– И Зои, – со вздохом заметил Уолтер. – Тебе нужна Зои.
– Нет, я… – смутилась она. – Я вовсе не…
– Эльстер, милая, я все понимаю, но тебе не стоит привязываться к этой девушке, – тихо сказал Уолтер, отчаянно жалея, что в такой момент ему приходится разыгрывать клирика. – Мне больно говорить такие вещи, но… я обещаю, когда это все закончится – у нас будут дети. Клянусь тебе, хоть в школу тебя устрою, только подожди немного, ладно?
Она кивнула, и Уолтер заметил блеснувшие в ее глазах слезы.
– Ах, патер Ливрик, а что, если в той Колыбели будут злые Служители?! – вдруг воскликнула она.
Несколько человек обернулись к ним и, сочувственно покивав, вернулись к своим делам – мальчик еще не научился смирять своих эмоций и бросился на шею к наставнику.
– Уолтер, пожалуйста… – прошептала она, прижимаясь к нему. Он незаметно вытер кончиками пальцев слезы с ее лица.
– Сказочный идиот. Зачем тебя только из Вудчестера выпустили? – тяжело вздохнул Джек.
Уолтер, не удержавшись, соединил за спиной Эльстер указательный и большой пальцы и подогнул остальные, показывая, куда ему идти.
Бен сказал, что экипаж будет ждать их прямо у ворот. Уолтер попрощался с Лорой и Бэрром, которые ехали до следующей станции, благословил их, перепутав жесты «добрый путь» и «хороший урожай». Бэрр, смеясь, замахал на него руками – оказывается, у них с Лорой было восемь детей, и младшая дочь недавно вышла замуж.
Эльстер стояла рядом, и с каждым словом ее улыбка все больше походила на оскал. Уолтер поспешно подхватил саквояж, взял ее за локоть и вывел на улицу.
В глаза ему ударил показавшийся ослепительно-ярким солнечный свет. Несколько минут они с Эльстер просто стояли недалеко от выхода, щуря слезящиеся глаза и глупо улыбались друг другу. Впрочем, таких пассажиров было большинство – Альбион мог поражать своей декадентно-урбанистической красотой сколько угодно, но всегда проигрывал очарованию жизни. Почти всегда – оставались такие упорные ценители, как Джек. Их Альбион любил особенно, забирая себе и никогда уже не выпуская из каменных объятий.
Уолтер чувствовал себя неуютно без ставшей привычной маски, и ему стоило большого труда не прятать лицо в ритуальный шарф.
Бен с Зои вышли немногим позже.
– Экипаж ждет нас за воротами вокзала, патер Ливрик! – широко улыбнулся он. Уолтер заметил, что синего пояса на нем больше нет.
Зои сосредоточенно трогала воду в луже носком ботинка, словно собиралась искупаться. В руках у нее была зеленая сумка из гобеленовой ткани, которую она с нежностью прижимала к груди.
Бен напоминал Уолтеру огромного золотистого пса, сорвавшегося с поводка – он шел впереди, озираясь по сторонам и, казалось, вот-вот начнет поскуливать и подпрыгивать. Он с восторгом рассказывал об огромных часах, зависших в воздухе над вокзалом, говорил о погоде, а потом – как соскучился по морю. Уолтер был с ним солидарен и чувствовал, что еще немного – и он сам начнет умиляться часам, солнышку и чистому воздуху. Никакого тумана, никаких низких черных туч над городом. Пахло вымытым дождем камнем, металлом и еще мокрой травой.
В любое другое время Уолтер не стал бы нанимать экипаж. Прошелся бы пешком или нашел бы башевую станцию, где можно было бы купить билет на вагонетку-лори. Но сейчас он с долей облегчения сел в экипаж и плотно задернул шторы.
Эльстер сидела рядом, читая все ту же книгу. Освещение было тусклым, и она слегка щурила глаза.
Уолтер почувствовал, как сердце кольнула тоска – Кэт щурилась точно так же, когда читала без очков. От этого у нее в уголках глаз поселились тонкие ранние морщинки, которые, впрочем, нисколько ее не портили – даже когда Кэт была серьезна, казалось, что она вот-вот улыбнется.
– Мне тоже ее не хватает, – вдруг раздался тихий голос.
«Разве вы не вместе? В доме на горе, где много света?» – подумал он, прикрывая глаза.
– Ах, Уолтер, – печально ответил Джек. – Призраки приходят не для того, чтобы говорить правду. Они приходят, чтобы люди смогли их отпустить.
«Что же мне сделать, чтобы отпустить тебя?»
– Захотеть этого.
– Чтоб тебя! Зои, ну нельзя же так! – расстроенный возглас Бена отвлек его от невеселых мыслей.
Зои открыла сумку, где обнаружился сладко спящий черный кот.
– А говорите – мне манжеты надо к своим карманам пришить, – улыбнулась Эльстер.
Уолтер поморщился. Он не знал, где она успела нахвататься альбионских поговорок, но ничего такого про манжеты не думал – на самом деле отказать ей в удовольствии забрать с грязной гостиничной кухни блестящую ложку казалось ему чем-то средним между ханжеством и жестокостью.
– А поезд-то уже ушел, – меланхолично заметил Уолтер, прикидывая, что сделает кот первым делом – избавит старую усадьбу от крыс или от жильцов.
Бен пробормотал что-то на своем языке, но по интонациям Уолтер понял, что ему жаль, и он слегка раздражен.
– Если бы этот кот не хотел, чтобы его сперли – ни за что бы в эту сумку не влез, даже по частям, – утешила его Эльстер. – Считайте, он сам ушел.
– Нас могут не пустить в дом с котом…
– Увольте, мистер Берг, кто это может не пустить в наемный загородный дом с котиком? – удивился Уолтер.
– Вы не видели тамошнюю экономку… откровенно говоря, она и нас может не пустить…
– А вы не могли об этом раньше сказать?! – возмущенно выдохнул Уолтер. Вот Унфелих посмеется, наблюдая, как они бредут по вересковой пустоши с саквояжем и котом под мышкой!
– Нет-нет, это шутка, фигура речи! – поспешил успокоить его Бен. – Она даже не живет в самом доме, только приезжает проверить, всего ли хватает жильцам. Просто миссис Ровли… потрясающая женщина, – тактично закончил он.
Кот сипло мяукнул, словно соглашаясь.
Экипаж довез их до городской границы, где им пришлось пересесть в следующий – загородный, более тряский, обтянутый бурой тканью и коптящий так, будто стремился лично превратить Эгберт в Альбион. Управлял экипажем мужчина, который словно пытался воплотить все возможные стереотипы об Эгберте, не иначе как из стереотипной эгбертской поперечности. Он был ослепительно-рыжим, поверх простой рубашки надел ярко-зеленую куртку и бело-красный шарф, которым можно было дважды обмотать весь экипаж, и в довершение образа явно недавно напился до такого состояния, что с трудом держал руль. Зато через тонкую перегородку из промасленной ткани Уолтер различил пока неуверенные попытки промычать мотивчик разухабистой песни. Если он правильно различил ноты – именно эту песню они с Мией когда-то пели для пьяных в стельку матросов в пабе «У Мадлен», и даже тогда песня выглядела вульгарной.
– Как вы думаете, этот замечательный человек не уведет экипаж в речку? – тоскливо спросила Эльстер, осмелившись высунуться из окна.
– Что вы, во-первых, здесь только вереск, и даже до ближайшего болота ехать и ехать, а во-вторых, если я хоть что-то знаю об Эгберте – он, скорее, трезвым нас в речку скатит, чтобы быстрее отделаться, – утешил ее Бен.
Уолтер решил последовать примеру Эльстер и достал из саквояжа дневник. В тусклом свете, пробивающемся сквозь шторы, край шелкового платка, лежавшего у дневника, показался ему серым.
Мое возвращение, не задавшееся с самого начала, не порадовало и когда я добрался до Вудчестера.
Уолтер вел себя на удивление сносно, не ерничал и не пытался сбежать под каким-нибудь предлогом. Кажется, он даже искренне был рад меня видеть. Я вернулся в обед, и Уолтер только спускался – одет как попало, не расчесался, неровно застегнул пуговицы на рубашке и пару даже пропустил. Еще и бросился мне на шею. В белой рубашке, до того, как я снял пальто. Возмутительное поведение, но я не нашел в себе сил его отчитать.
От отца я не ждал никаких проявлений чувств – мы с ним слишком похожи. Он пожал мне руку и попросил прийти к нему в кабинет, когда буду готов.
Переодевшись и умывшись, я пришел к отцу, решив не заставлять его ждать. Кофе можно выпить и потом.
Уолтер едва слышно фыркнул.
Он хорошо помнил этот день. Помнил собственное неожиданное, оглушающее счастье – отец не сказал ему, почему Джек возвращается на неделю позже срока, и Уолтер был уверен, что произошло несчастье. К тому же, несмотря на внешнюю сдержанность, он боялся, что брат погибнет на войне. Он даже молился каждый день, рассказывая Сон, в котором Джек возвращается домой живым, но об этом, конечно же, никто не знал.
И когда он увидел Джека на пороге Вудчестера – рубашка была последним, о чем он думал. Он не помнил, как спустился, перескакивая через три ступеньки. Помнил совсем рядом неожиданно растерянный взгляд Джека, его усталое, осунувшееся лицо с заострившимся носом, слегка колючую шерсть пальто. И – счастье.
Спящий увидел Сон, который Уолтер Ему рассказывал.
Уолтер тогда понятия не имел, что молиться надо было совсем о другом.
Конечно, я не ожидал теплой встречи и бурной радости от кого-то, кроме Уолтера, но реакция отца меня несколько удивила. Он с порога потребовал у меня отчет о здоровье Кэт, заявив, что уже договорился обо всем с Чарльзом Борденом, но любую договоренность можно аннулировать, если возникнут «непреодолимой силы обстоятельства».
О, конечно, я как никто другой знал о «непреодолимой силы обстоятельствах». Знал так хорошо, что в свое время осмелился советовать отцу ограничить свои притязания на исполнение супружеского долга или обратиться к врачам за контрацепцией – моя мать чудом пережила вторые роды. Я знал это даже тогда, до получения врачебной степени.
Разумеется, отец велел мне не лезть не в свое дело.
Третья беременность убила мою мать еще до того, как о ней стало можно официально объявить.
Уолтеру я ничего не сказал. Мальчик никогда не был особенно близок с матерью, но я посчитал излишним давать ему новые поводы для конфронтации с отцом.
Тогда мне казалось, что я прав. И сейчас пришло наказание за мою гордыню. Я не мог предоставить отцу полного и честного отчета.