— Экипаж удаляется, идти все дальше и опаснее, — заметил он, приоткрывая дверь.
Эльстер, метнув на него ненавидящий взгляд, что-то шепнула Зои, а потом бесшумно выскользнула из экипажа. Зои, не колеблясь, вышла за ней, но у нее не получилось сделать это тихо.
— Вы раньше катафалк водили?! — рявкнул Уолтер, распахивая другую дверь и хлопая ладонью по борту, чтобы привлечь к себе внимание. Извозчик обернулся к нему.
— Простите, патер, здесь много мелкого зверья, бросаются под колеса…
— Значит, вам давно полагалось привыкнуть!
Он захлопнул дверь и положил на колени саквояж. Открыл его и закатил глаза. Эльстер украла из дома тонкий шерстяной плед, упаковку свечей, бутылку настойки, умудрилась собрать какую-то еду, а сверху вызывающе блестела медная джезва.
— Нет чтобы назвать какой-нибудь Майзой, — проворчал он, заворачивая бутылку и лекарства в плед и утрамбовывая сверху сюртук. — Была бы синичка и не тащила все, что не приколочено.
Встряхнул несколько раз саквояж, убедился, что в нем ничего не звенит и, приоткрыв дверь, выглянул из экипажа.
Дверь закрывалась на два крючка — снаружи и изнутри. Он понял, что придется балансировать на подножке, чтобы закрыть дверь. Впереди как раз виднелась кочка. Уолтер подождал, пока экипаж подъедет к ней и выскользнул наружу.
Закрыл дверь и мягко соскочил на землю в тот момент, когда экипаж слегка подбросило.
Вереск с шорохом расступился под ним — сухие, колючие стебли, даже сейчас едва заметно пахнущие медом.
Он полежал на земле пару минут, чтобы экипаж отъехал подальше, а потом встал, отряхнулся и пошел назад — к едва видневшейся молельне.
Молельня была пуста. Скорее всего клирик приходил несколько раз в неделю — увядшие цветы в вазах явно стояли не больше суток, полы были почти чистыми, нигде не было пыли, а перед алтарем стояли новые свечи. Правда, несмотря на цветы и гуляющие по полу сквозняки, в воздухе пахло затхлостью и тяжелыми благовониями.
Уолтер было удивился, что в молельне ничего не разграбили но, оглядевшись, понял, что брать тут нечего.
Эльстер с Зои сидели у исповедальни, за старой портьерой.
— Видишь, все со мной в порядке, — улыбнулся он. — Между прочим, я заглядывал в саквояж.
— Если придется ночевать не в гостинице, где негде будет даже кофе сварить — по-другому заговоришь, — пообещала она.
— Там же все равно нет кофе?
— Плохо заглядывал, — улыбнулась она. — Куда дальше?
— На вокзал он прибудет через пару часов. Я заплатил, чтобы он не останавливался и нам не пришлось менять экипаж на городской. Ничего, не развалится… Если я правильно понимаю, нас там будут ждать. Может и нет, но рисковать мне не хочется.
— Уходить надо, клирик скоро припрется, — мрачно сказала Эльстер.
— С чего ты взяла?
Вместо отвела она отдернула портьеру.
Он ошибся, за ней была не исповедальня, а небольшой зал. В центре стоял накрытый небеленым полотном стол, на котором лежал человек.
Уолтер подошел и склонился над мертвецом.
По углам стола стояли плошки с разбавленными маслом благовониями, перебивающими запах разложения. Но в зале он все же чувствовался. Так пахло от престарелых альбионских аристократок — духами и пудрой, которой они пытались скрыть пятна на коже. Еще прошлыми пороками и смертью.
— Зачем глаза зашили? — спросила Эльстер.
Он хотел спросить, как она может не знать похоронных обрядов, но прикусил язык — она росла в месте, прославляющем жизнь, в самом темном ее проявлении.
— Это преступник. Сделал что-то страшное. Убил кого-нибудь или надругался.
— Это чтобы он больше не мог открыть глаза? Проснуться в следующем Сне? — тихо спросила она.
Уолтер кивнул, не отводя взгляда от трупа и грубых черных швов на его веках.
— А Джек…
— Дворянам не зашивают, — поморщился Уолтер. — Хотя он… просил. Патер Морн не дал. Сказал, что воля усопшего — не повод нарушать традиции и что-то еще… на самом деле он не хотел, чтобы… он больше не снился, — сбивчиво закончил он. — Пошли отсюда, ты права. Клирик скоро вернется.
Эльстер взяла его за руку и отвернулась от алтаря.
…
Уолтер примерно помнил, где находятся деревни вокруг Шага-До-Волн, и надеялся до ночи найти одну — маленькую и дальнюю.
Но вокруг только стелилась вересковая пустошь с редкими холмами.
Почти к ночи, когда он всерьез начал опасаться, что придется заночевать у подножья холма, они увидели золотые огни на горизонте. Он вытащил из саквояжа флакон с тоником, отхлебнул, а потом протянул Эльстер и Зои. Нужно было дойти и найти ночлег.
Деревня была не той, в которой жила миссис Ровли, но Уолтер не сомневался, что новости между ними расходятся быстро. Но все же за передушенных котом птиц еще никого не вешали и с собаками никого не искали.
Конечно, никакой гостиницы в деревне не было, но в первом доме, куда они постучали, их послали к «Натти, которая сдает комнаты».
Дом, на который им указали, был окружен запущенным садом. Словно когда-то его разбили, а теперь за ним стало некому ухаживать.
Им действительно открыла немолодая, высокая крестьянка, чьи рыжие волосы укрывала такая же вдовья сетка, как у миссис Ровли. Он быстро договорился об ужине и ночлеге на чердаке, за который пришлось заплатить как за номер в гостинице. Натти предупредила, что сдала комнату под ними. Оказалось, в городе через несколько дней открывалась ярмарка, и многие торговцы снимали такие комнаты в окрестных деревнях. Уолтер сделал вид, что ему об этом известно и быстро сочинил легенду о том, что он врач, хочет купить редкие ингредиенты и даже условился с одним торговцем. Кажется, такая легенда целиком устроила равнодушную хозяйку, и он не сомневался, что именно ее она перескажет, если кто-то будет спрашивать.
Уолтер с трудом заставил Эльстер поесть перед сном. Зои пришлось кормить почти силой.
У хозяйки нашлись несколько старых матрасов и рваные одеяла. Уолтер вытряхнул из них пыль и постелил Эльстер с
Зои в одном углу, а себе — в другом, жалея, что не к чему себя привязать. Но он надеялся, что слишком устал, чтобы ходить во сне.
Закончив с ужином, он запер дверь и уснул, едва успев лечь на кучу сваленных в углу одеял.
Он снова видел тюрьму. У него еще обе руки, и они в кровь сбиты о дверь. Он лежал у порога обессилев от тщетных попыток вырваться, а на сорванном криком горле словно затянули колючую проволоку. В этом кошмаре он мог только скрестись о ледяной металл сорванными ногтями и хрипеть бессмысленные слова, слушая тихий, беспомощный плач, иногда разбивающийся криком.
Она звала его, а он ничего не мог сделать. Даже молиться — во сне у него не возникало такой мысли.
Когда он просыпался, ему показалось, что дверь со скрипом открылась, и на пороге стоит Бекка, но не в черном наряде Полуночницы, а в строгом темно-синем платье с белым кружевом, таком неуместном в этой полной боли темноте. Но на несколько секунд, перед самым пробуждением, образ Бекки поблек и стерся, словно она была призраком. На ее месте стоял Бен, живой, только слева волосы слиплись от крови, и один глаз был красным от полопавшихся сосудов.
Уолтер медленно открыл глаза и понял, что кошмар не закончился.
Вокруг все еще было темно, а Эльстер действительно плакала.
Он с трудом встал, будто не веря, что может это сделать. Подошел к ней и сел рядом прямо на пол.
Она спала и во сне глухо, бессильно рыдала, сжав зубами край подушки.
— Эльстер? Эльстер, просыпайся! — позвал он, тряся за плечо. Она не слышала и не отзывалась. — Просыпайся, ну же!
Наконец она открыла глаза, и в них Уолтер который раз читал только бессмысленную панику.
— Уолтер! Я… я… видела… слышала… Мне таких снов раньше не снилось никогда!
Она дрожала, прижимаясь к нему, будто он пытался вырваться. И как только он хотел ответить, как рядом тихо засмеялась Зои. Ее кошмары явно не мучили, но этот смех, тихий и надтреснутый, был страшнее крика и слез.
— Что происходит?! — прошептал он.
— Ты снова что-то видел? — прошептала Эльстер, вытирая слезы. — Кстати, ты меня не душить пришел?
— Вроде планы были другие.
Уолтер отпустил ее и подвинулся к Зои. Успел подумать, что лучше попросить Эльстер, но она сама была напугана и вряд ли смогла бы кого-нибудь утешить.
— Зои? Зои, солнышко, просыпайся, — позвал он, с некоторой опаской трогая ее за плечо. Все же она до сих пор пугала его.
Она обернулась к нему и медленно открыла глаза.
— Что? — хмуро спросила Зои. Сонно пробормотала что-то, что Уолтер не смог перевести. — Мне там было хорошо. С Беном.
— Я думал, тебе снятся плохие сны, — тихо ответил он, убирая руку.
— Хорошие. А ты соврал, сказал, что ему не больно! — зло огрызнулась она, отворачиваясь.
— Прелестное дитя, — проворчал Уолтер, возвращаясь к Эльстер. — Что тебе снилось?
Она только мотнула головой. Он, вздохнув, поправил у нее на плечах одеяло.
— Либо мы все устали и нервы сдают, либо я заразный, либо что-то в еде. Но нас не могут травить все, кто нам встречается — это глупость.
— Давай думать. Тебе кошмары снятся с тюрьмы. У тебя галлюцинации, а один раз ты во сне попытался меня убить, — сказала Эльстер, снова вытирая глаза.
— Ты один раз слышала голоса в Колыбели и тебе приснился кошмар сейчас. Но это может быть совпадением.
— Мне и раньше снились, но другие. Такие — в первый раз.
— И Зои вторую ночь подряд слушает Бена, но это тоже ничего не значит — девочка слаба рассудком и только что брата потеряла.
Эльстер притянула колени к подбородку и мрачно посмотрела на Зои.
— Мне все равно кажется, что это не совпадения. Помнишь, Бен в поезде тоже слышал голоса?
— Да. Но ему могло послышаться, в конце концов мы ехали в одном вагоне с Идущими. Там вообще тихо не бывало.
— Вот именно! Там разговаривали, пели песни, дрались и ругались постоянно. И тут он говорит: «Слышите? Голоса!»
Эльстер встала и нервно заходила по комнате.