— Теперь скажи правду.
— Что? Почему бы…
Я не мог больше терпеть боль.
— Мы украли Оазисы у медеков. Мы отняли у них магию и притворились, будто она наша.
Боль исчезла мгновенно, словно ее никогда и не было.
— Сотокастра, — сказал Савир.
— Сото означает «открывать» и «говорить правду», — объяснил Даррел. — В руках обычного человека эта монета — просто мертвый кусочек металла. Но кастрадази может использовать ее, чтобы вскрыть замок или понять, лжет ли его собеседник.
Он фыркнул — словно бы немного снисходительно.
— Конечно, аргоси может это проделать и без всякой монеты.
— И сколько таких еще существует? — спросил я.
— Если верить старым историям кастрадази, прежде была двадцать одна священная монета. Но уже много лет кастрадзи — вне закона, и тебе повезет, если найдешь танцующего с монетами, владеющего более чем одной-двумя.
Человек в балахоне снова заговорил, и Даррел нахмурился.
— Что он сказал? — спросил я.
— Что искусство скоро исчезнет. Говорит: он стар и ненадолго задержится в этом мире.
— Не может ли он кого-нибудь научить?
— Дазигензия, — сказал старик, еще сильнее сжав мою руку.
— Танцу не учат, — перевел Даррел. — Его надо раскрыть в себе.
Покосившись на Савира, он добавил:
— Это, кстати, чепуха.
Савир проигнорировал его. По-прежнему сжимая мою руку, он подтащил меня вплотную к себе и поцеловал сперва в одну щеку, потом в другую. При виде этого Рейчис сердито зашипел и перепрыгнул с моего плеча на ближайший фонарь.
— Жуткие голокожие!
— Имя? Как твое имя? — сказал мне человек в балахоне на ломаном дароменском.
— Келлен, — ответил я. Затем, сообразив, как формируются имена у гитабрийцев, попытался припомнить, как назвал меня Алтарист. — На вашем языке, думаю, это будет: магизер Келлен фаль Ке те джен-теп.
Старик энергично замотал головой.
— Нет. Нет. Кастрадази Келлен.
Он перевернул мою руку ладонью вверх и убрал свою. Там, где раньше была одна монета, теперь их лежало пять.
— Тогда я — перекати-поле, пересекающее океан, — вздохнул Даррел и обернулся к женщине. — Энна, ты когда-нибудь раньше видела такие монеты?
Она улыбнулась ему, но не сдвинулась с места.
— В глубине души ты — по-прежнему маленький восторженный мальчишка, а?
Я взял монеты, чтобы рассмотреть их получше. Все они были разного размера и цвета — от сверкающего медно-оранжевого до синего — настолько глубокого, что, казалось, кто-то сумел слить в единое целое сталь и сапфир. Они покалывали кожу, и каждая из них вибрировала на свой лад. Савир сжал мой кулак, пряча монеты.
— Не показывай, кастрадази Келлен. Не показывай.
— И что мне с ними делать?
Старик обменялся с Даррелом еще несколькими репликами, а потом аргоси перевел:
— Он говорит, что дети здесь больше не хотят быть танцующими с монетами; они хотят быть охранниками, или изобретателями, или торговцами. Он говорит, что устал от постоянных преследований тайной полиции, ищущей эти монеты. Поэтому теперь они твои. Говорит: ты должен сохранить их. Увезти отсюда.
Я опустил взгляд, рассматривая маленькие металлические диски. Если б я увидел их раньше, то, вероятно, не счел бы чем-то особенным. Теперь же мне казалось, что я держу в руке сокровище. Старик выжидающе посмотрел на меня, и я вспомнил, что гитабрийцы — нация торговцев.
— Я… У меня мало денег, — сказал я, потянувшись за мешочком на груди. — Но я могу…
— Практика, — сказал Савир. Он постучал пальцем мне по лбу, потом по груди и, наконец, по руке с монетами. — Практика — это плата.
Зубасто ухмыльнувшись и махнув на прощание, кастрадази пошел прочь.
— Подожди, — окликнул я его. — Я не знаю, что делают другие монеты! Ты не сказал мне, как…
— Тренируйся, — сказал он, не останавливаясь. Я ринулся было за ним, но Даррел ухватил меня за плечо.
— Оставь его, парень. Так у них принято.
Подарок старика вызвал у меня странный трепет. И дело было не только в самих монетах. Я отлично понимал, что без доброй воли Савира и хитрости Даррела, которая привела меня сюда, я и не узнал бы, что монеты вообще существуют.
— Спасибо, — сказал я Даррелу.
Аргоси пожал плечами.
— Просто подумал, что это неплохая идея. В трактире скитальцев мы видели, как движутся твои руки, и Энна сочла, что у тебя может быть к этому талант.
— Спасибо, — повторил я. — Действительно спасибо.
— Сэкономь свои благодарности для кого-нибудь другого.
Он взял меня под локоть и отвел на противоположную сторону моста, к Энне. Она больше не смотрела в ущелье и не озиралась по сторонам в поисках тайной полиции. Теперь женщина глядела на меня.
— Ты знаешь путь Воды аргоси, Келлен?
— Конечно, — ответил я, — он значит…
Тревожное чувство охватило меня. Путь Воды означает много разных вещей: соблюдай баланс, не суди чужие пути, будь честен во время сделок. Но он означает и еще кое-что: если ты поступил с другим нечестно — найди способ компенсировать это. Приведи весы в равновесие.
Даррел и Энна, идущие путем Странствующего Чертополоха, сделали мне подарок — более ценный, чем все, что я когда-либо имел. Так что же дать им взамен?
— Давай-ка прогуляемся по мосту, — сказала Энна.
Глава 30ПРОГУЛКА
Лесной мост Казарана, перекинутый через ущелье, длиной более трех тысяч футов. Я знал этот факт, потому что его мне сообщила Энна — первым делом, едва мы ступили на мост.
— Очень красиво, верно? — спросила она, когда мы шли между рядами тридцатифутовых деревьев, растущих прямо из моста.
Тут действительно было красиво, и я кивнул в ответ.
— И вечер приятный, — продолжала Энна. — Воздух теплый, ветерок мягкий, а компания, ну… — Она похлопала меня по руке. — Не так уж дурна, а?
— Да, мэм.
— Как хорошо погулять в компании настоящего джентльмена — для разнообразия, — сказала она, отступив на шаг и сделав реверанс. А потом протянула руку. — Теперь к делу. Полагаю, у тебя есть кое-что для меня?
Я извлек из кармана дискорданс, но расстаться с ним оказалось непросто. Я чувствовал связь между этой изящной картинкой и личностью Фериус. Отказаться от карты — значило отказаться от возможности лучше понять мою наставницу.
— О… — сказала Энна, взяв у меня карту. Она сжала ее в ладонях, и на лице женщины появилось выражение глубокой печали.
— Что случилось? — спросил я. — Что означает карта?
Аргоси спрятала карту в рукав плаща.
— Ничего такого, Келлен. Ничего такого. Я скучаю по ее рисункам, вот и все.
Она взяла меня за руку, и мы продолжили нашу прогулку. Было непросто разбить молчание, но один вопрос беспокоил меня еще с тех пор, как мы были в трактире скитальцев.
— Фериус — твоя дочь, не так ли?
— Мы ее приемные родители, — признала Энна. — Даррел нашел Фериус, когда она была еще совсем малюткой. Ее собственная семья… ну, как и многие из медеков, они хотели отомстить миру. Конечно, нельзя их винить, но это верный способ укоротить себе жизнь.
— Какой она была в детстве? Фериус, я имею в виду.
— Злой в основном. Самый злобный ребенок, которого мне доводилось видеть. Едва научившись сжимать пальцы в кулак, она избила одного мальчика до крови. А когда Фериус было семь, она украла метательный нож и тренировалась с ним постоянно, если думала, что мы не видим. Тебе доводилось наблюдать, как она обращается с клинком? Я имею в виду — с чем-нибудь вроде настоящего шанского меча или тристианской шпаги?
— Никогда не видел, — ответил я.
— Она была очень быстрой, сынок. Всегда и во всем! Она могла бы странствовать по континенту, убивая за деньги. Фериус ведь этого хотела, знаешь ли. Думала, что примирится со своей ужасной потерей, если отправит в могилу столько джен-теп, сколько сумеет, прежде чем какой-нибудь маг до нее доберется.
— И что случилось?
— Даррел увидел в ней что-то. Думал сделать ее своим тейзаном. Но Фериус отказалась. То есть она, конечно, хотела постичь таланты аргоси. И трюки. Просила нас обучить ее арта эрес и арта туко. Я предупреждала, что это плохо кончится, но у Даррела всегда было мягкое сердце.
— Серьезно? Мне иногда кажется, что он где-то его забыл.
Энна слегка сжала мою руку.
— Ну, не начинай. Так или иначе, с Фериус постоянно случались всевозможные неприятности. Всякий раз, как она оказывалась в тюрьме, мне или Даррелу приходилось ее вытаскивать. Но она ненавидела ходить в должниках. Пыталась заплатить нам вещами, которые где-то украла. И тогда Даррел начал давать ей карты долга. Знаешь, что это такое?
— Те, красно-черные? Фериус говорит, что это — долги аргоси.
Энна кивнула.
— Прошло немного времени, и у нее скопилась целая колода. Но ничего не менялось. В этой девушке было слишком много гнева.
— Но Фериус — самый добрый человек, какого я знаю! Она никогда не дерется, если этого можно избежать. И причиняет вред только в случае крайней необходимости. Четверо правоверных берабесков едва не убили нас в пустыне, а она израсходовала наши лекарства, спасая их!
Сперва мои слова в защиту Фериус, казалось, не произвели на Энну никакого впечатления. Но затем она остановилась и посмотрела на меня. В ее глазах я увидел слезы.
— Мне приятно это слышать, Келлен. Это прекрасный подарок. Спасибо.
В ее тоне была какая-то завершенность. Словно бы Энна намекала, что здесь пора остановиться и не развивать более эту тему. Но я не мог все так оставить.
— Если раньше Фериус была настолько жестокой, что изменило ее?
Энна расстегнула несколько верхних пуговиц плаща. А потом потянула декольте платья вниз, обнажая тело чуть выше грудины… Шрам был старым, но очень заметным. Он располагался в каком-то дюйме от ее сердца.
— Даррел успел вовремя, — сказала она. — Но еще чуть-чуть — и он опоздал бы.
— Невозможно! Фериус не могла такого сделать!
— …Сказал мальчик, ничего толком не знающий об отношениях матерей и дочерей. Предположим, Даррел показал бы тебе подобный шрам и сказал бы, что получил его, когда не поладил с сыном. Ты б ему поверил?