– Джем? – прошептала Тесс, неожиданно осознав, почему она так и не нашла его глазами в толпе. Она искала Брата Захарию, который скользил бы к ней в своей длинной мантии с капюшоном, невидимый для лондонцев, но перед ней стоял не Брат Захария.
Перед ней стоял Джем.
Тесс не могла отвести от него глаз. Когда-то у него были серебристые волосы и глаза цвета осеннего неба, но теперь волосы стали черны как смоль и слегка завивались на кончиках от влажности, а карие глаза казались совсем темными и лишь слегка поблескивали золотом. Когда-то его кожа была белее снега, но теперь к ней вернулся здоровый цвет. Когда-то на его лице не было шрамов, но теперь первые руны Братства обратились темными рубцами, разрезавшими обе скулы.
В распахнутом вороте джемпера Тесс видела краешек руны парабатая, которая некогда связывала Джема и Уилла. Может, она связывала их и по сей день, если души верных друзей остаются связанными даже после смерти.
– Джем, – снова прошептала она.
На первый взгляд казалось, что ему девятнадцать или двадцать – немного больше, чем тогда, когда он вступил в Братство, – но, присмотревшись лучше, Тесс разглядела в нем мужчину: в его глазах отражались мудрость и долгие годы боли, и даже его походка говорила о том, скольким ему пришлось пожертвовать в этой жизни.
– Ты больше не… – голос Тесс наполнился безумной надеждой. – Это навсегда? Ты больше не связан с Безмолвным Братством?
– Нет, – ответил он. Голос его дрожал. Джем смотрел на Тесс так, словно не знал, как она отреагирует на его внезапное появление. – Больше нет.
– Ты нашел лекарство?
– Не я, – медленно сказал Джем. – Но его нашли.
– Я всего несколько месяцев назад встречалась с Магнусом в Аликанте. Мы говорили о тебе. Но он не упоминал…
– Он ничего не знал, – объяснил Джем. – Для Сумеречных охотников выдался непростой год. Но из крови и огня, из потерь и страданий родились великие перемены, – произнес он с некоторым удивлением, словно осуждая сам себя. – Я и сам изменился.
– Но как…
– Я расскажу тебе об этом. Это еще одна история о Лайтвудах, Эрондейлах и Фэйрчайлдах. Но история эта длинна, а ты, должно быть, замерзла.
Он сделал шаг к Тесс, словно желая дотронуться до ее плеча, но затем как будто напомнил себе обо всем, что было между ними, и опустил руку.
– Я…
Слова покинули ее. Она не могла справиться с изумлением, не могла поверить, что снова видит его. Да, она встречалась с ним каждый год – на этом мосту, на этом же самом месте, – но до сих пор не понимала, насколько иным был тот Джем, который приходил к ней на встречи. А теперь она словно вернулась в прошлое, словно стерла целое столетие – и от этого у нее кружилась голова. Ей было радостно и страшно в то же время.
– Но что дальше? Куда ты отправишься? В Идрис?
Секунду-другую он казался изумленным и, хотя Тесс и знала, как давно он живет на этом свете, совсем юным.
– Не знаю, – ответил он. – У меня еще не было возможности построить планы на жизнь.
– Значит… в другой Институт?
«Не уезжай, – хотела сказать Тесс. – Останься. Прошу тебя».
– Вряд ли я поеду в Идрис или в другой Институт, – произнес он после столь длинной паузы, что Тесс уже начала бояться, что не устоит на ногах, если он не заговорит. – Я не знаю, как быть Сумеречным охотником без Уилла. И вряд ли хочу этого. Я все еще его парабатай, но у меня словно отняли половину души. Если я отправлюсь в другой Институт и попрошу принять меня, я никогда об этом не забуду. Я никогда снова не почувствую себя целым.
– Тогда что…
– Это зависит от тебя.
– От меня?
Тесс обуял ужас. Она знала, что хотела услышать, но это казалось невероятным. Став Безмолвным Братом, Джем отдалился от нее и при каждой встрече казался отстраненным. Не холодным, не черствым, а далеким, словно его отделяло от мира толстое стекло. Тесс помнила того мальчишку, которым он был и который отдавал ей всю свою любовь без остатка, но вот уже больше века раз в год она встречалась с совсем другим мужчиной. Она понимала, как сильно изменило ее время. Но насколько оно изменило его? Она не знала, чего он хочет от своей новой жизни или прямо сейчас – от нее. Ей хотелось сказать ему что угодно, броситься к нему и заключить его в объятия, взять его за руки, чтобы вспомнить каждый изгиб, каждую линию… Но она не решалась. Ей было страшно действовать, не понимая его намерений. Прошло столько лет… Как она могла быть уверена, что его чувства не изменились?
– Я… – Он опустил взгляд и положил худые руки на каменный парапет моста. – Сто тридцать лет каждый час моей жизни был расписан по минутам. Я часто думал о том, чем бы я занялся, если бы обрел свободу, если бы однажды нашлось лекарство. Я думал, что я тотчас упорхну, как птица, выпущенная из клетки. Я не мог и представить, что мир так сильно изменится, что он окажется таким печальным. Что повсюду будут пламя и кровь. Мне хотелось выжить, но только по одной причине. Я хотел…
– Чего ты хотел?
Он не ответил. Вместо этого он легонько прикоснулся пальцами к ее жемчужному браслету.
– Этот браслет Уилл подарил тебе на тридцатую годовщину, – сказал он. – И ты до сих пор не снимаешь его.
Тесс с трудом сглотнула. Кожу покалывало, сердце колотилось как сумасшедшее. Она вдруг поняла, что не чувствовала такого волнения уже многие годы и почти забыла этот трепет.
– Да.
– Любила ли ты кого-нибудь после Уилла?
– Разве ты не знаешь?
– Я не имею в виду любовь к детям или к друзьям. Тесс, ты понимаешь, о чем я спрашиваю.
– Нет, – ответила она. – Думаю, тебе придется объяснить.
– Когда-то мы собирались пожениться, – начал он. – И я любил тебя все эти годы – почти полтора века. И я знаю, что ты любила Уилла. Я много лет видел вас вместе и понимал, что ваша любовь так сильна, что рядом с ней любая другая любовь – даже та, что настигла нас в юности, – кажется мелкой и незначительной. Ты прожила с ним целую жизнь, Тесс. Столько лет… Дети… Воспоминания… Я не могу и надеяться…
Он оборвал себя на полуслове.
– Нет, – сказал он и выпустил ее руку. – Я не могу. Я был глупцом, полагая… Тесс, прости меня.
Развернувшись, он ринулся в толпу людей, идущих по мосту.
На секунду Тесс замерла от удивления, и этой секунды Джему хватило, чтобы затеряться среди прохожих. Тесс положила руку на парапет, чтобы успокоить нервы. Камень был холодным – таким же холодным, как и в тот вечер, когда они впервые пришли на этот мост и впервые поговорили по душам. Джем стал первым, кому она призналась в своем самом глубоком страхе – что из-за своих способностей она не была человеком. «Ты – человек, – сказал он тогда. – Во всех смыслах».
Она помнила его, помнила прекрасного умирающего юношу, который нашел время, чтобы успокоить испуганную девушку, которую он даже не знал, и не сказал ей ни слова о собственном страхе. Само собой, он оставил след в ее сердце. Как могло быть иначе?
Она помнила, как дрожащей рукой он протянул ей нефритовый кулон своей матери. Помнила, как они целовались в экипаже. Помнила, как вошла в его комнату, залитую лунным светом, и увидела у окна стройного юношу, игравшего на скрипке мелодию, которая была прекраснее всего на свете.
«Уилл, – сказал он тогда. – Это ты, Уилл?»
Уилл. На миг в ее сердце закралось сомнение. Она вспомнила смерть Уилла, свои страдания, долгие одинокие вечера. Она вспомнила, как каждое утро просыпалась и тянулась на другую сторону кровати, к Уиллу, и очень долго не могла смириться с тем, что эта сторона кровати теперь всегда будет пуста. Она вспомнила, как что-то смешило ее и она поворачивалась к Уиллу, чтобы посмеяться вместе, но с ужасом осознавала, что его нет рядом. Но хуже всего ей было в одиночестве за завтраком, когда она понимала, что постепенно забывает синеву его глаз и глубину его смеха, что они, как и скрипичная музыка Джема, уходили от нее в те дальние дали, где воспоминания уже не имеют голоса.
Джем теперь был смертным. Он состарится, как Уилл, и умрет, как Уилл, и Тесс не знала, сможет ли она вынести это еще раз.
И все же.
«Большинству людей с трудом удается обрести одну великую любовь в своей жизни. А у тебя их две».
И вдруг она побежала, практически невольно. Она пробивалась сквозь толпу, расталкивала незнакомцев и сыпала извинениями, едва не сбивая с ног прохожих и пихая их локтями. Ей было все равно. Она неслась по мосту, пока не добежала до конца, где узкая лестница спускалась прямо к водам Темзы.
Она помчалась по ней, перепрыгивая по две ступеньки за раз, поскальзываясь на влажных камнях. У подножия лестницы был небольшой бетонный причал, обнесенный железной оградой. Вода стояла высоко, и волны то и дело перехлестывали через край, источая запах ила и речных водорослей.
Джем стоял у ограды и смотрел на воду. Он засунул руки в карманы и сгорбился, словно под напором сильного ветра. Он не отрывал невидящего взгляда от волн и, похоже, не заметил, как Тесс подошла к нему сзади. Взяв Джема за рукав, она развернула его лицом к себе.
– О чем… – задыхаясь, начала она. – Джем, о чем ты хотел меня спросить?
Его глаза округлились. На щеках горел румянец – то ли от бега, то ли от холодного ветра. Джем смотрел на Тесс так, словно она была каким-то удивительным цветком, выросшим из ничего прямо у него на глазах.
– Тесс… Ты что, пошла за мной?
– Само собой, я пошла за тобой! Ты убежал посреди фразы!
– Фраза была не слишком хорошей.
Он опустил глаза, а затем снова взглянул на Тесс, улыбнувшись знакомой улыбкой. В памяти Тесс ожили воспоминания о былых днях, когда улыбка Джема сияла, как солнце.
– Слова никогда мне не давались, – сказал Джем. – Если бы у меня была скрипка, я смог бы сыграть все то, что хочу сказать.
– Просто попробуй.
– Я не… Я не уверен, что у меня получится. Я подготовил шесть или семь речей, но все они никуда не годятся.
Тесс легонько прикоснулась к запястью Джема.
– Знаешь, мне слова даются легко, – сказала она. – Позволь мне самой спросить тебя.