— Кто хочеч пойшти на дурашскую фыставку?
— Ты пьян? — спросил я, отчаянно желая — и не решаясь — его обнять. Белкокот никогда мне такого не позволял.
Рейчис ухмыльнулся.
— He-а. Прошто кое-фто подфернулось по пути.
Он достал из-за щеки пару сверкающих рубинов и бросил мне один из них.
— Сунь это в мою сумочку, ладно?
Другой рубин белкокот кинул Айшеку. Тот поймал камень и отдал Нифении. Видимо, тоже на сохранение.
— Келлен, — сказала она, пронзив меня свирепым взглядом. — Скажи белкокоту, чтобы перестал разлагающе влиять на моих друзей!
Айшек посмотрел на нее влюбленными глазами, а потом рявкнул:
— Стой, ворюга!
Внутри амфитеатра царила жизнерадостная, праздничная атмосфера. Люди весело переговаривались, рассаживаясь по каменным подковообразным скамейкам, и подзывали разносчиков еды. Те ходили тут и там с большими лотками, прикрепленными к плечам кожаными ремнями. Один из торговцев прошел мимо меня, и в нос ударили дурманящие запахи пряного вина и жареного мяса. Маленькие дети сидели на коленях у родителей, восторженно пища и указывая пальцами на членов иностранных делегаций, которые проходили мимо, гордо демонстрируя цвета и знамена своих государств.
Вероятно, здесь сейчас сконцентрировано больше денег, чем в казначействе целой страны. Рейчис был бы на седьмом небе. К счастью — после долгих дебатов, — даже белкокот вынужден был признать, что они с Айшеком слишком заметная парочка, чтобы идти на выставку.
— Прекрасно! — объявил Рейчис, удаляясь. — В любом случае у нас с гиеной есть свои дела.
Айшек что-то отрывисто прогавкал, и его слова явно не понравились Нифении.
— Ты не будешь этого делать, — твердо ответила она. — Как нам потом жить в этом городе, если вы с белкокотом продолжите воровать?
Гиена заскулила. Теперь, казалось, она просит прощения. От Рейчиса такого было не дождаться, само собой.
— Вы издеваетесь надо мной, что ли? — спросил он, указывая на Нифению. — Вы позволите голокожей встать на пути нашего нового предприятия? Со мной вас ждет удача! Келлен будет носить нашу добычу и покупать все, что мы захотим.
Вот так-то. Не спросив моего согласия, эти животные сделали меня своей ходячей багажной сумкой.
— Сюда, — сказала Фериус, и мое внимание снова вернулось к выставке.
Мы подошли к одной из секций, где толпа оказалась не такой плотной. Всего секций было шестнадцать. В каждой — несколько рядов закругленных скамеек, а перед ними — девятифутовое строение в форме полусферы, открытой частью обращенное к зрителям. В каждой из полусфер стоял человек — мужчина или женщина, — держа в руках нечто вроде охотничьего рога.
— Переводчики, — объяснила Фериус.
— Переводчики?
— А ты свободно говоришь на гитабрианском?
— Э… нет.
Она указала на женщину в полусфере нашей секции. Я сказал бы, что она джен-теп, хотя, скорее всего, ше-теп — поскольку татуировки на ее предплечьях давно поблекли. Этот недостаток женщина восполняла своим ростом. Она была выше любого джен-теп, которого мне доводилось видеть за свою жизнь.
— Презентации идут на гитабрианском, — объяснила Фериус, — но большинство людей приезжают на выставку из других стран. Поэтому переводчики повторяют все на соответствующем языке.
— То есть все люди в нашей секции либо джен-теп, либо их представители?..
Я огляделся по сторонам. Никто не обращал на меня особого внимания. Хотя, наверное, некоторые задавались вопросом, что я тут делаю — ведь я был одет совсем не так, как принято у нашего народа. Должно быть, меня принимали за ше-теп, занявшего место своего хозяина.
Стоило кому-то взглянуть на меня чуть более пристально — и мне становилось неуютно.
— Хм-м, — пробормотал я, наклонившись к Фериус. — Ты не забыла, что на меня выдан ордер-заклинание? А Нифения — изгнанница. Что, если кто-то из нашего клана…
— Здесь нас никто не посмеет тронуть, — сказала Нифения. — Гитабрианское торговое законодательство весьма специфично. Если ты доставляешь проблемы, на тебя налагают санкции. На любую агрессию с твоей стороны жестко ответят и даромены, и даже берабески. Все, кто заинтересован в местных товарах.
Что ж, я полагаю, это делает Гитабрию безопасным убежищем для Нифении. А вот для меня — вряд ли. Когда дело касается Черной Тени, джен-теп плюют на выгоду и на доводы разума.
Раздался звук рога — удивительно красивый и чистый.
— Садись, малыш, — сказала Фериус, указывая свободное место на скамейке. — Почувствуй себя туристом.
Глава 19БОЛЬШАЯ ВЫСТАВКА
Церемония началась с появления маленького человечка в длинном вышитом плаще. Яркие полудрагоценные камни на его одежде сияли, придавая ему сходство с павлином. Его речь текла так плавно, что, казалось, он пел. Гитабрийский язык весьма красив, но человечек говорил слишком быстро, и я не мог разобрать, где заканчивается одно слово и начинается следующее. Произнося речь, он улыбался и жестикулировал, а потом, низко поклонившись, отступил назад.
Переводчики во всех секциях поднесли рога к губам. Они говорили негромко, но устройство рогов — а, может, и «раковин», в которых они стояли, — усиливало звук, и их голоса разносились над скамьями, так что зрители без труда могли услышать каждое слово.
— Добро пожаловать, — начала женщина джен-теп — переводчица нашей секции. — Мы очень ценим и глубоко уважаем вас. Вы все — наши дорогие гости: представители неустрашимой и благородной дароменской империи, делегаты благочестивой и мудрой теократии Берабеска, посланники блистательной и могущественной магократии джен-теп…
Она продолжала в том же духе, перечисляя страны. Об одних я хорошо знал, о других — лишь слышал краем уха. Некоторые и вовсе располагались на другом континенте.
— Вот уже сто пятьдесят лет Большая Выставка остается местом встречи для всех, кто приезжает полюбоваться и восхититься чудесами других земель, искусностью и мастерством тех, кто — пусть они даже говорят на других языках и отличаются цветом кожи — остаются нашими братьями и сестрами по духу. Здесь мы покажем последние разработки и достижения наших исследователей, которые вы, многоуважаемые гости, можете приобрести и отвезти в свои страны.
На этом месте человечек, ведущий мероприятие, снова выступил вперед. Он говорил еще некоторое время, а потом предоставил слово переводчице.
— По традиции, — сказала она, — мы будем демонстрировать то, что изобретатели Гитабрии создали за прошедший год. Наша культура зиждется на трех основах: исследования, торговля, мастерство. В нашем языке существует слово, которого нет ни в одном другом: «беллегензия». Оно означает красоту, которая может быть раскрыта только благодаря изобретению.
Женщина — как и ведущий до нее — сделала небольшую театральную паузу, а затем продолжала:
— И, о! Какие же чудесные вещи наши изобретатели создали в прошедшем году!
Человек в сверкающем плаще шагнул вперед в третий и последний раз, вскинул руки, словно в мольбе, а потом звонко хлопнул в ладоши.
Казалось, он призвал гром с ясного вечернего неба. Из-за кулис выбежали две группы танцоров в алых шелковых костюмах. Они держали восьмифутовые деревянные шесты, соединенные между собой такой же алой тканью с золотыми полосами — так, что все сооружения напоминали мифических крылатых зверей с вытянутыми мордами, похожими на крокодилью. Наверное, оно и к лучшему, что Рейчис не пришел — у него свое мнение о крокодилах.
Звери извивались и танцевали в воздухе, повинуясь движениям артистов, которые ловко управлялись с шестами. Группы поменялись местами, потом сделали это снова — быстрее, быстрее. Казалось, мифические существа вот-вот вырвутся и улетят в небеса. Потом артисты ринулись на авансцену, приближаясь к зрителям. Челюсти алых шелковых зверей распахнулись, раздался гром, и из пастей вырвались огонь и дым. Я ухватил за руки Нифению и Фериус, намереваясь оттащить их назад, пока пламя не спалило нас. Но Нифения лишь отмахнулась от меня, как от неразумного ребенка. Она не сводила глаз с волшебных животных. Тут наконец я понял, что пламя и дым ненастоящие. Из пастей зверей вылетели длинные красные вымпелы, а вместе с ними — что-то еще. Небольшие шарики — размером с яйцо, — завернутые в блестящую золотую бумагу. Они посыпались на зрителей, а те поднимали жадные руки, стараясь поймать их. Шелковый монстр выплюнул еще одну партию шариков, на сей раз — немного побольше размером.
— Эти гитабрийцы любят показуху, — сказала Фериус, лениво протянув руку, чтобы поймать одну из золотистых посылок.
Она развернула бумагу и показала мне содержимое.
— Хочешь попробовать, малыш?
Моим глазам предстал небольшой кругляш, по виду напоминающий ириску.
— Откуда нам знать, что они не отравлены?
И если вы считаете меня параноиком, поверьте: отравления случаются гораздо чаще, чем кажется.
— Едва ли это пошло бы на пользу бизнесу, — заметила Фериус, обведя взглядом гостей выставки, которые с аппетитом поедали содержимое золотых свертков. — Но если ты боишься…
Я не успел сказать ей, что эта попытка взять меня «на слабо» выглядит довольно жалко. Нифения забрала у Фериус конфету и сунула в рот. Она пососала ее пару секунд, а потом замерла. Глаза девушки расширились.
— О! — сказала она.
— Что? Что такое?
Не отвечая, она посмотрела вниз, на землю; жадные руки по-прежнему шарили под скамьями в поисках обернутых в золото сладостей. Углядев сверток, Нифения стремительным движением ухватила его, опередив здоровяка в одеянии мага. Мужчина рявкнул на нее, но, вспомнив о правилах Выставки, удержался от грубостей.
Нифения села на место и вручила мне шарик.
— Попробуй.
Не желая снова быть уличенным в трусости, я развернул конфету и сунул в рот, пытаясь проглотить ее целиком. Эффект не заставил себя долго ждать. Все вокруг стало… отчетливым. Цвета, формы, текстуры. Казалось, я всю жизнь носил шоры на глазах и лишь теперь увидел мир таким, каков он есть. Обострился и слух. Более того: казалось, я даже мыслить могу теперь рациональнее и яснее. Словно раньше я был дурачком и только теперь осознавал суть вещей.