— Почему ты позволила Завере победить тебя?
Я пожалел, что сказал это вслух. Каким бы ни был ответ, он не обрадует никого из нас.
Фериус выпрямилась и поправила шляпу. А потом зашагала дальше — к концу моста и движущимся платформам, которые вели к дому Джанучи.
— Видишь? Это не очень хороший вопрос.
«Забудь об этом», — сказал я себе.
— Но как она…
— Завера уделала меня, потому что она более искусный боец, чем я.
Фериус сказала это будничным тоном. Так можно было бы назвать время суток или заметить, что груши у одного продавца дешевле, чем у другого.
Я прибавил шагу, догнав ее.
— Но что, если вам снова придется драться?
— Думаю, она снова меня уделает.
На сей раз горький привкус во рту явно был вызван не истощающей травой.
— И ты так спокойно об этом говоришь? Завера могла убить тебя, Фериус! Она хотела! Я видел это в ее глазах.
— Нет, она не могла убить меня, малыш.
— Почему нет? — требовательно спросил я, чувствуя, что бешусь все сильнее. — Назови хотя бы одну причину, почему она не смогла бы прикончить тебя прямо у меня на глазах!
Фериус остановилась, и я подумал: может, я перегнул палку? Но она обернулась и положила руки мне на плечи.
— Потому что ты не позволил бы ей.
Никогда прежде я не видел, как Фериус плачет, но сейчас в ее глазах определенно стояли слезы. Она притянула меня к себе и обняла — во второй раз за все время, что мы были знакомы.
— Фериус, что…
— Никогда не убивай ради меня. Хорошо, Келлен? Пообещай мне. Я знаю, как отчаянно ты желаешь защитить друзей. Но ты никогда не уйдешь в Тени из-за меня.
— Хорошо, не буду, — пообещал я, потому что не мог вынести боли в ее голосе.
Но я солгал.
Глава 42ОНИКСОВЫЙ БРАСЛЕТ
— Ты готова? — спросил я Крессию.
Для человека, который провел последние два дня в цепях, терзаемый изнутри отвратительным существом, Крессия сохранила великолепное самообладание.
Она изогнула бровь.
— Ты уже в третий раз спрашиваешь, Келлен. Сам-то готов?
Ну… теоретически. На трех жаровнях я расплавил металлические субстанции. Соответствующие иглы были вычищены и готовы к работе. Необходимые заклятия дыхания я знал назубок, но все-таки повторил их несколько раз, чтобы не ошибиться и не запнуться в самый неподходящий момент.
В моей жизни такое бывает нечасто, но вот сейчас — для разнообразия — я действительно знал, что делать. Вроде бы. Использование браслета из оникса делало процесс нестандартным, и я нервничал. Не добавляло спокойствия также присутствие Джанучи и Алтариста. Они встали на почтительном расстоянии, чтобы не мешать мне; и все же — готов поклясться — в каждом их вздохе сквозило сомнение.
Хотя у изобретателей был некоторый опыт сотрудничества с творцами амулетов типа Нифении (которая тоже пожелала присутствовать), эзотерические изыскания вроде работы с магическим червем были им непонятны. И для их научно-исследовательского типа мышления казались абсурдными.
— А ты будешь блевать? — поддел Рейчис.
Он сидел на спине Айшека, словно всадник на лошади. Гиена, похоже, не возражала, но возражала Нифения.
— Это неприлично, — прошептала она своему талисману. В ответ он фыркнул.
— Ха! — сказал Рейчис.
— Может, закроешь свой прекрасный рот? — сказала Фериус. — Не видишь? Дети пытаются сосредоточиться.
Знаете, что очень сложно? Удалять из человеческого глаза отвратительного скользкого магического червя. Еще труднее делать это, когда ты устал как собака и не можешь пересчитать собственные синяки. Но хуже всего — зрители, которые пялятся на тебя во время процедуры.
— Ладно, — сказал я, взяв серебряную иглу и погружая ее в медный расплав. — Так. Хорошо. Прости, Крессия, но сейчас я…
— Не надо мне ничего рассказывать. — Она смотрела на меня с сочувствием, которого я не заслуживал.
— Думаю, это может причинить тебе такую же боль, как и мне, Келлен.
«Чертовски похоже на правду», — подумал я. А вслух сказал:
— Полагаю, такие вот вещи и учат нас смотреть на жизнь философски.
Крессия усмехнулась. Не потому, что это было смешно. А потому, очевидно, что она была невероятно храброй.
— Нет ли другого способа, кроме этого варварского ритуала? — спросил Алтарист, кажется, уже в пятый раз.
Я стоял спиной и не видел его лица. Но готов был поспорить на все свои деньги: он едва может устоять на месте, борясь с желанием подбежать и оттащить меня от дочери.
Джануча начала успокаивать его, но Крессия перебила.
— Я — этуца Крессия фаль Гассан, — сказала она, — дочь народа исследователей. Когда мы постигаем мир, мы отвергаем страх и сметаем преграды. Выживу я или умру — но я избавлюсь от этой мерзости.
Она снова обратила взгляд на меня.
— Давай, Келлен. Сейчас.
По правде говоря, я бы повременил еще несколько минут, чтобы успокоиться, но Крессия сделала свой выбор, и я повиновался. Надев на запястье ониксовый браслет, я большим и указательным пальцами растянул веки Крессии, чтобы глаз оставался открытым.
Первая задача — выманить червя. Для этого требовалось заклятие дыхания и раскаленная игла, наконечник которой я прижал к глазу Крессии. Фокус (если такое легкомысленное слово можно использовать для чего-то настолько ужасного) состоял в том, чтобы установить контакт с серебром, не выколов глаз. Все это время мне приходилось чередовать два разных заклятия дыхания. Одно — чтобы не выжечь глаз, а другое — чтобы при помощи медного сплава на серебряной игле вытащить наружу червя.
Проще некуда.
Все тело Крессии содрогнулось, и она закричала — так громко, что, казалось, у меня из ушей вот-вот хлынет кровь. По ее смуглой щеке потекли черные маслянистые слезы; они шипели, касаясь кожи, и этот звук был слышен даже за ее мучительным криком. Медленно, неохотно, сопротивляясь изо всех сил, обсидиановый червь начал выползать на иглу.
Крессия перестала кричать, но конвульсии только усилились. Фериус подошла и придержала голову девушки.
— Она умирает! — закричала Джануча. Она уже не могла справиться с собой. — Это убивает ее!
Джануча не ошибалась. Шелла предупреждала, что червь пробыл в Крессии слишком долго; удаление может вызвать шок, который сожжет ей мозг. Вот теперь этот отвратительный ритуал, который я провел несколько раз за последние полгода, превращался в нечто совершенно новое.
«Оставь ее, — сказал я, направляя поток своей воли в браслет на запястье. — Твое место — в ониксе».
Червь продолжал медленно двигаться по игле, но я чувствовал: что-то не так.
— Едва ли она долго выдержит, — предупредила Нифения. — Тебе нужно действовать быстрее, Келлен.
Хотя червь мало-помалу выходил из глаза, дыхание Крессии оставалось поверхностным и слабым.
— Он убивает нашу дочь! — крикнул Алтарист. — Надо прекратить…
— Не вмешивайся, — сказала Нифения. — Ты должен позволить ему…
— Прочь с дороги, черт тебя побери!
За моей спиной разгоралась ссора. Алтарист и Нифения, похоже, сцепились. Я услышал крик боли Алтариста. Думаю, Айшек его укусил.
Снова послышался шум и гам. Зарычал Рейчис, грозя убить Алтариста тысячью разных способов — если только он попытается тронуть гиену. Царил жуткий кавардак. Тело Крессии извивалось в судорогах. Вены на ее шее набухли и пульсировали. Слишком быстро. Червь сопротивлялся, и я начал терять контроль над ним.
— Я не могу этого сделать! — закричала я. — Это не…
— Келлен, — сказала Фериус. Она говорила очень тихо. Даже странно, что я слышал ее. — Посмотри на меня. Сейчас же.
Я посмотрел — и изумился: как она может быть так спокойна?
— Все идет как надо, малыш. События вашей жизни — ее и твоей — свели вас вместе. Здесь. Сейчас. Каждый плохой день, который вы пережили, каждый жестокий выбор, который вам пришлось сделать, превратили вас в тех, кто вы есть. Ты слышишь?
Моя воля рвалась на куски — как веревка, на которую подвесили слишком тяжелый груз.
— Это чересчур для меня!
— Я когда-нибудь рассказывала, что означает слово «аргоси», малыш?
— Чт… Что? — пробормотал я, едва сдерживаясь. Ониксовый браслет на запястье вдруг сжался, когда вторая половина червя забилась внутри, извиваясь и скручиваясь. Браслет стал таким тяжелым, что я едва мог поднять руку.
Фериус одарила меня одной из своих самых лучезарных улыбок.
— Это старое дароменское слово переводится как «странствующий герой». Разве не круто? — Она подмигнула мне. — Вот что ты такое, Келлен. Ты — аргоси. И не важно, если кто-то когда-то сказал тебе что-то иное. Твое имя — Келлен Аргос. Хочу услышать, как ты его произносишь.
— Я… Келлен Аргос.
— Ты не просил этого. Ты шел по пути Воды, не причиняя никому зла, но путь Ветра привел тебя сюда. В это место. К этой отважной девушке, которой сейчас нужна твоя помощь. Да, ты боишься. Но это не помешало тебе пойти путем Грома и нанести удар врагу, засевшему в ее глазу. А теперь пришло время для четвертого пути. Сделай свою волю несокрушимой, Келлен. Покажи им всем, почему мы называем это путем Камня.
Капли пота выступали на лбу и стекали по моим щекам. Руки тряслись так сильно, что я едва мог удержать иглу. Если бы я мог говорить членораздельно, я ответил бы Фериус, что она ошибается. Я не шел путем Камня. Моя воля не была несокрушимой. Меня поддерживало что-то другое.
Я посмотрел в пылающие зеленые глаза Фериус, почти ослепленный верой, которую там увидел. Что бы со мной ни случилось и что бы ни говорили мне другие, я оставался ее учеником. Ее тейзаном. И — не важно, чего мне это будет стоить, — я стану тем человеком, которого она видит во мне.
Я снова направил волю на ониксовый браслет. Червь сопротивлялся; его собственная бесконечная сила тянула чудовище назад.
«Мое! — сказал он. — Это мое тело. Живое или мертвое, все равно».
Крессия застонала сквозь зубы. Потом стон превратился в шипение.
«Это голос смерти, — сказала тварь. — Девушка умирает. Ты готов убить ее, лишь бы избавиться от меня?»