Ей казалось, что она разделилась надвое. Одна ее половина не могла перестать радоваться тому, что Джем был жив, что он еще не раз увидит, как восходит солнце, что опасный наркотик, принесший ему столько страданий, больше не будет выжигать из него жизнь. Но другая…
– Тесс? – тихо донеслось с порога.
Подняв глаза, Тесс увидела Уилла, стоявшего в дверях.
Уилл. Она вспомнила того юношу, который ворвался в ее комнату в Темном Доме и заставил ее забыть о страхе, болтая о Теннисоне, о ежах и о том, как храбрые рыцари спасают прекрасных принцесс и никогда не ошибаются. Тогда он показался ей красавцем, но сейчас она воспринимала его совсем иначе. Он был Уиллом во всем своем совершенном несовершенстве, Уиллом, которому так легко разбить сердце, хотя он и не открывал его первому встречному, Уиллом, который любил неразумно, но без остатка, всей душой.
– Тесс, – нерешительно повторил он, смущенный ее молчанием, и вошел в комнату, прикрыв за собой дверь. – Я… Шарлотта сказала, что ты хочешь меня видеть…
– Уилл, – произнесла Тесс, понимая, что она слишком бледна, что глаза ее покраснели и опухли от слез и что все это неважно, потому что перед ней Уилл. Она протянула к нему руки. Уилл тотчас подошел и заключил их в свои теплые, израненные ладони.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, скользя глазами по ее лицу. – Я должен поговорить с тобой, но не хочу утомлять тебя, пока ты еще слаба.
– Я уже в порядке, – ответила Тесс, сжав его пальцы. – Встреча с Джемом пошла мне на пользу. А тебе?
Уилл отвел глаза, хотя и не разомкнул рук.
– И да, – сказал он, – и нет.
– В голове прояснилось, но на сердце все так же тяжело.
– Да, – кивнул Уилл. – Да, все именно так. Ты так хорошо меня знаешь, Тесс… – Он грустно улыбнулся. – Он жив, и я благодарен за это. Но он избрал путь вечного одиночества. В Братстве едят в одиночестве, гуляют в одиночестве, просыпаются в одиночестве и в одиночестве встречают ночь. Я бы разделил все это с ним, если бы я только мог.
– Ты разделил с ним все, что мог, – тихо сказала Тесс. – И он все это разделил с тобой. Мы все стараемся поддерживать друг друга, но в итоге каждому из нас приходится делать свой выбор.
– Ты говоришь мне, что я не должен горевать?
– Нет. Горюй. Мы оба будем горевать. Горюй, но не вини себя, ведь в этом нет твоей вины.
Уилл взглянул на их соединенные руки и легко провел большим пальцем по ее костяшкам.
– Может, и нет, – сказал он. – Но я виновен в другом.
Тесс прерывисто вздохнула. Голос Уилла стал ниже, в нем появилась грубость, которой она не слышала с того самого момента…
…его горячее дыхание щекотало ей кожу, пока она сама не начала дышать так же страстно, скользя руками по его спине и плечам…
Судорожно моргнув, Тесс отняла руки. Она не смотрела на Уилла, но видела отсветы пламени на стенах пещеры, слышала его шепот – и все это казалось сном, как будто несколько мгновений было вырвано из настоящей жизни, как будто это происходило в другом мире. Тесс до сих пор не могла поверить, что это вообще произошло.
– Тесс? – неуверенно произнес Уилл, все еще протягивая ей руки.
Ей очень хотелось привлечь его к себе, усадить на кровать и поцеловать его, забыться в Уилле, как она забылась раньше, ведь он исцелял ее, как лекарство.
А затем она вспомнила затуманенные глаза Уилла в курильне опиума, мечты о счастье, которые разлетелись на куски, как только выветрился дым. Нет. Есть вещи, от которых нельзя убежать. Глубоко вздохнув, Тесс посмотрела на Уилла.
– Я знаю, что ты скажешь, – начала она. – Ты думаешь о том, что случилось между нами в Кадер Идрисе. Тогда мы считали Джема мертвым и полагали, что и сами вот-вот погибнем. Ты благороден, Уилл, и понимаешь, что ты теперь должен сделать. Ты должен сделать мне предложение.
Уилл не прерывал ее, но в это мгновение в очередной раз доказал, что умеет удивлять: он рассмеялся. Смех был негромким и преисполненным грусти.
– Я не ожидал, что ты будешь столь прямолинейна, но, полагаю, иначе ты сказать и не могла. Я знаю свою Тесс.
– Я – твоя Тесс, – ответила она. – Но, Уилл… Я не хочу, чтобы ты прямо сейчас начал разговор о женитьбе, об обещаниях на всю жизнь…
Уилл сел на краешек ее кровати. Он был в доспехах, рукава свободной рубашки были закатаны до локтей, ворот распахнут. Тесс видела у него на коже заживающие порезы и ссадины, полученные в битве, и белые следы целебных рун. В глазах Уилла зарождалась боль.
– Ты жалеешь о том, что случилось между нами? – спросил он.
– Как можно жалеть о том, что было, пусть и глупо, но прекрасно? – ответила Тесс, и боль в глазах Уилла сменилась замешательством.
– Тесс, если ты боишься, что я чувствую себя обязанным, что на самом деле я не хочу…
– Нет. – Она подняла руки. – Я лишь чувствую, что в твоем сердце сейчас сошлись тоска, и отчаяние, и облегчение, и счастье, и смятение, и не хочу, чтобы ты в такой момент совершал столь ответственные поступки. И не говори мне, что ты сейчас не на пределе, ведь я вижу, что это не так, и сама чувствую, что не в состоянии справиться со всем тем, что на меня навалилось. Уилл, сейчас мы оба не в том состоянии, чтобы принимать важные решения.
Уилл помедлил с ответом и коснулся груди в том месте, где когда-то была руна парабатая, – Тесс не знала даже, замечает ли он сам этот жест, – а затем сказал:
– Иногда ты бываешь слишком мудра, Тесс.
– Что ж, – ответила она, – кто-то ведь должен.
– Могу я что-нибудь для тебя сделать? – спросил Уилл. – Я бы не хотел уходить. Если, конечно, ты этого не хочешь.
Тесс взглянула на тумбочку, где стопкой лежали книги, которые она читала до нападения автоматонов – кажется, тысячу лет назад.
– Ты можешь мне почитать, – сказала она, – если не возражаешь.
Уилл посмотрел на нее и улыбнулся. Улыбка была странной, неловкой, но совсем настоящей, совсем свойственной Уиллу. Тесс улыбнулась ему в ответ.
– Я не возражаю, – ответил он. – Вовсе нет.
И через четверть часа Уилл уже сидел в кресле и читал «Дэвида Копперфильда», когда Шарлотта легонько толкнула дверь в спальню Тесс и заглянула внутрь. Она не могла справиться с волнением: ведь там, в тренировочном зале, Уилл казался таким потерянным, что Шарлотта вспомнила, как боялась, что Джем, если ему случится покинуть их, заберет с собой все лучшее, что есть в Уилле. А Тесс была еще слишком слаба…
Комнату освещал мягкий свет огня в камине, раздавался тихий голос Уилла. Каштановые волосы Тесс разметались по подушке, девушка лежала на боку и смотрела на погруженного в чтение Уилла с удивительной нежностью, которая вторила мягкости его голоса. Нежность эта была столь сокровенной и столь всеобъемлющей, что Шарлотта тотчас скользнула обратно в коридор. Дверь бесшумно закрылась.
На сердце у Шарлотты сразу стало легче, и она пошла прочь от комнаты Тесс, а голос Уилла летел ей вслед:
«…и я не могу следить за папой, – надеюсь, что это не слишком смело сказано, – как бы мне этого ни хотелось. Но все-таки хочу верить, что если они замышляют обмануть папу или предать его, то чистая дочерняя любовь и правда восторжествуют…»[32]
24Мера любви
Мера любви – это любовь без меры.
Зал заседаний Совета был залит ярким светом. Помост в передней части комнаты был заключен в двойную окружность, и все пространство между границами окружностей занимали руны – связующие руны, руны знания, руны навыков и мастерства и руны, обозначавшие имя Софи. Сама она стояла на коленях в центре круга. Ее темные волосы были распущены и спускались до талии, струясь волнами по черным доспехам. Она была очень красива в лучах солнца, пробивавшихся сквозь стеклянный купол зала, и шрам на ее щеке пылал ярким огнем.
Перед ней, подняв руки с Чашей Cмерти, стоял консул в простой алой мантии, ниспадавшей мягкими складками. Лицо Шарлотты было серьезно и сурово.
– Возьми Чашу, София Коллинз, – промолвила она, и зал погрузился в тишину.
Было немноголюдно. Тесс сидела с краю, рядом с Уиллом, Гидеоном, Габриэлем, Сесили и Генри. Все они в нетерпении подались вперед, ожидая Восхождение Софи. По обе стороны помоста стояли Безмолвные Братья. Головы их были склонены, мантии казались вырезанными из мрамора.
Шарлотта передала Чашу Софи, и та осторожно взяла ее в руки.
– Клянешься ли ты, София Коллинз, покинуть обычный мир и пойти по пути Сумеречного охотника? Примешь ли ты кровь ангела Разиэля и будешь ли чтить эту кровь? Клянешься ли ты служить Конклаву, следовать Закону, определенному Договором, и подчиняться слову Совета? Будешь ли ты защищать все смертное, понимая, что за свою службу ты не получишь ни награды, ни благодарности, лишь почет?
– Клянусь, – не дрогнув, сказала Софи.
– Клянешься ли ты стать щитом для слабых, светом в темноте, истиной среди обмана, высокой башней среди воды, всевидящим оком в ослепшем мире?
– Клянусь.
– А после смерти отдашь ли ты свое тело нефилимам, чтобы они сожгли тебя и доставили твой прах в Город Костей?
– Отдам.
– Тогда испей из Чаши, – сказала Шарлотта.
Гидеон затаил дыхание. Эта часть ритуала была опасна. Нетренированный или недостойный человек мог погибнуть.
Наклонив темную голову, Софи поднесла Чашу к губам. Тесс от волнения подалась вперед и почувствовала, как скользнула к ее руке рука Уилла. Он легонько сжал ее пальцы. Софи сделала глоток.
Окружавшее Софи и Шарлотту кольцо вспыхнуло холодным бело-голубым светом, скрыв их обеих. Когда свет погас, Тесс часто заморгала и в конце концов разглядела Софи, которая протянула сияющую Чашу обратно Шарлотте.
– Теперь ты – нефилим, – с улыбкой сказала Шарлотта. – Я нарекаю тебя Сумеречным охотником Софией из рода Сумеречного охотника Ионафана, сына нефилимов. Поднимись, София.