Его синие глаза потемнели и сейчас казались почти черными, цвета вечернего неба. Юноша долго смотрел на нее, а потом, зажмурившись, сказал:
— Иногда, когда я должен делать что-то, чего не хочу, я представляю себя героем книги. Думаю: а вот этот герой в той-то и той-то ситуации сделал бы то-то и то-то — и мне становится легче.
— Действительно? И кем ты себя представляешь? Д’Артаньяном? — Тесс назвала единственного героя из «Трех мушкетеров», кого смогла припомнить.
— Нет, ну что ты! Он слишком хорош для меня, — ухмыльнулся Уилл.
— Неужели ты представляешь себя Сиднеем Картоном? Но ты говорил, что ненавидишь «Повесть о двух городах»!
— Да, ну и что? Это не мешает мне сравнивать себя с одним из героев книги. — Уилл казался совершенно невозмутимым. — По большому счету Сидней Картон был никчемным человеком. Он знал, что ничего не стоит, однако все же нашел в себе мужество совершить великий поступок[75]. — Уилл понизил голос. — Помнишь, что он говорит Люси Манетт? Что хотя он и слаб, но все еще может гореть.
Тесс, читавшая «Повесть о двух городах» уже столько раз, что и не сосчитать, прошептала:
— «…Твоя слабость в том, что тебе время от времени для поддержки мужества требуется столкнуться с твоей жертвой и проверить свои силы. Это помогает тебе держаться. А надо быть стойким и без того»[76]. — Тесс замялась, почувствовав себя неловко. — Но он говорил так, потому что любил Люси.
— Да, — согласился Уилл. — Он действительно любил ее и прекрасно понимал, что ему нечего ей предложить. Если быть честным, то ей намного лучше было без него, чем с ним. — Он по-прежнему держал руки Тесс в своих, и она даже через перчатки чувствовала его тепло.
Когда они еще вышли из Академии и направлялись к экипажу, который должен был отвезти их на прием к де Куинси, порыв ветра растрепал волосы Уилла. И теперь он выглядел еще моложе, еще уязвимее. А взгляд его казался беззащитным… Она никогда не думала, что Уилл может так смотреть на нее. Вообще не думала, что кто-то когда-то так на нее посмотрит. Если бы она была человеком, то сейчас ее лицо залила бы краска стыда.
И тут вдруг в голове ее родилась мысль, от которой ей стало так тоскливо, что слезы подступили к глазам. На кого именно так смотрит Уилл: на нее, Терезу Грей в образе прекрасной баронессы, или на красавицу Камиллу? Да в и вообще, может ли она, ничем не примечательная, кроме своего специфического дара, девушка соперничать с леди Белкурт? Думал ли он о том, какая она есть на самом деле, или видел лишь красивую оболочку?
Тесс отодвинулась, хотя Уилл так крепко сжимал ее руки в своих, что ей потребовалось на это несколько секунд.
— Тесс… — начал он, но, прежде чем смог договорить, экипаж, дернувшись, остановился, бархатные занавески на окнах качнулись.
Послышался голос Томаса:
— Приехали!
Глубоко вздохнув, Уилл рывком распахнул дверцу и выпрыгнул на мостовую, а потом подал руку, чтобы помочь девушке выйти.
Выходя из экипажа, Тесс чуть пригнула голову, чтобы не помять розы на модной шляпке Камиллы. Хотя Уилл, как и Тесс, был в перчатках, ей показалось, что она почувствовала пульсацию крови под его кожей. Юноша сильно раскраснелся, и она никак не могла понять, виной тому холод или волнение.
Они оказались перед внушительным домом из светлого кирпича, по бокам входной двери которого возвышались изящные колонны. К дому этому, стена к стене, примыкали другие здания, такие же светлые, отчего все вместе они напоминали костяшки домино.
Дверь, к которой вело несколько ступенек, была слегка приоткрыта, и сквозь щель на темное крыльцо падал дрожащий свет мерцающих свечей.
Тесс повернулась и немного испуганно посмотрела на Уилла, а затем перевела взгляд на Томаса. Он невозмутимо восседал на козлах, его лицо, скрытое шляпой с длинным козырьком, напоминало птичье. Глядя на этого сонного мужчину, невозможно было представить, что в его кармане лежит пистолет с украшенной серебром рукояткой.
И тут вдруг в ее голове раздался мелодичный смех, и она даже не сразу поняла, что это смеется леди Белкурт, которую, очевидно, забавляет подчиненное положение всегда такого заносчивого Уилла. «Вот и ты», — сказала сама себе Тесс, пытаясь подавить вспыхнувшее было раздражение, а ведь до этого она так боялась не услышать мыслей Камиллы.
Она постаралась взять себя в руки и, отвернувшись от Уилла, распрямила спину и гордо вскинула голову. Такая надменная поза была ей совершенно несвойственна, но естественна для Камиллы.
— Ты должен обращаться ко мне как к своей госпоже. Помни, для всех ты мой слуга, — напомнила девушка, поджав губы. — А теперь пойдем. — Она качнула головой в сторону ступеней и стала подниматься, даже не удостоверившись, следует ли за ней Уилл.
У дверей их встречал лакей в роскошной ливрее.
— Ваша светлость, — пробормотал он и поклонился; Тесс заметила на его шее, чуть выше воротника, следы от укуса. Она наконец-то обернулась и скользнула взглядом по Уиллу, следующему за ней по пятам. Тесс собиралась было назвать его имя лакею, но тут в ее голове снова раздался голос Камиллы: «Мы не представляем наших домашних животных друг другу. Они — наша собственность, наши вещи, у которых даже нет имени»
«Как это отвратительно!» — пронеслось в голове Тесс. Раздумывая над жестокими словами Камиллы, она едва заметила, как лакей провел ее по длинному коридору в большую комнату с мраморным полом. Он снова поклонился и бесшумно исчез. Уилл приблизился к Тесс, и какое-то время они просто стояли на месте, осматриваясь. Комнату освещали сотни толстых, оплывших белых и красных свечей, расставленных в канделябрах или поддерживаемых мраморными, похожими на живые как две капли воды руками, прикрепленными к стенам. Красный воск капал на пол, и на гладком блестящем мраморе расползались похожие на розы пятна.
По залу медленно расхаживали вампиры. Лица их по цвету были схожи с мраморными подсвечниками-руками, и движения были неестественно плавными и неторопливыми. Тесс оставалось только удивляться тому, как же они все были похожи: тонкие, словно нарисованные острым карандашом черты лица, безупречно гладкая кожа. Румяна, нанесенные на их белые, без единой кровинки щеки, казались лихорадочными пятнами. Многие облачились в костюмы, модные еще в прошлом веке: бриджи до колена, шейные платки, пышные юбки на кринолине, которыми не побрезговали бы и Мария Антуанетта[77], причудливые шлейфы, рукава, из под которых выглядывали кружевные манжеты рубашек… Беспокойный взгляд Тесс перебегал с одного гостя на другого, но Натаниэля нигде не было видно. В конце концов на глаза ей попалась высокая, чрезвычайно худая женщина, прекрасная и уродливая одновременно. На голове ее возвышался тяжелый причудливый парик, а и без того бледное лицо было еще и густо напудрено. «Ее зовут леди Делила», — раздался голос Камиллы. На руках леди Делила держала… ребенка! Тесс чуть было не задохнулась от отвращения к женщине и острой жалости к малышу. Но, присмотревшись повнимательнее, она поняла, что младенец тоже вампир — запавшие глаза на кругленьком детском личике казались черными дырами. Малыш улыбнулся Тесс, показав клыки.
— Нам нужно отыскать Магнуса Бэйна, — прошептал Уилл. — Он должен нам помочь, согласно плану. Я покажу его тебе, как только увижу.
Тесс как раз собиралась объяснить Уиллу, что Камилла сама узнает Магнуса и скажет ей об этом, как заметила стройного, одетого в черный, с длинными фалдами сюртук человека со светлыми длинными волосами, и ей показалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Но когда мужчина повернулся, на нее накатила волна разочарования. Это был не Натаниэль. Лицо вампира было бледным и угловатым, совершенно не похожим на лицо брата Тесс, а волосы его, показавшиеся ей вначале светлыми, на самом деле были белыми, почти бесцветными. Он скользнул по Тесс взглядом и отвесил ей легкий поклон.
Но Тесс быстро потеряла к нему интерес, переключившись на других гостей: в зале были не только вампиры, но и порабощенные ими люди. Они медленно бродили между кровососами, держа в руках серебряные подносы с пустыми бокалами и крошечными ножичками, тоже серебряными, — видимо, с их помощью вампиры делали надрезы на коже своих жертв.
Какая-то женщина в белом напудренном парике остановила одного из порабощенных юношей, бледного, одетого в серый жилет и такого же цвета брюки. Она властно схватила его за волосы и откинула его голову назад. Он подчинился ей без малейшего возражения. Схватив тонкими пальцами серебряный ножик, женщина-вампир провела острым лезвием по его шее чуть ниже челюсти. Бокалы на подносе зазвенели, поскольку рука юноши дрогнула, но он не уронил свою ношу, даже когда женщина поднесла бокал к разрезу и чуть надавила на горло жертвы. Из раны тонкой струйкой потекла кровь.
У Тесс подвело живот от отвращения и… голода. И голод этот становился с каждой секундой все сильнее и сильнее, превращаясь в ужасную, иссушающую жажду. Тесс зачарованно наблюдала за тем, как женщина-вампир поднесла бокал к губам. Несчастный юноша посерел от страха и слабости и отчетливо задрожал, в то время как вампир с наслаждением пила его кровь. «Я сумею с этим справиться, — решительно сказала себе Тесс. — И то, что я вижу, — это знак свыше. Тем самым мне хотят напомнить: как бы вампиры ни были похожи на людей, они все равно остаются вампирами». Она хотела было взять Уилла за руку, но в последнее мгновение остановилась — леди Белкурт никогда бы не поступила таким образом. Выпрямившись, она щелчком пальцев подозвала к себе юношу. Уилл с удивлением посмотрел на нее, но потом все же подошел, не проронив ни слова. Однако невооруженным глазом было видно, что он изо всех сил сдерживает раздражение, очевидно понимая, что должен во что бы то ни стало демонстрировать покорность.