– Проще? Как это?
Она нарисовала на карте извилистую линию, затем отодвинула кисть.
– Создание дискорданса – многоступенчатый процесс. Нарисовать что-то… ну, это самая простая часть. Наполнить ее тем, что ты знаешь о предмете, тем, что ты о нем подозреваешь, раскрасить очевидности и затенить неопределенности – вот что сложно.
Раскрасить очевидности и затенить неопределенности… Неудивительно, что многие люди терпеть не могут аргоси. С другой стороны, карты дискордансов наконец начали обретать смысл.
Я прислонился спиной к стене пещеры и закрыл глаза. Я представил себе все дискордансы, которые я видел, все вместе, держа их веером, как карты в покере. Одно из немногих преимуществ того, что в детстве я учился быть магом, – умение отлично запоминать образы, до мельчайших деталей. Попробуйте использовать заклинание без особой эзотерической геометрии, и вы скоро узнаете, почему старые джен-теп любят говаривать: «Забывчивый маг – мертвый маг».
Каждая карта дискорданса сама по себе – это всего лишь странная картинка, наполненная загадочными символами и невидимыми аллюзиями. Вместе они рассказывали простую, но трагическую историю. Механическая птица – чудесное открытие. Творец – гений, способный обратить свое изобретение как в добро, так и во зло. Путь Теней…
Когда Энна дала мне карту, я подумал, что это моя судьба. Возможно, и она тоже, но аргоси не предсказывают судьбу. Теперь я понял, о чем на самом деле говорила эта карта. Все мы – возможно, весь континент – охвачены страхом и неопределенностью на дороге, ведущей во тьму. То, что этим изобретением так интересовалась тайная полиция, и то, что Гитабрия предоставила этой самой полиции столько власти, означало, что страна отнюдь не так безобидна, как хочет казаться.
Коронованный маг – пусть это и ненастоящий дискорданс – рассказал мне, что будет дальше. Кланы джен-теп, опасаясь растущей военной мощи Гитабрии, впервые за столетия объединились под одним правителем. Даромены, берабески, даже Семь Песков скоро поймут, что эта война будет чем-то большим, чем вооруженный конфликт двух стран. Она станет неизбежностью для всего континента.
Карты исчезли из моего сознания, когда я открыл глаза.
– Фериус?
– Да, малыш?
– Если Джануча найдет ошибку в своих расчетах… Если она сумеет вдохнуть жизнь в тех железных драконов.
Фериус оторвалась от своей карты.
– Тогда все провалится в ад, малыш. Все полетит в ад.
– Так ты… – я запнулся.
«Ты убьешь ее, чтобы это предотвратить?» Просто задать этот вопрос – уже заставить ее слишком близко подойти к черте, которую, как я знал, она не хочет пересекать.
– Ладно, забудь.
– Видишь? Именно поэтому мне стоит научить тебя получше играть в покер.
– О чем ты?
– Ты усвоишь одну вещь. Как бы ни были плохи твои карты, иногда требуется всего одна – правильная, – чтобы изменить весь расклад.
Снова послышалось шуршание ее кисточки по поверхности бумаги.
– А теперь, если ты не против… Твое беспокойство загораживает мне свет.
Я встал и направился в глубь пещеры, намереваясь поспать.
– Ты постоянно говоришь вещи, не имеющие никакого смысла. Ты в курсе?
Ее смех был маленьким и ярким, и от него темнота замерцала. Я остановился на секунду, держась за этот смех. В нем было все, что я любил в Фериус Перфекс, и все, что меня в ней бесило. Путь Полевой Ромашки. Как бы мне хотелось следовать этим путем вместе с ней.
Вся остальная наша компания сгрудилась у стены пещеры. Рейчис и Айшек дрыхли и, казалось, во сне состязались, кто кого перехрапит. Я едва не наступил на Нифению. Она лежала на боку и, видимо, ухитрялась спать, несмотря на эту какофонию. Я лег и как можно сильнее зажал уши. Не то чтобы я верил, что мне удастся уснуть. Впрочем, это оказалось не важно, потому что Нифения вдруг тихо сказала:
– Знаешь, а вы очень похожи.
– Кто? Я и Фериус?
Она придвинулась ко мне.
– Я серьезно. Все те вопросы, которые ты задаешь ей, мелочи, которые тебя беспокоят…
– Ну, это удручает, потому что ее ответы по большей части – непонятная ахинея.
Ниф лежала совсем рядом со мной, и я почувствовал, как она пожала плечами.
– Именно так я думала. И полагала, что аргоси довольно эксцентричны. Но когда я слушаю, как вы препираетесь…
– Мы не препираемся.
– Хорошо. Когда вы ведете свои высокомудрые философские дискуссии, знаешь… Создается впечатление, что вы говорите не те слова, которые произносите. Леди Фериус…
– Она не леди.
Ну вот! Теперь я это сказал.
Ниф слегка похлопала меня по руке.
– Может, ты не будешь постоянно меня перебивать?
Я бы ощутил раздражение… наверное… Только вот она не убрала руку.
– Все, о чем вы говорите, чувствуется как-то… правильно. Словно кто-то описывает картину, которую я знаю, но еще не вижу себя в ней…
Я не смог скрыть ухмылку. Нифения попыталась вытащить руку, чтобы снова шлепнуть меня, но я ее не выпустил.
– Теперь ты начинаешь разговаривать так же, как она.
Пауза. Потом она сжала мое запястье.
– Это, пожалуй, вторая самая приятная вещь, которую ты когда-либо говорил мне, Келлен.
Что-то в ее голосе, в прикосновении ее руки к моей вызывало непреодолимое желание придвинуться еще ближе к Нифении. Гораздо ближе.
– А что же было самой приятной вещью? – спросил я.
Я помнил, разумеется. Однажды в Оазисе я сказал Нифении: «Однажды ты поймешь, что ты особенная. Но даже пока этого не случилось, знай, что ты особенная для меня». Как ни странно, все это придумал я не сам. Те слова нашла Фериус.
Ниф еще немного придвинулась.
– Если ты хочешь поцеловать меня, Келлен, то спроси, можно ли, или просто сделай это и живи с последствиями содеянного. Но не ходи вокруг да около, ожидая, что я сделаю это за тебя.
Вполне недвусмысленное заявление, я полагаю.
Думаю, я поцеловал бы ее. Или, во всяком случае, попытался. К сожалению, тот навык помнить все, который мы приобретаем в процессе обучения… Иногда он заставляет помнить то, что мы не хотим. Невыносимо-яркий образ, который вложила мне в голову Шелла – мертвый отец Нифении, – вернулся ко мне с такой отчетливой ясностью, что показалось: этот труп прямо здесь, в пещере. Несмотря на почти непроглядный мрак, я словно видел кровь, стекающую по стене прямо передо мной. Я услышал тихий вздох и на какой-то миг решил, что его издал призрачный труп. Разумеется, мое воображение сыграло со мной злую шутку. Нифения вздохнула.
– Я убила его, – прошептала она.
– Откуда ты знаешь, что я…
Она выпустила мою руку.
– Ты похолодел, Келлен. Не нужно быть гением, чтобы понять, почему. – Нифения помолчала пару секунд, а потом сказала: – Ну давай. Спроси, если ты этого хочешь.
И внезапно я испугался. Не того, что Нифения на меня нападет, разумеется. Но то, что произойдет, может навсегда изменить наши отношения… Правда, не сказать, чтобы у нас были какие-то определенные отношения.
– Мне не нужно спрашивать, – сказал я и, протянув руку, снова нашел ее запястье. – Я и так знаю, что случилось.
– Ладно. Расскажи мне.
Насколько я помню отца Нифении с самого детства, он всегда был суровым. Нет, не так. Не суровым. Жестоким. И это еще мягко сказано. То, что я видел в детстве, было малой долей того, что Нифении и ее матери приходилось выносить на самом деле. Перед тем, как я покинул наш народ, Нифения сказала мне, как важно ей получить свое имя мага. Чтобы не пришлось жить, как матери, ставшей рабыней прихотей своего мужа.
– Все стало хуже после того, как ты прошла испытания, – сказал я. – Ты думала, что будет лучше, но стало только тяжелее.
Она не ответила. Ей и не нужно было. Несколько месяцев назад Шелла общалась со мной через заклинание собственного изобретения. Она рассказала, что бабушка Панакси обещала Нифении защиту, если та согласится выйти за него замуж.
– Когда твой отец узнал о договоренности с семьей Пана, он разозлился. Он…
Я замолк. Что я творю?! Нифения никогда не поднимала эту тему, так что заткнись и молчи! Но Нифения заговорила сама. Ее голос был хриплым – словно она очень, очень долго кричала.
– Он использовал заклинание шелка. И погрузил меня в сон.
Теперь ее злость на красного мага и его заклинание стала понятной.
– И он…
– Я не знаю. Не было никаких… Я не знаю, сделал ли он что-нибудь со мной, Келлен. – Я почувствовал, как задрожала ее рука. – С тех пор как я зажгла свою первую татуировку, я каждую ночь накладывала охранные заклинания вокруг своей кровати. Это был единственный способ спать в том доме. Мой отец никогда не был сильным магом, но у него были друзья. В тот вечер один из них нейтрализовал мое заклинание. И тогда я поняла, что он может добраться до меня в любое время.
Дюжина вопросов вертелась у меня на языке. «Ты сказала кому-нибудь? Ты обратилась к Совету? Ты пыталась убежать? Ты, ты, ты…»
Но я уже знал ответы.
У моего народа преступления, связанные с насилием, жестоко караются. Но… кто бы придрался, выглядело все так, будто отец всего лишь усыпил непослушную дочь. Глава дома джен-теп имеет полное право поддерживать порядок в своей семье.
– Я убила его, – сказала Нифения. Ее голос был ровным.
– Ты защищалась. Ты всего лишь…
Я не видел, но почувствовал, как она покачала головой.
– Нет, ты не понимаешь. Я не стала дожидаться, пока он нападет на меня. Несколько недель я изображала послушную девочку. Я заставила его поверить, что выучила урок. А потом, когда он был один в своем святилище, я убила его. Ни угроз, ни предупреждений. Это было убийство.
Я взвесил ее слова, словно судья в процессе.
– Если бы ты ждала, стало бы слишком поздно, Ниф. Он бы…
Она продолжала, словно не слыша:
– Мать меня выдала. Не знаю, почему. Может, она так привыкла жить под гнетом, что мое неповиновение было как пощечина. Через неделю Совет приговорил меня к смерти. Нападение на главу дома джен-теп – нападение на весь клан.