Тесс затаила дыхание. В домике было много комнат, и во всех них стояла миниатюрная мебель, выполненная столь искусно, что отличалась от настоящей лишь размерами. Здесь восхищало все: от небольших деревянных стульев с расшитыми подушками на сиденьях и написанных маслом картин до чугунной печки на кухне. Были там и маленькие, одетые по последней моде куклы с фарфоровыми головками.
— Это мой дом. — Джессамина опустилась на колени, так что глаза ее оказались на одном уровне с комнатами кукольного домика, и жестом подозвала Тесс, чтобы та сделала то же самое.
Тесс неловко устроилась рядом, постаравшись не сесть на юбки Джессамины.
— Вы имеете в виду этот кукольный домик? Вы играли с ним, когда были маленькой?
— Нет! — В голосе Джессамины зазвучала злость. — Это мой дом. Отец построил его, когда мне было шесть. Точная копия дома, в котором мы жили на улице Керзон. Точно такие же обои были у нас в столовой… — С этими словами она указала пальцем на крошечную комнатку. — И точно такие же стулья в кабинете отца. Видишь?
Она пристально посмотрела на Тесс, словно та должна была увидеть в этом домике нечто большее, чем просто искусно выполненную игрушку, играть в которую Джессамине уже давно было не по возрасту. Тесс не знала, что она должна ответить на вопрос.
— Очень мило, — выдавила она наконец.
— Посмотри, здесь, в гостиной, мама, — продолжала Джессамина, коснувшись пальцем одной из крошечных куколок. Та качнулась в своем шикарном кресле. — А здесь, в кабинете, читает книгу папа. — Ее рука скользнула по маленькой фарфоровой фигурке. — А наверху в детской ребенок — это малютка Джесси. — В небольшой колыбельке действительно лежала еще одна кукла, только вот из-под крошечного кружевного покрывала виднелась лишь ее голова. — Позже они будут обедать здесь, в столовой. А затем мама и папа пойдут в гостиную и сядут у камина. Иногда вечером они отправляются в театр, на бал или на званый ужин… — Ее голос звучал спокойно, как будто она читала хорошо заученную литанию[57]. — А потом мама поцелует папу, пожелав спокойной ночи, и они отправятся в свои комнаты и проспят всю ночь напролет. И не будет никаких вызовов от Анклава, которые могут поднять их в середине ночи. Они не уйдут в ночь сражаться с демонами. И в этом доме никогда не останутся кровавые следы. Здесь никто никогда не потеряет лапу или глаз вервольфа, и никто не станет, давясь, пить святую воду, потому что на него напал вампир.
«Боже мой!» — пронеслось в голове у Тесс, и лицо ее искривила невольная гримаса ужаса. Это не могло укрыться от внимательно взгляда Джессамины.
— Когда наш дом сгорел, я не знала, куда пойти. Не осталось никого, кто бы мог меня приютить. Мама и папа были сумеречными охотниками, но несколько лет назад они порвали с Анклавом, и теперь было бы глупо искать у него защиты… Этот зонтик — тот, с которым я сегодня отправилась на прогулку, — сделал Генри. Знаешь, вначале он показался мне таким симпатичным… А потом Генри сказал, что это самое настоящее оружие, ведь его спицы остры как бритвы.
— Ты спасла нас сегодня там, в парке, — возразила Тесс. — Я вообще не умею драться. И если бы не ты, то…
— Я не должна была делать этого. — Джессамина смотрела на кукольный домик остекленевшими глазами. — У меня никогда не будет той жизни, Тесс, о которой я мечтаю. У меня никогда не будет такого дома. Меня не заботит то, что я должна делать. Я никогда не буду жить вот так. Лучше мне умереть.
Такие разговоры встревожили Тесс не на шутку. Она уже было хотела возразить Джессамине, попытаться убедить ее в том, что все не так уж и плохо, как в комнату вошла Софи, как всегда безупречно аккуратная… Она с опаской покосилась на Джессамину, а потом сказала:
— Мисс Тесс, мистер Бранвелл хочет видеть вас в своем кабинете. Говорит, это очень важно.
Тесс повернулась к Джессамине, чтобы спросить, в порядке ли она, но девушка вновь казалась равнодушной и надменной. Двери ее души захлопнулись, а на лицо вернулась маска отчужденности.
— Иди, Генри нужно слушаться, — сказала она. — Тем более что я тебе, должно быть, уже страшно надоела. К тому же у меня разболелась голова. Софи, ты понадобишься мне, когда освободишься: нужно будет помассажировать мне виски с eau de cologne[58].
Софи бросила на Тесс взгляд, который показался последней неуместно веселым, и присела в реверансе:
— Как пожелаете, мисс Джессамина.
Глава седьмаяМеханическая девушка
День завтрашний от нас густою мглой закрыт,
Одна лишь мысль о нем пугает и томит.
Летучий этот миг не упускай! Кто знает,
Не слезы ли тебе грядущее сулит?[59]
На улице стемнело, и в свете фонаря Софи пускались в дикий пляс причудливые тени. Служанка вела Тесс вниз по каменной лестнице — один пролет за другим. Ступени были старыми, истертыми сотнями, а может быть, и тысячами ног, ходившими по ним на протяжении веков. Стены из грубо отесанного камня, крошечные окна, прорубленные через равные интервалы, уступили место сводчатым нишам — они явно спустились в подземелье.
— Софи, мы что, идем в склеп? — наконец спросила Тесс. Темнота и тишина ее нервировали.
Софи хихикнула, фонарь качнулся, и тени заплясали, закривлялись еще быстрее.
— Это помещение действительно когда-то было склепом, но потом мистер Бранвелл устроил там лабораторию. Теперь он оттуда не выходит ни днем ни ночью, переделывает старые механизмы и проводит различные эксперименты. Иногда это очень нервирует миссис Бранвелл.
— Что же он там делает? — Тесс едва не споткнулась на неровной ступеньке. Ей пришлось схватиться за стену, чтобы сохранить равновесие, но Софи, казалось, не заметила этого.
— Да чего только не делает, — заметила служанка, и ее голос эхом разнесся по подземелью. — В основном изобретает новое оружие и защитные механизмы для сумеречных охотников. Он, знаете ли, без ума от всяких занятных штуковин, в которых есть винтики и колесики. Миссис Бранвелл иногда говорит, что Генри любил бы ее сильнее, если бы она заводилась, подобно часам. — И Софи рассмеялась.
— Возможно, я ошибаюсь, но мне кажется, Софи, что вы очень привязаны к миссис и мистеру Бранвелл, — заметила Тесс.
Горничная на это ничего не ответила, но выпрямилась и так гордо вскинула голову, будто хотела сказать: «Ну конечно же… это само собой разумеется».
— Во всяком случае, вы их любите намного сильнее, чем Уилла, — добавила Тесс, надеясь смягчить девушку, рассмешив ее.
— Уилла?! — В голосе Софи прозвучало нескрываемое отвращение. — Он… Знаете, мисс Грей, Уилл действительно плохой человек. Напоминает мне сына моего прошлого работодателя. Он точно так же, как и мистер Херондэйл, был без ума от самого себя. Считал себя пупом земли. С самого своего рождения он получал все, что хотел, и такое отношение чрезвычайно его избаловало. Потому он не переносил отказов и становился в подобных случаях очень жесток… — Она машинально подняла руку и дотронулась до лица, как раз до того места, где от уголка рта до виска тянулся уродливый шрам.
— И что было тогда?
Софи быстро взяла себя в руки, и голос ее вновь зазвучал решительно:
— Тогда он старался сделать так, чтобы понравившаяся ему… вещь не досталась никому. — Она переложила горящий фонарь из одной руки в другую и внимательно посмотрела вниз, где угольно-черные тени сплетались друг с другом. — Будьте осторожны, мисс. Дальше лестница ужасно скользкая — в подвалах всегда было сыро, с этим уж ничего не поделаешь.
Тесс еще сильнее прижалась к стене и стала медленно спускаться вниз. Камень показался ей холодным.
— Вы думаете, я должна хорошо относиться к Уиллу просто потому, что он сумеречный охотник? — поинтересовалась тем временем Софи. — Знаете, не такие уж они и приятные люди, скажу я вам. Они полагают, будто лучше всех. Вот взять хотя бы мисс Джессамину… Однако мистер Карстаирс совсем другой. Он вообще не похож на остальных, даже на мистера и миссис Бранвелл.
Прежде чем Тесс смогла ответить, они резко остановились. Лестница закончилась тяжелой дубовой дверью, забранной решеткой. Софи потянула широкий железный брус, идущий поперек двери, и с трудом толкнула его вниз.
Дверь распахнулась, открыв огромный, ярко освещенный зал. Без сомнения, когда-то это был склеп церкви, давным-давно стоявшей на месте Академии. Толстые приземистые колонны поддерживали сводчатый потолок, терявшийся в темноте. Пол был выложен огромными неровными каменными плитами, потемневшими от времени. На некоторых из них до сих пор явственно различались слова, и Тесс предположила, что под ними кости покойников, некогда нашедших в церкви свой последний приют. Естественно, в помещении не было окон, однако оно было ярко освещено колдовскими камнями, установленными в медных светильниках по всему периметру зала.
Весь центр зала был заставлен большими деревянными столами, заваленными различными хитроумными механизмами и их деталями, о предназначении которых Тесс даже догадываться не могла. То тут, то там попадались длинные обрезки медного провода и заполненные жидкостями всевозможных цветов стеклянные мензурки: из некоторых валил густой дым, а некоторые источали восхитительные ароматы. Воздух, однако, был свежим и наполненным озоном, прямо как перед грозой. Один стол был полностью завален оружием — в колдовском свете хищно сверкали острые клинки. Рядом находился полузаконченный костюм, напоминающий тонкую металлическую броню, очень искусно выполненную. Он висел на проволочной рамке над большим каменным столом, чью поверхность закрывали толстые шерстяные одеяла.