник, – сказала Тесс. – Не совсем.
Они долго смотрели друг на друга молча, не двигая ни единым мускулом. Никто не хотел уступать.
– Помнишь, как мы стояли вдвоем на мосту Блэкфрайерз? – наконец мягко спросил Джем. Значки его расширились и стали черными, как ночь.
– Конечно, помню.
– Тогда я впервые понял, что люблю тебя, – сказал Джем. – Я дам тебе слово. Каждый год в один и тот же день я буду приходить на этот мост из Безмолвного Города. Мы будем встречаться там, пускай всего на час, и проводить этот час вместе. Но ты никому не должна об этом говорить.
– Один час в год, – прошептала Тесс. – Как мало! – Но затем она взяла себя в руки и глубоко вздохнула. – Но ты будешь жив. У тебя будет жизнь. Только это и важно. Ведь мне не придется навещать твою могилу.
– Нет. Еще очень и очень долго, – ответил Джем, и отстраненность вернулась в его голос.
– Значит, это чудо, – сказала Тесс. – Чудеса не обсуждают. Никому и в голову не придет жаловаться на то, что чудо не совсем такое, какого бы хотелось человеку. – Она дотронулась до нефритового кулона, снова висевшего у нее на шее. – Мне вернуть его?
– Нет, – покачал головой Джем. – Я уже не женюсь ни на ком другом и не могу взять кулон своей матери в Безмолвный Город. – Он легко прикоснулся к ее щеке и провел рукой по ее нежной коже. – Сам я ухожу во тьму, но мне хочется знать, что этот кулон – здесь, на свету, с тобой.
Сказав это, он выпрямился и пошел к двери. Полы мантии взметнулись, когда он повернулся. Тесс не могла пошевелиться и смотрела на него, чувствуя, как сердце выстукивает одно-единственное слово, которое она не в силах была произнести: «Про-щай. Про-щай. Про-щай».
У двери Джем остановился.
– Встретимся на мосту Блэкфрайерз, – произнес он.
И ушел.
Уиллу казалось, что если он закроет глаза, то разом услышит все звуки просыпающегося Института: Софи накрывает на стол, Шарлотта и Сирил помогают Генри перебраться в кресло, братья Лайтвуды сонно спорят в коридоре, Сесили, конечно же, ищет брата в его комнате – уже несколько дней она заглядывала к нему по утрам, безуспешно пытаясь скрыть свою тревогу.
А в комнате Тесс – Тесс разговаривает с Джемом.
Уилл знал, что Джем в Институте, потому что во дворе стоял экипаж Безмолвного Братства – юноша видел его из окна тренировочного зала. Но он не мог об этом думать. Он хотел этого, просил Шарлотту воспользоваться своим положением, но теперь, когда его желание сбылось, обнаружил, что не может вынести даже мысли о нем. Поэтому он пришел туда, куда всегда приходил в минуты особенного душевного волнения: еще на рассвете он начал метать ножи в стену, и теперь его рубашка пропиталась потом и прилипла к спине.
Бах. Бах. Бах. Каждый раз Уилл попадал в самое яблочко. Он помнил, что в двенадцать лет даже вонзить нож в мишень было для него практически непосильной задачей. Джем помог ему, показал, как держать кинжал, как правильно целиться. Из всех комнат Института этот зал больше всего напоминал ему о Джеме – разве что кроме спальни Джема, но оттуда уже вынесли все вещи его друга. Теперь она стала просто очередной пустой комнатой, ожидающей прибытия нового Сумеречного охотника. Даже Черчу, похоже, не хотелось туда заходить – иногда он сидел у двери, как, бывает, сидят все коты, но уже не спал на кровати, лишившейся владельца.
Уилл поежился. В зале было прохладно: огонь в камине прогорел и оставил после себя золотисто-красные угли. Уилл помнил, как в этой же комнате на полу у камина сидели двое мальчишек, один с черными волосами, а другой – с белыми как снег. Уилл учил Джема играть в экарте, стащив колоду карт из гостиной.
В какой-то момент, разозлившись из-за проигрыша, Уилл швырнул карты в огонь, а потом завороженно наблюдал, как они сгорают одна за одной, как огонь прожигает дыры в белой глянцевой бумаге.
– Так тебе не победить, – рассмеялся Джем.
– Иногда есть только один способ победить, – ответил Уилл. – Сжечь все дотла.
Нахмурившись, он подошел к мишени, чтобы вытащить ножи. «Сжечь все дотла». Все его тело до сих пор болело. Протянув руки к кинжалам, он заметил, что, несмотря на руны ираци, на коже все еще виднелись зеленоватые синяки и шрамы, полученные в битве в Кадер Идрисе. Он вспомнил, как сражался бок о бок с Джемом. В тот момент он как будто недооценил свое счастье – счастье последней совместной битвы.
Словно в ответ на его мысли на пороге появилась тень. Уилл поднял глаза – и чуть не выронил кинжал.
– Джем? – спросил он. – Это ты, Джеймс?
– Кто же еще?
Уилл встретился глазами с другом. Его лицо, взгляд – все было знакомым. Но раньше Уилл всегда чувствовал присутствие Джема, чувствовал его приближение. На этот раз Джем застал его врасплох – и это в очередной раз напомнило ему о том, как изменился его парабатай.