И вдруг Уолтер понял, что не так.
Вчера он с утра не видел кота, а сейчас с чердака не раздавалось птичьего гомона.
Он поднялся на чердак и приложил ухо к двери – за ней стояла гробовая тишина.
Обыскал весь дом и даже разбудил Эльстер, чтобы она проверила спальню – кот исчез, будто его и не было.
– Ах ты, паскудная тварь, весь в тезку – устроил геноцид и смылся, а мне расхлебывать! – горько укорил беглеца Уолтер.
Он даже не хотел думать, что скажет миссис Ровли, когда поднимется на чердак.
Глава 23. Соловьиная трель
Уолтер решил дождаться миссис Ровли и объясниться с ней. Экипаж он вызвал, оставив время на разговор. Малодушную мысль уехать, положив на видное место деньги и записку с извинениями, он отбросил.
Кот так и не вернулся – впрочем, по нему никто особенно не скучал. Уолтер не сомневался, что, если ему понадобится – он найдет прошлых хозяев.
Зои отказывалась есть и говорила, что Бен всю ночь рассказывал ей сказки. Эльстер не понимала, что она говорит, но хмурилась и бросала на Уолтера встревоженные взгляды поверх ее головы.
Он не знал, что делать. Забота о слабоумной девочке, только что потерявшей единственного родного человека, грозила стать камнем, который он наденет на шею, прежде чем прыгнуть в реку с моста. Вместе с Эльстер.
Нужно было отвезти Зои к «святому человеку», визитка которого все еще лежала у Уолтера во внутреннем кармане вместе с письмом Джека и конвертом миссис Ровли.
Затем либо попытаться скрыться на Альбионе, в какой-нибудь глухой деревне, либо все же попробовать добраться до Ха-айграт по документам клирика. Можно прикинуться прозелитистом, борцом с набирающей последователей верой в Белого Бога. Он слышал, что многие молодые клирики считали своим долгом остановить ее распространение. Им не препятствовали – понимали, что в молодости обязательно нужно бороться с кем-то. И пускай лучше это будет чужая молодая вера, чем внутренние устои собственных Колыбелей.
Но сначала нужно объясниться с миссис Ровли, отвезти Зои к новому опекуну и выбраться из Эгберта.
Миссис Ровли пришла вовремя. По ней можно было сверять часы.
Она не стала даже подниматься на чердак, только подняла глаза к потолку, прислушиваясь к тишине.
Потом она шепнула несколько слов горничной. Та кивнула и вышла во двор.
– Я сейчас накрою на стол, – наконец, сухо сказала миссис Ровли, отстегивая верхний слой сетки с волос и опуская его на глаза.
– Не стоит, мы торопимся. Послушайте, мне действительно жаль, что так получилось, и я понимаю, что деньги ничего не исправят, но если вы возьмете…
– Птиц на чердаке разводил мой сын, патер Ливрик. Он умер от лихорадки во время войны в Гунхэго, – задумчиво сказала она, снова поднимая глаза к потолку. – Я знала, что в другом полку служил лучший альбионский врач, Джек Говард. Я каждый день проклинала его руководство и самого Спящего за то, что мой Рон не служил там и что его не пытался спасти этот человек. А потом Джека Говарда повесили. За убийства. Он жестоко убивал женщин из домов терпимости и не пожалел даже собственную жену. С тех пор я никого не проклинала, только разводила птиц.
Уолтер только до боли сжал зубы.
Каждое слово о Джеке становилось для него ударом. Чужие люди брали в руки эту тайну, превращали ее в камень, а потом швыряли ему в лицо. Кажется, Джека знали все, кто воевал на этой проклятой войне.
Еще бы, трудно было не заметить человека, отдающего приказы не просто вешать своих сослуживцев, но и простреливать им перед этим колени. И потеряло всякий смысл, сколько он спас людей, ведь главное – в конце его казнили за убийства.
Интересно, кто-то из спасенных Джеком ненавидел собственную жизнь, подаренную маньяком?
– Мне действительно очень жаль, – искренне сказал он. – Сны, которые Ему снятся, порой действительно абсурдны, несправедливы и полны… удивительных вещей. Мы ничего не можем с этим сделать. Больше мы вас не задержим.
– Останьтесь на завтрак, патер Ливрик, – сухо попросила она. – В конце концов, кто-то должен помочь мне убрать… мертвых птиц с чердака.
– Патер Ливрик, экипаж через десять минут, – напомнила Эльстер. Она стояла на лестнице с полупустым саквояжем и исподлобья смотрела на миссис Ровли.
– Пойдемте, откроете мне чердак, я все уберу и могу забрать с собой… ваших птиц. Обещаю похоронить их там, куда приеду, – предложил он.
– Как вы вернетесь в город, миссис Ровли? – вдруг прошипела Эльстер. Она спускалась, гулко стуча тяжелыми ботинками по лестнице, и в ее движениях чувствовалась угроза. В одной руке она несла саквояж, а другой волокла за собой Зои – кажется, полностью отрешенную от происходящего.
– Тебе лучше помолчать, – попытался осадить ее Уолтер, но кажется, она даже не услышала.
– И где ваша горничная? Зачем она взяла экипаж и уехала? В доме ведь нет никаких средств связи, верно? Вот незадача, пришлось отправлять девочку в город?!
Ему показалось, что Эльстер сейчас бросится на миссис Ровли и вцепится ей в горло. Ее губы растягивались все шире, и улыбка все больше напоминала оскал.
– Что нашло на вашего министранта, патер Ливрик? – отстраненно спросила миссис Ровли, кажется, нисколько не впечатлившись.
С улицы раздался протяжный гудок. Уолтер вздрогнул, словно он разорвал сеть электрических сполохов, повисшую в воздухе. Он забрал у Эльстер саквояж, показавшийся ему тяжелее, чем три дня назад, и сделал ей знак выходить.
– Простите, нам действительно пора. Если хотите, я найму в городе человека, который приедет и поможет вам, – твердо сказал он.
– Останьтесь, прошу вас! – голос миссис Ровли впервые выдал ее тревогу, и Уолтеру показалось, что он слышит знакомые безумные нотки.
– Я не могу. У меня есть свои… птицы, – отрезал он, переступая порог.
– Будьте вы прокляты! Вы и ваш кот! – не сдержавшись, крикнула она, и по ее лицу растекались красные пятна.
– Горничная доедет до города, вызовет жандармов. Над ней, скорее всего, посмеются, но Унфелих точно об этом узнает, – прошептала Эльстер.
Уолтер не стал оборачиваться. Он втолкнул в экипаж Зои – грубее, чем ему хотелось бы, – пропустил вперед Эльстер, сел и захлопнул дверь. Вытащил из кармана визитку и скривился, прочитав адрес и имя.
– К вокзалу! – громко сказал он извозчику.
– К кому мы едем? – прошептала Эльстер.
– К «святому человеку», его зовут Дерек Тонас, – ответил он, пожимая плечами. – Визитка обычная, у кого угодно может быть такая. Подписана только сзади, но подпись я, разумеется, не знаю.
– Надеюсь, он… действительно хороший человек, – сказала Эльстер.
Вдруг над ухом раздался голос Джека:
– Ты ведь знаешь, что надо сделать, пока вы едете?
«Понятия не имею», – огрызнулся он.
– Обрежь слабоумной волосы и надень на нее министрантскую куртку. Вторая пусть наденет платье и платок.
«Я не стану этого делать».
– А если вас арестуют? А если в нее будут стрелять? Целиться сначала будут в мальчика или в девочку?
«Откуда я знаю?!»
– В мальчика, потому что сумасшедшая птичница указала на клирика и министранта. И Унфелих в первую очередь будет искать именно их. Увидит рядом с тобой черную куртку, решит, что ты совсем без мозгов, и положит сначала ее, а потом тебя. Так давай, ты же рвался жертвовать собой. Этой все равно, она и не живет нормально. А Эльстер получит шанс сбежать.
Уолтер раздраженно махнул рукой, словно отгоняя муху. Мысль прикрыть Эльстер с помощью Зои была рациональной – может быть, даже правильной. Но на это никогда не согласилась бы сама Эльстер, а Уолтер уже бывал на этом перекрестке: пожертвовать кем-то ради личных интересов или нет. И точно знал, что оказавшись на нем снова, не изменит решения.
– Пожалеешь, – мрачно предрек Джек.
Он только усмехнулся. Джек был не тем человеком, к советам которого стоило прислушиваться.
Уолтер отодвинул занавеску. Экипаж проезжал мимо небольшой молельни, окруженной старым кладбищем. Кивнув своим мыслям, он обернулся к Эльстер.
– Я приоткрою дверь, и вы с Зои незаметно соскочите. Экипаж еле ползет, должно быть нетрудно.
– А ты?!
– Я следом, чуть позже. Спрячетесь в молельне.
– Не пойду!
– Эльстер, ради всего святого, даже если там есть клирик и даже если он подлец и извращенец, а не какой-нибудь впавший в маразм старик – я приду через десять минут и застрелю его, иди!
– При чем тут клирик, а если ты…
– Экипаж удаляется, идти все дальше и опаснее, – заметил он, приоткрывая дверь.
Эльстер, метнув на него ненавидящий взгляд, что-то шепнула Зои, а потом бесшумно выскользнула из экипажа. Зои, не колеблясь, вышла за ней, но у нее не получилось сделать это тихо.
– Вы раньше катафалк водили?! – рявкнул Уолтер, распахивая другую дверь и хлопая ладонью по борту, чтобы привлечь к себе внимание. Извозчик обернулся к нему.
– Простите, патер, здесь много мелкого зверья, бросаются под колеса…
– Значит, вам давно полагалось привыкнуть!
Он захлопнул дверь и положил на колени саквояж. Открыл его и закатил глаза. Эльстер украла из дома тонкий шерстяной плед, упаковку свечей, бутылку настойки, умудрилась собрать какую-то еду, а сверху вызывающе блестела медная джезва.
– Нет, чтобы назвать ее какой-нибудь Майзой, – проворчал он, заворачивая бутылку и лекарства в плед и утрамбовывая сверху сюртук. – Была бы синичка и не тащила все, что не приколочено.
Встряхнул несколько раз саквояж, убедился, что в нем ничего не звенит и, приоткрыв дверь, выглянул из экипажа.
Дверь закрывалась на два крючка – снаружи и изнутри. Он понял, что придется балансировать на подножке, чтобы закрыть дверь. Впереди как раз виднелась кочка. Уолтер подождал, пока экипаж подъедет к ней и выскользнул наружу.
Закрыл дверь и мягко соскочил на землю в тот момент, когда экипаж слегка подбросило.
Вереск с шорохом расступился под ним – сухие, колючие стебли, даже сейчас едва заметно пахнущие медом.