й, – раздраженно возразил Уилл. – Как полагается. Поэтому я и привел тебя сюда. Ты ведь и сама это понимаешь, правда?
– Мистер Рочестер никогда не ухаживал за Джейн Эйр, – заметила Тесс.
– Нет, он переоделся женщиной и до смерти испугал бедную девушку. Ты этого хочешь?
– Женщина из тебя получится просто ужасная.
– Вовсе нет. Я буду великолепен.
Тесс рассмеялась.
– Вот, – сказала она. – Вот это Уилл. Разве так не лучше? Неужели ты не согласен?
– Не знаю, – ответил Уилл, не сводя с нее глаз. – Я боюсь отвечать на этот вопрос. Говорят, каждое мое слово подталкивает американок к желанию поколотить меня зонтиком.
Тесс снова засмеялась, и Уилл присоединился к ней. Их сдавленное хихиканье эхом отражалось от стен галереи шепотов. После этого напряжение спало, и Уилл широко улыбался самой что ни на есть настоящей улыбкой, помогая Тесс спуститься из экипажа на землю по возвращении в Институт.
Тем вечером кто-то тихо постучал в дверь спальни Тесс, но на пороге никого не оказалось – на полу лишь лежала книга. «Повесть о двух городах». Странный подарок, подумала Тесс, ведь она могла сколько угодно читать эту книгу в библиотеке, но этот экземпляр была совсем новый, и на титульной странице стояло название книжного магазина, в котором он был куплен. Только позже Тесс заметила на титульной странице еще и дарственную надпись.
Тесс, Тесс, Тесс.
Разве есть на свете более прекрасное имя? Каждый раз, когда я произношу его вслух, мое сердце отдается радостным перезвоном. Странный образ, не правда ли – звенящее сердце? Но в ответ на любое твое прикосновение мое сердце звенит в груди, и звон этот расходится дальше по сосудам и венам, наполняя все мое тело радостью.
Зачем я пишу это в книге? Из-за тебя. Ты помогла мне полюбить эту книгу, хотя я ее презирал. Прочитав ее во второй раз – с открытыми душой и сердцем, – я погрузился в пучину отчаяния и почувствовал зависть к Сидни Картону – да, именно к Сидни! Ведь он, хоть и не мог надеяться на любовь женщины, которую любил сам, мог хотя бы сказать ей о своем чувстве. Он мог хотя бы сделать что-то, чтобы доказать свою страсть, пускай для этого ему и пришлось умереть.
Я пошел бы на смерть, чтобы только рассказать тебе правду, Тесс, если бы я был уверен, что умру я сам. Поэтому я и завидовал Сидни: ведь он был свободен.
Теперь и я наконец-то свободен и могу сказать, не боясь за тебя, что чувствует мое сердце.
Ты – не последняя мечта моей души.
Ты – ее первая мечта, единственная мечта, которую я никогда не мог от себя отогнать. Ты – первая мечта моей души, и эта мечта, надеюсь, даст жизнь многим другим мечтам, которых будет довольно на долгие годы.
Наконец-то с надеждой,
Прочитав это, Тесс долго сидела, держа в руках книгу и наблюдая, как солнце встает над Лондоном. Утром она впопыхах оделась, схватила книгу и побежала с ней вниз. Она поймала Уилла на пороге его спальни, бросилась к нему, схватила за руки и уткнулась лицом ему в грудь. Книга упала на пол между ними, когда Уилл обнял Тесс в ответ и принялся гладить ее по голове, тихо шепча:
– Тесс, что такое? Что случилось? Тебе не понравилось…
– Никто еще не писал мне ничего столь же прекрасного, – сказала она, не поднимая головы и слыша, как мягко бьется сердце у него под камзолом и рубашкой. – Никогда.
– Я написал это, как только узнал, что проклятие – ложь, – объяснил Уилл. – Я хотел подарить тебе эту книгу еще тогда, но… – Он напрягся. – Узнав, что ты помолвлена с Джемом, я спрятал ее. Я не знал, когда смогу – и смогу ли – подарить ее тебе. Но вчера, когда ты велела мне быть собой, я позволил себе надеяться, что могу снова вытащить из закромов эти мечты, смахнуть с них пыль и вручить их тебе.
В тот день они отправились в парк, хотя и было холодно. Солнце сияло по-зимнему ярко, воды Серпентайна[35] искрились, людей почти не было. Уилл показал Тесс то место, где они с Джемом кормили пирожками диких уток, и впервые улыбнулся, говоря о друге.
Тесс понимала, что не может заменить Уиллу Джема. Никто не мог его заменить. Но мало-помалу пустота в его сердце заполнялась заново. Уилл радовался тому, что Сесили рядом, – Тесс замечала это, когда брат с сестрой сидели вдвоем у огня и тихо говорили по-валлийски, а глаза Уилла светились счастьем. Ему даже начали нравиться Габриэль и Гидеон, и они по-дружески относились к Уиллу, хотя никто не мог стать ему таким другом, каким был Джем. А любовь Шарлотты и Генри была сильной и крепкой, как никогда. Тесс понимала, что ни ее раны, ни раны Уилла никогда не затянутся окончательно, но время шло, надвигалась зима, Уилл улыбался все чаще и все реже отказывался от еды. Его взгляд перестал быть таким потерянным, как в первые дни, и Тесс почувствовала, как груз спадает у нее с души.
– Хм-м, – протянул Уилл теперь, слегка покачнувшись на каблуках и не отрывая взгляда от паркета. – Может, ты и права. Кажется, именно под Рождество я сделал себе татуировку в виде валлийского дракона.
Услышав это, Тесс изо всех сил постаралась сдержать смущение.
– Как это произошло?
Уилл неопределенно качнул рукой.
– Я был пьян…
– Чепуха. Ты ни разу не бывал пьян.
– Как раз наоборот: чтобы научиться притворяться пьяным, нужно хоть раз напиться до беспамятства. Мы с Шестипалым Найджелом попивали горячий сидр…
– Уж не хочешь ли ты сказать, что Шестипалый Найджел действительно существует?
– Конечно, да…
Губы Уилла начали расплываться в улыбке, но она тотчас пропала – он смотрел мимо Тесс в глубину бального зала. Повернувшись и проследив за его взглядом, Тесс увидела, что к ним сквозь толпу пробирается все тот же высокий светловолосый мужчина, который чуть ранее беседовал с Шарлоттой.
Крепко сложенный, под сорок, со шрамом на скуле. Растрепанные светлые волосы, синие глаза, загорелая кожа, которая казалась особенно темной на фоне накрахмаленной белой рубашки. В нем было что-то знакомое, но Тесс никак не могла его вспомнить.
Он остановился перед ними. Его васильковые глаза обратились к Уиллу. Кожа вокруг них была совсем смуглой, исчерченной мелкими морщинами.
– Вы Уильям Эрондейл? – спросил он.
Уилл молча кивнул.
– Я Элиас Карстерс, – представился мужчина. – Джем Карстерс был моим племянником.
Уилл побледнел, и Тесс поняла, почему мужчина казался ей таким знакомым – было в его осанке, в походке, в форме ладоней что-то такое, что напомнило ей о Джеме. Так как Уилл, похоже, не мог вымолвить ни слова, Тесс ответила за него:
– Да, это Уилл Эрондейл. А я – Тереза Грей.
– Та девушка, которая умеет менять обличье, – кивнул мужчина – Элиас, напомнила себе Тесс, ведь Сумеречные охотники обычно обращались друг к другу по именам. – Вы были помолвлены с Джеймсом до его вступления в Безмолвное Братство.
– Верно, – тихо сказала Тесс. – Я очень люблю его.
Элиас посмотрел на нее, но в этом взгляде не было ни враждебности, ни вызова – лишь любопытство. Затем он повернулся к Уиллу.
– Вы были его парабатаем?
– И до сих пор остаюсь им, – упрямо ответил Уилл, снова обретя дар речи.
– Джеймс рассказывал о вас, – сказал Элиас. – Уехав из Китая и вернувшись в Идрис, я предложил ему переехать ко мне. Мы отослали его из Шанхая, опасаясь за его жизнь, ведь приспешники Яньлю все еще оставались на свободе и искали отмщения. Но когда я предложил Джему переехать ко мне, он отказался, сказав, что не может этого сделать. Я попросил его подумать еще. Сказал, что я – его семья, что мы связаны кровными узами. Но он ответил, что не может бросить своего парабатая, что есть вещи более важные, чем кровное родство. – Элиас не отводил голубых глаз от Уилла. – Я принес вам подарок, Уилл Эрондейл. Я намеревался вручить его Джему, когда он достигнет совершеннолетия, ведь его отец уже никогда не сможет вручить ему это. Но теперь я не могу вручить этот подарок ему.
Уилл напрягся, как натянутая струна.
– Но я не заслуживаю подарка.
– По-моему, это не так.
Элиас вытащил из-за пояса короткий меч в изящных ножнах и протянул его Уиллу. Искусно выполненные ножны были покрыты тончайшими переплетениями листьев и рун и ярко блестели в золотистом свете зала. Решительно вынув меч из ножен, Уилл рассмотрел его.
На рукоятке были выгравированы такие же листья и руны, как на ножнах, но сам клинок был очень простым, лишь по центру шла тонкая надпись. Подавшись вперед, Тесс прочитала ее:
«Я, Кортана, из той же стали, что Жуаез и Дюрандаль».
– Жуаез – это меч Карла Великого, – хрипло сказал Уилл, и Тесс поняла, что он пытается справиться с чувствами. – А Дюрандаль принадлежал Роланду. Этот меч – легенда.
– Он выкован первым оружейником Сумеречных охотников, Вейландом-кузнецом. В его рукоятке заключено перо из крыла ангела, – объяснил Элиас. – Он сотни лет хранился в семье Карстерсов. Отец Джема велел мне передать этот меч его сыну, когда тому исполнится восемнадцать. Но Безмолвные Братья не принимают подарков. – Он посмотрел на Уилла. – Вы были его парабатаем. Вы должны владеть им.
Уилл засунул меч в ножны.
– Я не могу принять такой подарок.
– Но вы должны, – пораженно ответил Элиас. – Вы были его парабатаем, и он любил вас…
Уилл протянул меч обратно Элиасу Карстерсу, направив его рукоятью вперед. Немного помедлив, Элиас взял его, а Уилл развернулся и пошел прочь, тотчас скрывшись в толпе.
Элиас изумленно смотрел ему вслед.
– Я не хотел оскорбить его.
– Вы говорили о Джеме в прошедшем времени, – сказала Тесс. – Джем больше не с нами, но он не мертв. Уилл не может и слышать, что для кого-то Джем потерян навсегда или забыт.
– Я вовсе не забыл его, – ответил Элиас. – Я просто имел в виду, что Безмолвные Братья лишены свойственных нам эмоций. Они не чувствуют так, как чувствуем мы. Если они и любят…