– Дазигензия, – сказал старик, еще сильнее сжав мою руку.
– Танцу не учат, – перевел Даррел. – Его надо раскрыть в себе.
Покосившись на Савира, он добавил:
– Это, кстати, чепуха.
Савир проигнорировал его. По-прежнему сжимая мою руку, он подтащил меня вплотную к себе и поцеловал сперва в одну щеку, потом в другую. При виде этого Рейчис сердито зашипел и перепрыгнул с моего плеча на ближайший фонарь.
– Жуткие голокожие!
– Имя? Как твое имя? – сказал мне человек в балахоне на ломаном дароменском.
– Келлен, – ответил я. Затем, сообразив, как формируются имена у гитабрийцев, попытался припомнить, как назвал меня Алтарист. – На вашем языке, думаю, это будет: магизер Келлен фаль Ке те джен-теп.
Старик энергично замотал головой.
– Нет. Нет. Кастрадази Келлен.
Он перевернул мою руку ладонью вверх и убрал свою. Там, где раньше была одна монета, теперь их лежало пять.
– Тогда я – перекати-поле, пересекающее океан, – вздохнул Даррел и обернулся к женщине. – Энна, ты когда-нибудь раньше видела такие монеты?
Она улыбнулась ему, но не сдвинулась с места.
– В глубине души ты – по-прежнему маленький восторженный мальчишка, а?
Я взял монеты, чтобы рассмотреть их получше. Все они были разного размера и цвета – от сверкающего медно-оранжевого до синего – настолько глубокого, что, казалось, кто-то сумел слить в единое целое сталь и сапфир. Они покалывали кожу, и каждая из них вибрировала на свой лад. Савир сжал мой кулак, пряча монеты.
– Не показывай, кастрадази Келлен. Не показывай.
– И что мне с ними делать?
Старик обменялся с Даррелом еще несколькими репликами, а потом аргоси перевел:
– Он говорит, что дети здесь больше не хотят быть танцующими с монетами; они хотят быть охранниками, или изобретателями, или торговцами. Он говорит, что устал от постоянных преследований тайной полиции, ищущей эти монеты. Поэтому теперь они твои. Говорит: ты должен сохранить их. Увезти отсюда.
Я опустил взгляд, рассматривая маленькие металлические диски. Если б я увидел их раньше, то, вероятно, не счел бы чем-то особенным. Теперь же мне казалось, что я держу в руке сокровище. Старик выжидающе посмотрел на меня, и я вспомнил, что гитабрийцы – нация торговцев.
– Я… У меня мало денег, – сказал я, потянувшись за мешочком на груди. – Но я могу…
– Практика, – сказал Савир. Он постучал пальцем мне по лбу, потом по груди и, наконец, по руке с монетами. – Практика – это плата.
Зубасто ухмыльнувшись и махнув на прощание, кастрадази пошел прочь.
– Подожди, – окликнул я его. – Я не знаю, что делают другие монеты! Ты не сказал мне, как…
– Тренируйся, – сказал он, не останавливаясь. Я ринулся было за ним, но Даррел ухватил меня за плечо.
– Оставь его, парень. Так у них принято.
Подарок старика вызвал у меня странный трепет. И дело было не только в самих монетах. Я отлично понимал, что без доброй воли Савира и хитрости Даррела, которая привела меня сюда, я и не узнал бы, что монеты вообще существуют.
– Спасибо, – сказал я Даррелу.
Аргоси пожал плечами.
– Просто подумал, что это неплохая идея. В трактире скитальцев мы видели, как движутся твои руки, и Энна сочла, что у тебя может быть к этому талант.
– Спасибо, – повторил я. – Действительно спасибо.
– Сэкономь свои благодарности для кого-нибудь другого.
Он взял меня под локоть и отвел на противоположную сторону моста, к Энне. Она больше не смотрела в ущелье и не озиралась по сторонам в поисках тайной полиции. Теперь женщина глядела на меня.
– Ты знаешь путь Воды аргоси, Келлен?
– Конечно, – ответил я, – он значит…
Тревожное чувство охватило меня. Путь Воды означает много разных вещей: соблюдай баланс, не суди чужие пути, будь честен во время сделок. Но он означает и еще кое-что: если ты поступил с другим нечестно – найди способ компенсировать это. Приведи весы в равновесие.
Даррел и Энна, идущие путем Странствующего Чертополоха, сделали мне подарок – более ценный, чем все, что я когда-либо имел. Так что же дать им взамен?
– Давай-ка прогуляемся по мосту, – сказала Энна.
Глава 30Прогулка
Лесной мост Казарана, перекинутый через ущелье, длиной более трех тысяч футов. Я знал этот факт, потому что его мне сообщила Энна – первым делом, едва мы ступили на мост.
– Очень красиво, верно? – спросила она, когда мы шли между рядами тридцатифутовых деревьев, растущих прямо из моста.
Тут действительно было красиво, и я кивнул в ответ.
– И вечер приятный, – продолжала Энна. – Воздух теплый, ветерок мягкий, а компания, ну… – Она похлопала меня по руке. – Не так уж дурна, а?
– Да, мэм.
– Как хорошо погулять в компании настоящего джентльмена – для разнообразия, – сказала она, отступив на шаг и сделав реверанс. А потом протянула руку. – Теперь к делу. Полагаю, у тебя есть кое-что для меня?
Я извлек из кармана дискорданс, но расстаться с ним оказалось непросто. Я чувствовал связь между этой изящной картинкой и личностью Фериус. Отказаться от карты – значило отказаться от возможности лучше понять мою наставницу.
– О… – сказала Энна, взяв у меня карту. Она сжала ее в ладонях, и на лице женщины появилось выражение глубокой печали.
– Что случилось? – спросил я. – Что означает карта?
Аргоси спрятала карту в рукав плаща.
– Ничего такого, Келлен. Ничего такого. Я скучаю по ее рисункам, вот и все.
Она взяла меня за руку, и мы продолжили нашу прогулку. Было непросто разбить молчание, но один вопрос беспокоил меня еще с тех пор, как мы были в трактире скитальцев.
– Фериус – твоя дочь, не так ли?
– Мы ее приемные родители, – признала Энна. – Даррел нашел Фериус, когда она была еще совсем малюткой. Ее собственная семья… ну, как и многие из медеков, они хотели отомстить миру. Конечно, нельзя их винить, но это верный способ укоротить себе жизнь.
– Какой она была в детстве? Фериус, я имею в виду.
– Злой в основном. Самый злобный ребенок, которого мне доводилось видеть. Едва научившись сжимать пальцы в кулак, она избила одного мальчика до крови. А когда Фериус было семь, она украла метательный нож и тренировалась с ним постоянно, если думала, что мы не видим. Тебе доводилось наблюдать, как она обращается с клинком? Я имею в виду – с чем-нибудь вроде настоящего шанского меча или тристианской шпаги?
– Никогда не видел, – ответил я.
– Она была очень быстрой, сынок. Всегда и во всем! Она могла бы странствовать по континенту, убивая за деньги. Фериус ведь этого хотела, знаешь ли. Думала, что примирится со своей ужасной потерей, если отправит в могилу столько джен-теп, сколько сумеет, прежде чем какой-нибудь маг до нее доберется.
– И что случилось?
– Даррел увидел в ней что-то. Думал сделать ее своим тейзаном. Но Фериус отказалась. То есть она, конечно, хотела постичь таланты аргоси. И трюки. Просила нас обучить ее арта эрес и арта туко. Я предупреждала, что это плохо кончится, но у Даррела всегда было мягкое сердце.
– Серьезно? Мне иногда кажется, что он где-то его забыл.
Энна слегка сжала мою руку.
– Ну, не начинай. Так или иначе, с Фериус постоянно случались всевозможные неприятности. Всякий раз, как она оказывалась в тюрьме, мне или Даррелу приходилось ее вытаскивать. Но она ненавидела ходить в должниках. Пыталась заплатить нам вещами, которые где-то украла. И тогда Даррел начал давать ей карты долга. Знаешь, что это такое?
– Те, красно-черные? Фериус говорит, что это – долги аргоси.
Энна кивнула.
– Прошло немного времени, и у нее скопилась целая колода. Но ничего не менялось. В этой девушке было слишком много гнева.
– Но Фериус – самый добрый человек, какого я знаю! Она никогда не дерется, если этого можно избежать. И причиняет вред только в случае крайней необходимости. Четверо правоверных берабесков едва не убили нас в пустыне, а она израсходовала наши лекарства, спасая их!
Сперва мои слова в защиту Фериус, казалось, не произвели на Энну никакого впечатления. Но затем она остановилась и посмотрела на меня. В ее глазах я увидел слезы.
– Мне приятно это слышать, Келлен. Это прекрасный подарок. Спасибо.
В ее тоне была какая-то завершенность. Словно бы Энна намекала, что здесь пора остановиться и не развивать более эту тему. Но я не мог все так оставить.
– Если раньше Фериус была настолько жестокой, что изменило ее?
Энна расстегнула несколько верхних пуговиц плаща. А потом потянула декольте платья вниз, обнажая тело чуть выше грудины… Шрам был старым, но очень заметным. Он располагался в каком-то дюйме от ее сердца.
– Даррел успел вовремя, – сказала она. – Но еще чуть-чуть – и он опоздал бы.
– Невозможно! Фериус не могла такого сделать!
– …Сказал мальчик, ничего толком не знающий об отношениях матерей и дочерей. Предположим, Даррел показал бы тебе подобный шрам и сказал бы, что получил его, когда не поладил с сыном. Ты б ему поверил?
– Думаю, да. Но…
– Она не нарочно, – продолжала Энна. – По правде говоря, я была сама виновата. Хотела доказать ей, что как бы ни была быстра ты с клинком, всегда найдется кто-то еще более быстрый. – Энна усмехнулась. – Оказалось: этот урок стоило заучить мне.
– Поэтому вы не разговариваете? Я знаю, она скучает по тебе. Я видел ее лицо… там, в трактире скитальцев. А потом снова – сегодня, когда она послала меня сюда с дискордансом.
Чем дольше я говорил – тем сильнее волновался. И волнение постепенно превращалось в панику.
– Позволь мне отвести тебя к ней. Прямо сейчас. Или, если так нельзя, я приведу ее к тебе. Вы увидитесь. И ты просто скажешь, что не сердишься…
– Ты закончил, сынок? – спросила Энна.
В ее голосе не было ни следа злобы, но я знал, что не убедил ее. Она повела рукой, указывая вперед. Мост заканчивался.
– Как думаешь, сколько еще до конца?
Я оглянулся, прикидывая пройденное расстояние.
– Футов семьсот?