Меня раздражал его цинизм. И его абсолютная уверенность в том, что мир разделен не на страны и народы, а просто на семью и всех остальных. Но было кое-что еще. Пока мы говорили с ним, мои невеликие таланты проницательности и восприимчивости снова заработали.
– Ты солгал, отец.
Карта снова замерла, и мне опять почудилось, что заклинание прервалось. Но на сей раз я не обманулся.
– Ты сказал, что Шелла возглавила миссию в Гитабрии, потому что вызвалась сама.
– Так и есть, – ответил он.
– Возможно, но великий и могущественный Ке-хеопс никогда бы не позволил сентиментальности повлиять на его планы. Ты хотел, чтобы она приехала сюда и выполнила твою просьбу – защитила меня.
– И зачем бы мне это могло понадобиться? – спросил он, хотя, казалось, не слишком интересовался ответом.
– Потому что ты знал: того, кто сюда проникнет, скорее всего схватят. Его будут допрашивать и в конечном итоге вызнают все, что джен-теп хотят сохранить в секрете. Итак, ты послал Шеллу. Потому что знал: она – единственная из джен-теп, из-за кого я готов рискнуть жизнью.
Линии на карте снова изменились. Отец опять улыбался. Но на сей раз не насмешливо, а вроде бы даже с гордостью.
– Возможно, ты все-таки не дурак.
Глава 47Тюрьма
– Ты уверен, что хочешь сделать это в одиночку? – спросила Фериус.
Я смотрел в просвет между деревьями на относительно небольшое, относительно безобидно выглядящее здание из серого камня и старался не дрожать. От идеи не потеть я уже отказался.
– Все будет хорошо, – произнес я неубедительно.
Хотя я провел в Нотия-Верасе пару дней, я понятия не имел, как ее найти. Когда Джануча вытащила меня отсюда, одним из условий освобождения было – что я поеду с завязанными глазами. К счастью, Фериус использовала свой арта туко и тайно следовала за изобретательницей в тот день, когда она приходила ко мне. На случай, если дела пойдут неважно и придется отбивать меня силой. Просто удивительно, как тщательно и дотошно Фериус строит каждый из своих планов.
А я? Я был бы счастлив, если бы имел хоть смутное представление, что делать дальше.
Рейчис спрыгнул с ветки дерева.
– Келлен не будет один, идьот. Он будет со мной.
С тех пор как мы встретились с отцом Фериус, он повадился называть людей «идьот». Мне хватило ума не сказать белкокоту, что он разговаривает как пастух с приграничных болот.
Фериус не стала дожидаться перевода.
– Я знаю, что ты пойдешь с ним, глупый белкокот. За тебя я тоже беспокоюсь.
– Все будет в порядке, – сказал я. – Рейчис – лучший разведчик из всех нас. И какие бы ловушки там ни понаставили, едва ли они рассчитаны на мелких животных. – Рейчис рыкнул на меня. – Вот почему эти гитабрийцы почувствуют себя идиотами, когда поймут, кто планировал операцию.
Это, казалось, смягчило белкокота.
– В любом случае, – продолжал я, – чем больше нас, тем больше шансов быть обнаруженными. Лучше, если пойдут только двое.
– Но почему ты? – с сомнением высказалась Нифения. – Разве леди Фериус не справилась бы лучше?
– Я по-прежнему не леди, – не преминула заметить Фериус.
– Ну, началось! – буркнул Рейчис. – Увольте меня от очередного урока по этикету голокожих.
Он взобрался на дерево, поднимаясь все выше и выше, пока не достиг вершины и не поднялся в воздух.
– Увидимся внутри, неудачник!
– Ты спросила, зачем мне идти? – сказал я Нифении. – Потому что я единственный, кто может понять чертова белкокота.
С этими словами я побежал, петляя как заяц, к заднему входу в здание тюрьмы.
Гитабрийцы строят тюрьмы довольно оригинальным способом. На самом деле они довольно оригинально строят все. Думаю, это потому, что они много путешествуют – находят интересности в других культурах и сочетают со своими изобретениями, чтобы придумать гениальные решения. Например, на пути в Нотия-Верас я не встретил никаких охранников. Ничего удивительного, учитывая, как Завера пеклась о секретности. К тому же здесь хватало замков и ловушек, и никто без специальной монеты не мог попасть внутрь.
К счастью, у меня имелась такая монета.
«Нет, – поправил я себя. – Она у тебя есть благодаря тем двум аргоси – Энне и Даррелу».
Если в каждом плане Фериус было больше слоев, чем у луковицы, сколько же их должно быть у ее родителей?… И было б неплохо, если бы они потрудились рассказать хоть часть из них мне.
Я держал в руке пять монет кастрадази, пробираясь по коридорам Нотия-Вераса. Я уже понял, как использовать сотокастру, чтобы открыть несколько разных замков. Ключ – если можно его так назвать – был сделан из какого-то особого металла, обладавшего свойством воздействовать как магнит на внутреннюю часть запирающего механизма. Далее следовало поворачивать его, пока ты не почувствуешь, как с противоположной стороны поворачиваются тумблеры, один за другим. Так что проникать внутрь было даже, пожалуй, приятно.
А в дальнейшем? Ну, не настолько приятно.
Гитабрийские ловушки и системы сигнализации сложны до чрезвычайности. Я вошел в очередной коридор и обнаружил, что все стены там сделаны из бронзы. Должно быть, я наступил на какой-то механизм, потому что миг спустя стены зазвенели, как колокола, и этот звон, донельзя усиленный бронзовым коридором, стал таким нестерпимым, что уши чуть не лопнули.
В довершение всего я упал на пол. Всякий раз, пытаясь встать, я просто валился снова. Здесь была какая-то вибрация, полностью уничтожившая мое чувство равновесия. Хуже того: хотя звук, казалось, ограничен этим коридором, я допускал, что его можно услышать где-то еще. Например, на посту охраны.
Я уже начал впадать в панику, когда заметил, что одна из монет в моей руке вибрирует точно так же, как и стены. Со стоном я засунул ее себе в рот и крепко сжал ее зубами. В тот же миг жуткий звон в ушах утих. Каким-то образом металл монеты создал своеобразную зону сопротивления в моем черепе, и какофония прекратилась.
Пройдя по бронзовому коридору, я вышел к первым камерам. Они были пусты, кроме одной. В ней сидел худой человек, и первые же его слова убедили меня, что посадили его за дело и, если я его выпущу, это может стоить мне жизни. И вся Гитабрия меня возненавидит – если его бахвальство было правдой.
Я продвигался все дальше и дальше в глубь тюрьмы. Некоторое время спустя обнаружил несколько шестифутовых колес, приводимых в движение течением маленькой речки, бегущей по узкому каналу в полу. Зал, в который вел коридор, казался совершенно пустым, но его блестящий металлический пол заставил меня заподозрить неладное. И чем ближе я подходил к залу, тем сильнее чувствовал, как волосы на голове встают торчком.
– Это серебро? – вдруг раздался голос Рейчиса у меня под ногами.
Он приблизился к краю серебряного зала, и его мех встал дыбом, как и мои волосы.
– Как ты сюда попал? – спросил я. Он изобразил пожатие плечами – ну, насколько такое движение доступно белкокотам.
– Даже в тюрьмах нужны канализационные туннели, – буркнул мой деловой партнер.
Это объясняло его запах. Впрочем, я не стал заострять на этом внимание. Рейчис встряхнулся; в воздух полетели капли воды и частицы… субстанции, о которой мне не хотелось думать.
– Осмотрелся тут немного, – деловито заявил он. – Она внутри больше, чем снаружи!
– Ты нашел Шеллу?
Он посмотрел на меня, склонив голову набок.
– Кого?
– Да. Мою сестру Шеллу. Ну, знаешь, ту, которую мы пришли спасать.
– О, – сказал он, словно услышав об этом в первый раз. – А я искал, что тут можно спереть. – Он уселся на задние лапы и развел передние. – Ничего! Ни единого брюлика. Я думал, в том месте, куда приводят преступников, должно быть много всякого добра. Ну, то есть они же куда-то девают вещички, которые изымают у воров?
– Ты говоришь о следственном изоляторе, – заметил я.
– В чем разница?
– Изолятор – для предварительного заключения. Туда привозят только что пойманных преступников. А здесь – тюрьма, куда отправляют уже после суда. Совершенно разные заведения.
Рейчис недоверчиво уставился на меня.
– Ты серьезно?
– Да, а что?
Он покачал головой.
– Как же вы, голокожие, любите все усложнять!
Белкокот снова обратил внимание на серебряный пол.
– Готов поклясться, он недешево стоит. Может, откоцаем кусочек? – Он потянулся к нему когтями передней лапы.
– Рейчис, не надо!
В тот момент, когда белкокот прикоснулся к полу, его отшвырнуло назад. Он шумно врезался в стену за моей спиной и шлепнулся на пол. Я побежал к белкокоту и поднял его. Его мех торчал в разные стороны, и белкокот сильно походил на пушистый махровый цветок. Как ни странно, теперь мех стал совершенно чистым.
– Рейчис, ты в порядке?
Он посмотрел на меня слегка ошалелым взглядом.
– Тут другое… – сказал он.
– Что случилось?
– Молния, – ответил он, и его голос был наполнен благоговением. – Эти гитабрийские двуногие умеют повелевать молниями. Мы должны поклониться им, Келлен. Они точно боги!
Возможно, он ударился головой, когда врезался в стену. Я оглянулся на колеса, вертящиеся за серебристым залом.
– Они не боги, – сказал я. – Думаю, эти колеса вырабатывают электричество. Когда ты коснулся пола, тебя ударило током.
Рейчис подполз ко мне и снова встряхнулся.
– Ненавижу молнии! Так что в следующий раз на этот пол наступаешь ты.
Я вернулся, чтобы осмотреть тяжелые колеса.
– Если бы мы могли остановить их…
Я ухватился за колесо, пытаясь удержать его своим весом. Напор воды в ручье был не очень сильным, но само колесо оказалось чертовски тяжелым. Плюс все они были связаны системой шестерней и каких-то рычагов.
– Ладно, – сказал я, – как здесь ходят охранники?
– Они боги? – предположил Рейчис. – Они просто приказывают…
– Они не боги! – настаивал я.
– Эй, не ори на меня. Я понимаю, ты расстроен, что у гитабрийцев более классная магия, чем у вас, джен-теп, но я в этом не виноват.