Абсолютно седой, с лицом, расчерченным суровыми морщинами – в уголках губ, глаз и у крыльев носа. А его глаза, изумрудно-зеленые глаза, такие же, как у всех мужчин рода Говард, даже закрытыми навсегда будут полны презрения и упрека.
– Уолтер. Это и правда ты.
И в этот миг погас морок, обманувший Уолтера. Неважно, какие занавески на окнах и какая женщина представляется миссис Говард. Он дома – в Вудчестере, чье сердце бьется в груди хозяина поместья, Ричарда Говарда. А пока это так – ничего не изменится.
– Здравствуй, отец.
Он не узнал свой голос – сиплый, свистящий, будто его душили, когда он говорил.
Впрочем, кто знает – может быть, так оно и было.
– Кто с тобой?
Сюртук из лилового бархата, белоснежный шейный платок, ядовитая зелень глаз. Он совсем не изменился, только стал тяжелее опираться на трость. Даже одеколон остался прежним, старомодный запах, который Уолтер помнил с детства – кедр, мох и терпкий сандал.
– Эстер Честейн, моя компаньонка, – соврал он. Эльстер изобразила реверанс, и Уолтер с трудом удержался, чтобы ее не одернуть.
– У твоей компаньонки дурные манеры, и выглядит она так, будто ты подобрал ее в портовом борделе, – холодно сказал ему отец, не глядя на его спутницу.
– Зато она немая, – невозмутимо сказал Уолтер, краем глаза заметив возмущенный взгляд Эльстер.
– Хватит выставлять себя посмешищем, Уолтер. Я прекрасно знаю, какие женщины тебе всегда нравились и надеюсь, что не прав хотя бы насчет портового борделя.
Эльстер нервно хихикнула, но промолчала.
– Увы, видимо нет…
– Ричард, к тебе сын вернулся, – подала голос Ленне, отодвигая мужа в сторону. – Он сейчас развернется и уйдет, и будет прав.
Уолтер с трудом помнил свою мать – бледную, меланхоличную женщину, урожденную Сеймур. Она не принимала участия в их с Джеком воспитании, только учила их молиться Спящему. Уолтер представить себе не мог, чтобы она вела себя так, как Ленне.
– Твоя комната не занята… как и большинство комнат. Твою… компаньонку мы можем поселить в соседней…
– Нет!
Уолтер только спустя несколько секунд осознал, что сказал это одновременно с отцом.
– Нет, Ричард, я не говорю о том склепе, что ты устроил посреди дома, я о другой соседней комнате, – скривилась она. – И давайте пройдем в дом, почему мы вообще стоим в дверях? Уолтер, где твой багаж?
– Мы прибыли… налегке, – сказал он, показывая саквояж.
– Ужасные люди! Родрик, найди два новых плаща на этом складе, который мой муж называет гардеробом – они же не смогут на улицу выйти. И скажи Люси, чтобы приготовила комнаты, а Дженни – пусть накрывает на стол в каминном зале! И заберите кто-нибудь у Уолтера саквояж! – говорила она мажордому, часто хлопая себя по запястью. Этот жест использовали южане, на Альбионе любая активная жестикуляция считалась дурным тоном.
Уолтер стоял, не зная, что сказать и что делать. Представляя себе встречу с отцом, он ожидал чего угодно, но не того, что у него появится мачеха, которая ведет себя так, будто она замужем не за Ричардом Говардом, главным консерватором и блюстителем традиций Альбиона.
Он посмотрел на отца, ожидая найти ответ хотя бы на один свой вопрос. Если к нему на закате жизни наконец-то пришла любовь – это объяснит поведение Ленне. Но увидев его взгляд, направленный на жену, Уолтер почувствовал, как на горле сжимаются ледяные пальцы.
Такой тяжелой, подавляющей ненависти он не видел во взгляде отца даже когда уезжал из Вудчестера. Ленне, перехватив этот взгляд, усмехнулась и крикнула вслед мажордому:
– Родерик, подай чай в спальню Уолтера – думаю, прием мы устроим завтра. Верно, Ричард? Пусть дети отдохнут с дороги.
– Конечно, – выдохнул он, разворачиваясь к лестнице. – Родерик, позаботьтесь, чтобы меня больше не беспокоили по пустякам.
– Да, сэр.
– Идем, – сказала Ленне, хватая его за рукав, как только Ричард скрылся из вида. – Мисс, я уведу его посекретничать. Вам покажут вашу комнату и подберут смену одежды.
Эльстер сделала неопределенный жест и с растерянностью посмотрела на Уолтера.
– Никто не верит, что вы немая, дорогуша, – подмигнула ей Ленне.
– Благодарю, фрау Говард…
– Фрау! Расскажешь мне про Кайзерстат… потом.
Ленне тащила Уолтера за собой по коридору, и он не успевал оглядываться. Привычные темно-серые обои сменились шелковыми, сливочного оттенка. Светильники горели у каждой комнаты, а на полу лежал изумрудно-зеленый ковер с золотым шитьем. Но Уолтер чувствовал, что особняк остался прежним – словно на старого кота дети нацепили пестрый бантик в надежде, что он будет похож на котенка. Там, под обоями, были все те же стены.
– Твоя комната – там, – сказала она Эльстер, указав на одну из дверей.
Уолтер кивнул и ободряюще улыбнулся. Эльстер медленно зашла в комнату. Как только дверь за ней захлопнулась, Ленне открыла дверь в комнату Уолтера.
Здесь не изменилось ничего. Все те же бордовые тона, тяжелый бархат, зеленое кресло у камина и резной столик у кресла, на котором уже стоял поднос с чаем.
Ленне села во второе кресло, плетеное. Раньше его не было, и Уолтер решил, что его принесли только что вместе с чаем.
– У тебя наверняка много вопросов, – улыбнулась она.
– Да, простите, я и правда несколько обескуражен…
– Уолтер, – тоскливо протянула она. – Ричард говорил, что ты хороший и умный мальчик, не такой, как остальные снобы в этом проклятом городе.
– Так и говорил? – улыбнулся Уолтер.
– Нет, он говорил «позор семьи Говардов», что для меня звучит, как «хороший и умный мальчик».
– Джек – тоже позор семьи Говардов, – отметил он.
– Джек – умный, но не хороший мальчик, – невозмутимо сказала она.
В камине плясал огонь. Особенное, светлое и ровное пламя, каким горят поленья янтарного дерева.
– Скажите, Ленне, как ваша девичья фамилия? Простите, но я не помню, чтобы нас представляли друг другу…
– Конечно, вы не помните, Уолтер. Фамилия моего рода – Скалигер.
– Так вы все-таки южанка.
– Именно так. Это княжеский род в де Исте.
– В таком случае вы были донной Скалигер? – улыбнулся он.
– Я и сейчас донна Скалигер. В де Исте верят, что кровь людей соленая, потому что в ней – морская вода. Родившиеся у моря всегда повязаны с ним, какие бы маски ни надевали.
– Миссис Говард – маска?
– Не хуже других. На моей родине любят маскарады.
– Простите мою бестактность…
– Уолтер!
– Послушайте, отец не терпит иностранцев. Он позволял работать у нас рабам с Солнечного Берега только потому, что это считалось хорошим тоном и они сходили за говорящих экзотических животных. Но, простите, я не могу представить, что должно было случиться с моим отцом, чтобы он отринул… предрассудки и женился на прекрасной девушке из де Исте.
Ленне молча налила две чашки чая. Протянула одну Уолтеру.
– Я все расскажу вам, только ответьте мне на один вопрос. Давайте пообещаем быть друг с другом честными, Уолтер. Я верю, что вы и правда хороший и умный мальчик, – проникновенно сказала она, придерживая его запястье.
– Обещаю.
– Вы прибыли, чтобы остаться? – она держала его за рукав мертвой хваткой. Уолтер заметил, что на ее лице не осталось ни тени дружелюбия. Взгляд Ленне был тяжелым и испытывающим.
Удивительные глаза, серо-зеленые, как у Мии. Как морские волны – обманчиво ласковые, коварные и непостоянные.
– Ни за что! Простите меня, но я поговорю с отцом, уеду в тот же день и больше не появлюсь в этом доме, – искренне ответил он.
Взгляд Ленне заметно потеплел. Она встала, забрала у него чашку и выплеснула содержимое в камин. Невозмутимо налила чай в чистую чашку и поставила ее на блюдце, которое ошеломленный Уолтер все еще держал в руках.
– Проклятье, Ленне! Вы собирались меня отравить?!
– Только если бы вы неправильно ответили на мой вопрос, – ласково сказала она. – Видите ли, Уолтер, не буду скрывать очевидное: мы с вашим отцом не любим друг друга. Ему нужна была фертильная девица-аристократка, чтобы ваш прекрасный род Говардов, о котором он так печется, не угас. Да вот беда, никто на Альбионе, даже Эллиоты, которые выдают своих дочерей за мещан и актеров, не соглашался на брак с отцом человека, убившего свою невесту. Знатную невесту, что самое главное, – она сделала глоток и скривилась.
– Джек не убивал Кэтрин, – тихо сказал Уолтер. – Он был чудовищем, убийцей, но он любил ее.
– Что вы знаете о любви и чудовищах, Уолтер? Знаете, что ваш отец, когда приезжал свататься ко мне, не постеснялся, чтобы два раза не ездить, купить несколько флаконов Фортуны и Келитики? Это яды, – пояснила она, увидев, что Уолтер ее не понял. – Лучшие яды славящейся ядами де Исте. Только вот ваш отец думает, что змея на гербе нашего дома и правда потому, что означает мудрость. Нет, змея означает именно хищника с ядовитыми зубами. Все лавки, все знахарки, все ведьмы, торгующие ядами в Вернар, где правит род Скалигер, подчиняются роду Скалигер. Мне сообщили о его покупке через два часа после оплаты. Он просил такие яды, чтобы год не теряли своих свойств.
– Вы же не думаете, что…
– Уолтер, мальчик мой, этот брак – позор для вашего отца. Если бы вы видели, с каким лицом он заходил ко мне в спальню! Знаете балаганную пьеску, где аристократа шантажом заставили сношаться со свиньей посреди людной площади? Вот на лице вашего отца было гораздо больше отвращения и страдания. Но ничего, он справился, – она с улыбкой погладила живот кончиками пальцев. – И как только я рожу ему наследника – он принесет мне воды, заботливый муж – измученной родами жене.
– Ленне, я понимаю, что вы из страны, где принято травить друг друга по поводу и без, но в конце концов – на Альбионе достаточно своих ядов…
– И все они известны вашим врачам.
– И мой отец вовсе не такой монстр, каким… – Уолтер осекся. То, что говорила Ленне, было ужасно, но похоже на его отца.
– От вас он отрекся. Вы можете снова стать Говардом, но у вашего отца не так много времени, чтобы ждать решения и надеяться, что вы одумаетесь. Ему нужен наследник. Пускай все Говарды будут изгоями, и вам никогда не забудут твоего старшего брата – Ричард все еще надеется на возвращение величия рода. Когда-нибудь.