– Не могу, Уолтер. Эту тайну легче узнать, чем потом жить с ней. Этот человек, герр Унфелих… Он просто так меня не оставит. Не успокоится, пока не отыщет и не убьет.
– Эльстер, если бы кто-то всерьез собирался тебя найти и убить – это сделали бы давно. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
– Меня до этого искал другой человек, наш… они не хотели признаваться, что я сбежала. Поэтому меня не нашли в первые несколько дней. К тому же я говорила, что хорошо прячусь. А потом я узнала, что они обратились… куда им сразу следовало. К руководству фирмы и их безопасникам… Никакой этот Унфелих не жандарм. Их фальками называют.
– «Фальк»? Ястреб? Это человек или тоже… «птица»?
– Я не знаю, что у них внутри, но человеческого в них мало… Ястреб – птица, которая охотится на других птиц, «низкого полета» – от таких не укрыться даже в кустах… Говорят, им почти не нужно есть и спать, они выносливы, не знают жалости… я очень боюсь, Уолтер. Если он меня найдет – мне конец, и надеюсь, что он не тронет тебя. Поэтому я ничего тебе не говорю. Они знают, когда им врут.
– Эльстер, ты же не думаешь, что я позволю тебя убить?
– А зачем тебе… Ты хороший человек, Уолтер. Я сразу это поняла, еще там, в пабе, когда услышала, как ты говорил той черноволосой женщине, что не одобряешь тех, кто создает Пташек и советовал ей не говорить о своей неприязни. Ты о ней беспокоился…
– О Зэле, пожалуй, побеспокоишься, – усмехнулся Уолтер.
– Мне показалось, что для тебя не важно… ну, кто перед тобой. Ты не делаешь различий, ты просто… сочувствуешь. Потому что так поступают хорошие люди. Я мало видела хороших. Почти и не видела, хорошие люди редко… в общем, не видела.
Конечно, Уолтер не стал говорить Эльстер, что его встревожил ее рассказ. Он думал, что имеет дело с простым лигеплацким жандармом, недотепой в дурацких очках. Связываться с тайной службой «Пташек», особенно в положении, в котором он оказался, было глупостью, и Уолтер отлично это понимал.
«Не верь моменту», – говорил ему отец. Момент горит ярко, сгорает быстро и оставляет после себя лишь пепел. Это лишь момент – коротко стриженная девушка, сбежавшая из борделя. Он ничем ей не обязан, он сделал все, что мог. Они едут в просвещенную страну, столицу Промышленной Революции. Там живут миллионы людей. Там легче всего скрыться от преследования – люди ходят по городу в почти одинаковых фильтрующих масках, никто не заметит Эльстер на улице, не узнает и не запомнит. Уолтер может с чистой совестью оставить ее хоть на аэродроме, разделив с ней оставшиеся деньги и выдав ей маску. Он сможет говорить, что сделал все, что мог. Про него, может быть, даже скажут, что он хороший человек.
Такой, как патер Штольц.
– Не знаю, хороший я человек или нет. Это не мне решать, да и не важно это.
– А что тогда важно?
– То, что в этой проклятой гостинице паршивое отопление и то, что через пару дней мы будем на Альбионе, – улыбнулся Уолтер, откидываясь на подушку. – Не бойся. Все будет хорошо, обещаю.
Сон наконец пришел. И хотя до рассвета оставалось всего четыре часа, Уолтер решил не противиться ему. Все равно за час до посадки раздастся общий сигнал.
В первый раз он проснулся от холода. Пару секунд смотрел в темноту, а потом встал и накинул на Эльстер шинель.
Она и в теплом пабе в Лигеплаце мерзла, а в Монсеке было гораздо холоднее, к тому же гостиницу как будто вообще не отапливали. В полутьме он увидел, как она уткнулась носом в воротник.
Вскоре он проснулся второй раз. Эльстер прижалась к нему под одеялом, справа, чтобы не задеть больную руку.
– Холодно, – прошептала она. – И тебя знобит.
– Эльстер…
Она молчала. Уолтер был уверен, что она не спит, а просто притворяется, но не стал об этом говорить, только, тяжело вздохнув, обнял за плечи. Так и правда было теплее.
«Майерлинг» оказался классом выше «Винсента». Капитан, молчаливый мужчина с офицерской выправкой, лично встречал пассажиров. Рядом с ним стоял чародей, и Уолтеру сначала показалось, что это Унфелих – он тоже имел вид неудачника, получившего пост за выслугу лет.
– А вы тоже умеете только дуть на чужие дирижабли? – ехидно осведомился один из пассажиров.
Чародей поднял серо-голубые глаза, и они показались Уолтеру осколками чистого льда – застывшие, отрешенные, без единой эмоции. Но его улыбка, презрительная и холодная, сказала больше, чем взгляд.
«Он слепой, – понял Уолтер. – Механические глаза, главный прорыв Эриха Рейне… после его механических людей. Почему так?!»
Уолтер редко видел людей с протезами вместо глаз, тем более вместо обоих. Видел, как один глаз меняли на окуляр, но такие глаза, как у чародея, были редкостью. Проходя мимо него, Уолтер пригляделся повнимательнее.
Черный плащ, подбитый кротовьим мехом, черный сюртук из дорогой шерсти, кольцо из черного матового металла на указательном пальце – Уолтер знал, что этот металл используется для накопления энергии и стоит баснословных денег. Джек когда-то продал свою коляску и двух лошадей, чтобы купить кусочек размером с фалангу пальца, и хвастался на приемах выгодной покупкой.
Чародей был если не богатым, то крайне обеспеченным человеком. А значит, протезы заказал себе лучшего качества.
– Уолтер, что тебя так привлекло в этом мужике? – дернула его за рукав Эльстер.
– Задумался. Пойдем.
Каюта встретила их золотым приглушенным светом и терпким запахом лаванды и мяты. Уолтер только поморщился.
Он узнал «Сладкий сон», ароматические капли, которые на Альбионе добавляли в воду для стирки белья. Они придавали ткани достаточно ощутимый запах, который не выветривался по неделе. Так люди боролись с удушливым смрадом, проникавшим с улиц. В доме должно пахнуть все – особые травы на углях особых поленьев, аромалампы с эфирными маслами, благовония из Сигхи, закупаемые для Альбиона в невероятных объемах. Только бы не чувствовать этой смеси сырости, мазута, машинного масла, гари, гнили и еще чего-то физиологического, похожего на трупную вонь.
– Сколько нам лететь? – спросила Эльстер, садясь на край кровати.
– Два дня. Надеюсь, больше ничего не случится; впрочем, боец из меня все равно теперь никакой, – усмехнулся Уолтер.
Левая рука была заключена в тонкий проволочный лубок, практически не дававший ей двигать.
– Хорошо.
Уолтер, не отрываясь, смотрел на ее лицо и не мог отделаться от ощущения, что его обманывают.
– Эльстер, скажи мне, а ты хорошо видишь?
– Да, конечно… Уолтер, прошу тебя, не нужно снова…
– Тот человек, чародей. Ты видела его глаза?
– Нет.
– А я видел, Эльстер. И видел глаза таких, как он. Я понятия не имею, как «Пташки» это делают, но мне не нравится то, на что все это похоже.
– Да? А когда кого волновала изнанка общества, а? Все эти нищие, бродяги, шлюхи в желтых кружевных шарфах и прочая дрянь, через которую все просто перешагивают, а если и соизволят заметить, то только для того, чтобы поступить, как этот ваш патер Штольц? – прошипела Эльстер, вцепившись в край кровати и подавшись вперед. – Какая разница, что у потаскухи внутри, Уолтер, если она потаскуха?!
Уолтер только скрипнул зубами и отошел. Ему нечего было ответить. Он бывал в Нижних Кварталах Альбиона всего несколько раз в жизни, и ему хватило впечатлений.
Он не знал, как исправить то, что он там увидел. Как обратить к свету живущих там людей. Были там бедно, но чисто одетые люди, с достоинством несущие свою нищету. Женщины подбирали юбки, идя по скользким камням тротуаров и обходили кучи отбросов, наваленные под окнами и возле каждого крыльца. Дети запускали бумажные корабли с парусами из тряпок в каналах, полных сточной воды. Уолтер из окна коляски видел, как мужчина, встретив женщину с тяжелой корзиной, после недолгого разговора забрал ее и подал женщине руку. Это были люди, свято хранящие свою человечность – те, чьи души не были наполнены зловонным туманом.
Но были и другие, и их было гораздо больше. Те, кто выливали помои на тротуары, те, кто рылись в кучах мусора у домов, те, из-за кого нельзя было сворачивать в подворотни. Бродяги, спящие под стенами и даже не просыпающиеся, когда из очередного окна на них выливали ведро грязной воды. Проститутки в замызганных шарфах, сторожащие свои стены и заглядывающие в глаза, как бездомные собаки. И собаки тоже были – тощие, облезлые и озлобленные.
«На какой вопрос я пытаюсь ответить? Человек ли Эльстер? Уличить ее во лжи или раскрыть какой-то невероятный секрет «Механических пташек»? А какая разница, если она умеет чувствовать и не хочет возвращаться туда, откуда так отчаянно бежала, даже под страхом смерти?» – подумал Уолтер. Ему было стыдно за свои мысли, а еще за то, что он так упорно избегал думать, от чего Эльстер бежит.
– Прости, – наконец, сказал он. – Я больше не буду спрашивать, а ты расскажешь мне все, что сама захочешь и только когда сама захочешь, идет?
Эльстер кивнула. Уолтер заметил, как она расслабляется, и с ее лица исчезает тревога.
«Что же за человек был тот, кто решил это сотворить? Интересно, патер Морн еще жив? Пусть он был духовником Джека, но все же это мудрый человек и настоящий клирик. Пусть скажет, снится ли Эльстер Спящему», – подумал Уолтер.
Имело ли это для него настоящее значение? Он больше не мог дать себе ответа на этот вопрос.
Последний завтрак на пути к Альбиону проходил оживленно и несколько нервно. Томас сообщил, что его мать нервничала так сильно, что ему пришлось напоить ее снотворным и оставить в каюте. Зато Бекка, немного привыкнув, без умолку рассказывала о цели своей поездки – монастыре. К счастью, о своем настоятеле она больше не сказала ни слова. Уолтер почти не слушал – она рассказывала что-то о вишневых садах вокруг монастырских стен и пасеке, а он только удивлялся, в каком это из монастырей на Альбионе и в городских окрестностях растет хоть что-то, кроме чахлой зелени. Скорее всего, кто-то просто обманул Бекку, и ее ждет большое разочарование, когда она увидит, куда приехала. Последний альбионский монастырь, в котором он бывал, больше напоминал тюрьму.