Разумеется, отец велел мне не лезть не в свое дело.
Третья беременность убила мою мать еще до того, как о ней можно стало официально объявить.
Уолтеру я ничего не сказал. Мальчик никогда не был особенно близок с матерью, но я посчитал излишним давать ему новые поводы для конфронтаций с отцом.
Тогда мне казалось, что я прав. И сейчас пришло наказание за мою гордыню. Я не мог предоставить отцу полного и честного отчета.
Я знал, что Кэт — сильная девушка, но не отличается крепким здоровьем. Разумеется в ее поместье я успел не только восхититься тому, как красиво лежат на подушке ее волосы. Меня ждали и неприятные новости, которые подтвердила сама Кэт. У нее был узкий таз, ее мучили мигрени, она страдала легкой близорукостью и, самое главное — у нее оказалось больное сердце. Ее мать страдала «сладкой болезнью», что не могло не сказаться на здоровье детей.
Отец, узнай он об этом, конечно, вовсе не был бы счастлив. Разумеется, искать среди старших дочерей знатных альбионских родов девушку с фертильностью сельской жительницы — предприятие в высшей степени бессмысленное. Кэт хотя бы не морфинистка, как ее сестра, Хелен. Но сердце Кэт могло стать серьезным препятствием нашему браку — она могла не просто умереть первыми же родами, а вовсе не дожить до них.
Я решу эту проблему самостоятельно. В конце концов пойду против всех правил и признаю себя бесплодным. У меня есть мой проект в Лестерхаусе — детище, которое принесет Альбиону куда больше пользы, чем любой мой наследник.
Но как же я завидовал Уолтеру в этот момент. Девицы, которых он водил домой, казалось, могли рожать ему по ребенку в год двадцать лет без перерыва. Хотя что толку в бастардах.
Придется лгать отцу. Я подделаю отчет, исповедуюсь патеру Морну и буду надеяться, что не приближу пробуждение Спящего.
…
Я приступал к работе в Лестерхаусе полным воодушевления. Но с каждым днем все больше чувствовал, что провалил проект, за который так неосмотрительно взялся, еще там, в Гунхэго.
Я привез мало людей. Да приснится Спящему хронический геморрой для всех их родственников до седьмого колена, они же дохнут, как мухи!
…
Из пациентов, которых я привез, выжило две трети.
Конечно, если бы я не настоял на эвтаназии тех, кто обезумел до того, как им начали вводить препараты — статистика была бы лучше. Но сама мысль кормить их на деньги Альбиона кажется мне абсурдной. Лестерхаус и так полон сумасшедшего альбионского отребья, с которым обращаются незаслуженно мягко…
…
Уолтер захлопнул дневник и убрал его в саквояж.
— Покойный джентльмен, да приснится он Спящему в следующем Сне наделенный теми добродетелями, коих только что желал родным своих подопечных, был сложным человеком, — пояснил он свой жест.
Бен понимающе кивнул, Зои даже не подняла взгляда, а Эльстер еле слышно фыркнула.
— Не стесняйтесь, патер Ливрик. Но у нас говорят, что… даже самого неприятного человека… после смерти могут помянуть добрым словом… когда придет время, — тщательно подбирая слова, закончил Бен.
— Друзья тебе под стать, — высокомерно заметил Джек. — Зарвавшиеся щенки, никогда не получавшие по носу.
Уолтер усмехнулся. Если он правильно помнил уроки морлисского сослуживца, пословица, которую с таким трудом перевел Бен, в оригинале звучала как «закопай мудака в огороде весной — осенью похвалишь урожай».
Остаток пути они провели в молчании. Эльстер читала, иногда над чем-то тихо хихикала, прикрываясь рукавом черной министранской куртки. Кот дремал на коленях Зои, Бен спал, положив голову сестре на плечо. Уолтер смотрел в дневник, но никак не мог заставить себя читать, только изредка перелистывал страницы, не зная, кого пытается обмануть — спутников или себя.
Взгляд, растерянно скользящий по страницам, споткнулся о строчку, нацарапанную неожиданно дрожащим почерком: «эликсир без цвета и запаха, совершенное орудие убийства, горит ярко-красным пламенем. Это моя кровь, разлитая по этим проклятым флаконам, моя и Кэтрин, оживает над подожженной жидкостью…»
Он перевел взгляд на начало страницы.
«Лигеплацкие выродки, грязь хуже, чем паршивые твари, которых я привез из Гунхэго! Мне пришел отказ, разумеется мне пришел отказ! Их потаскухи, дрянные суки, созданные для удовлетворения похоти потных ублюдков, не брезгующих трахать механизм, будут жить. Их сердца будут подвергаться починке, даже если остановятся. Проклятый конспиратор Рейне не оставил чертежей, даже подсказки, эти подонки держатся за свои секреты, словно не понимают, что то, что я предложил им за проклятый чертеж многократно превышает стоимость всех их борделей вместе взятых! Формула «Грая», мое совершенное оружие, пока еще слишком дорогое в производстве, но это можно исправить за несколько месяцев работы! Выродки, проклятые ублюдки, из-за них я теряю ее с каждым днем все неотвратимее! Спящий, неужели мало того, что я пошел на государственную измену, неужели мало моей жизни! Почему сердца механических кайзерстатских шлюх бьются, а сердце моей Кэт — нет?!»
«Я сделаю все сам».
— Приехали! — бросил водитель.
Уолтер вздрогнул и закрыл дневник.
Бен встрепенулся, торопливо пригладил волосы и выскочил на улицу. Подал руку сестре, пока она думала — вытащил из-под сидения чемодан, снова подал сестре руку и тут же, не дожидаясь, пока она выйдет, подхватил ее подмышки и просто поставил рядом с чемоданом. Уолтер растерянно наблюдал, как он суетится.
— Мистер Берг, что это с вами?
— Время уходит, — серьезно ответил он.
Уолтер, вздохнув, вышел из экипажа. Хотел помочь спуститься Эльстер, потом вспомнил, что хоть ему никто и не верит, нужно продолжать разыгрывать клирика. Правда, саквояж он вытащил сам, хотя вообще-то министранту полагалось носить не только сумки, но и ритуальный инвентарь.
Экипаж стоял у кованых ворот, едва заметно тронутых ржавчиной. Прутья переплетались, образуя арку.
За воротами — неухоженный участок, заросший вереском. Единственное дерево росло прямо у дверей небольшого двухэтажного дома из серого крошащегося камня.
А за домом — только голубое небо и шум волн. Услышав его Уолтер с трудом удержался, чтобы не ускорить шаг и не броситься к обрыву.
— Усадьба «Шаг-до-волн», — представил дом Бен с такой гордостью, будто лично его строил. Затем взялся за позеленевшее медное кольцо и постучал.
Экипаж уехал, обдав их на прощание черным дымом. Уолтер стоял, сжимая ручку саквояжа и никак не мог поверить, что Альбион остался позади.
Он услышал протяжный скрип ворот до того, как увидел открывавшую их женщину.
Миссис Ровли не выглядела экономкой «Шага-до-волн». Нет, эта невысокая, сухопарая женщина должна была служить в поместье вроде Вудчестера. А то и быть его хозяйкой. Прямое черное платье и накрахмаленный белый передник она носила едва ли не с большим достоинством, чем Ричард Говард — сюртуки. Темные волосы с частой проседью, которую она не закрашивала, были убраны в тугой узел и укрыты дешевой черной сеткой — символом вдовства.
— Проходите, господа, — сказала она, плавно указывая на дом. Жест был совершенно естественный, но Уолтер внимательно проследил за ее рукой. Когда-то миссис Ровли явно работала в очень богатом доме, и скорее всего в Альбионе. Такая холодная грация достигалась только с годами безупречной службы.
Эльстер едва слышно фыркнула за его спиной. Тоже заметила манеры миссис Ровли, и явно уже составила свое мнение на ее счет.
— «Шаг-до-моря» очень старый дом, — предупредила она, размеренно шагая впереди по узкой мощеной дорожке и связка ключей на ее поясе звенела в такт шагам. — Он знал лучшие времена. Чтобы его содержать нужен большой штат прислуги, но сейчас здесь только я, садовник мистер Уоррен, горничная Дженни и кухарка миссис Фарлоу. Мы делаем все, что в наших силах, чтобы содержать дом… в приличном виде.
Миссис Ровли отперла дверь и первой зашла в дом.
Уолтер зашел вслед за ней.
Первый этаж занимала гостиная и, судя по звукам, кухня. Уолтер прислушался. Кажется, в доме на эгберсткий момент было одно помещение для гостиной, кухни и столовой, но хозяева предпочли по альбионскому обычаю разделить их хотя бы тонкими перегородками.
Гостиная была уютной, нарочито-простой. Уолтер разглядел пару кресел у камина, чистые белые занавески на окнах.
Мебель была грубой, но явно недешевой, а множество газовых светильников в разноцветных абажурах указывали на то, что дом вовсе не так прост, как выглядит.
Полы были накрыты толстыми полосатыми ковриками с мохрящимися краями.
— Сквозняки, — высокомерно прокомментировала миссис Ровли, проследив за его взглядом. — Мисс, что это у вас в руках?! — всполошилась она, увидев Зои.
— Это кот, — ответил за нее Уолтер, делая шаг вперед и мягко улыбаясь. — Мой кот. Видите ли, миссис Ровли, я много лет работал в госпитале для нуждающихся в Нижних Кварталах Альбиона, и с тех пор панически боюсь крыс, — доверительно сообщил он.
— Но здесь нет, крыс, патер…
— Ливрик, — подсказал Уолтер.
— Здесь нет крыс, — повторила она. — Здесь много… — она вдруг замялась, разом разрушив весь образ ледяной неприступности. — Здесь много птиц. Они гнездятся под крышей, на чердаке, и я их не выгоняю, — с вызовом сказала она, гордо вздернув подбородок.
— Если чердак закрыт, я думаю кот не доставит неудобств вашим подопечным, — сказал Уолтер менее уверенно, чем ему хотелось.
Миссис Ровли только мазнула по его лицу злым взглядом и отвернулась.
— «Шаг-до-волн» — дом для тех, кто превыше всего ценит уединение. Поэтому вся прислуга проживает в деревне.
Кухарка приезжает раз в два дня. Я приезжаю дважды — утром, в шесть часов и вечером, в восемь. Садовник, — она болезненно поморщилась, — бывает здесь раз в неделю, по выходным. С горничной вы можете договориться сами — если вы предпочитаете, чтобы вам накрывали на стол, обслуживали мисс по форме и постоянно находились рядом для выполнения мелких поручений — она либо может поселиться в комнате для прислуги, либо приезжать трижды в день, в часы трапез. Если нет — она будет приезжать со мной.