– Нельзя управлять Институтом в одиночку, – подхватил Бенедикт. – Это непосильная задача, тем более для такой молодой особы, как вы. Вам всего двадцать три года! Если бы признали…
«Всего двадцать три!» – потрясенно повторила про себя Тесс. До сих пор она думала, что Шарлотта гораздо старше – должно быть, потому, что та излучала такую непоколебимую уверенность.
– Пять лет назад консул Вейланд передал управление Институтом мне и моему мужу, – перебила его Шарлотта с прежней твердостью в голосе. – Если вы сомневаетесь в его решении, вам следует обсудить это с ним, а не со мной. А до тех пор я буду управлять Институтом так, как считаю нужным.
– Надеюсь, это значит, что все серьезные решения мы и впредь будем принимать посредством голосования? – осведомился Бенедикт Лайтвуд. – Или вы хотите все решать единолично?
– Это уже не смешно, Лайтвуд! Разумеется, мы будем голосовать, – возмутилась Лилиан, не дав Шарлотте возможности ответить. – Кто считает, что мы должны заняться де Куинси вплотную, скажите «да».
К немалому удивлению Тесс, «да» ответили все до единого. Обсуждение было таким бурным, что Тесс не сомневалась, что по меньшей мере один из Сумеречных охотников выскажется «против». Джем перехватил ее изумленный взгляд и улыбнулся.
– Они всегда так, – прошептал он. – Вечно спорят, чтобы показать свою значимость, но никогда не голосуют «против» по таким серьезным вопросам. Боятся прослыть трусами.
– Очень хорошо, – подытожил Бенедикт. – Значит, завтра ночью. Все будут готовы? Имеются ли…
Дверь библиотеки с грохотом распахнулась, и собранию Конклава предстал Генри Бранвелл – еще более ошалевший и растрепанный, чем обычно.
– А вот и я! – провозгласил он. – Я не опоздал?
Шарлотта спрятала лицо в ладони.
– Генри, – сухо кивнул Бенедикт Лайтвуд, – Какая приятная неожиданность. Ваша жена только что поведала нам о вашем новейшем изобретении. Фосфорина, не так ли?
– Да! – Генри гордо встряхнул медной трубой. – Вот она. И могу вас заверить, что механизм работает как часы. Желаете убедиться?
– В демонстрации нет нужды… – торопливо начал Бенедикт, но слишком поздно – Генри уже нажал кнопку.
Вспыхнул яркий свет, а миг спустя все огни в библиотеке погасли. Тесс затаила дыхание, уставившись на неосвещенный черный квадрат на полу. Кто-то завопил, что-то рухнуло на пол и разбилось. Бенедикт Лайтвуд разразился отчаянной бранью.
Уилл посмотрел на Тесс и Джема и усмехнулся.
– Вот вам Генри Бранвелл во всей своей красе, – весело заметил он. – Но кто станет отрицать, что испытание прошло успешно?
10Бледны, как смерть и тлен
Явились принцы, короли,
Бледны, как смерть и тлен…[8]
Когда колеса кареты загрохотали по Стренду, Уилл поднял руку в черной перчатке и отодвинул бархатную занавеску. Желтый свет газовых фонарей хлынул в окно.
– Кажется, вечером будет дождь, – заметил Уилл.
Тесс взглянула на небо, почти сплошь затянутое серо-стальными облаками.
«Чего еще ждать от Лондона», – мрачно подумала она.
Прохожие в шляпах и длинных темных пальто торопливо шагали по тротуарам, борясь с порывами ветра, который нес угольную пыль, запах лошадиного навоза и мелкий мусор. И снова Тесс показалось, будто с реки тянет гнилью.
– А это что за церковь прямо посреди улицы? – спросила она.
– Церковь Святой Марии-на-Стренде, – ответил Уилл. – С ней связана длинная история, но сейчас я ее рассказывать не буду. По-моему, вы меня вообще не слушаете.
– Я слушала, – возразила Тесс, – пока вы не заговорили о дожде. При чем дождь, спрашивается? Мы едем на вампирский званый вечер, я понятия не имею, как мне там себя вести, а вы даже не пытаетесь мне помочь!
Уилл усмехнулся:
– Просто будьте осторожны. Там, на месте, вы уже сможете обратиться ко мне за помощью или советом. Не забывайте, я – ваш раб. Вы держите меня только ради крови – и больше я ни на что не пригоден.
– Тогда вы будете молчать, – потребовала Тесс. – Молчать все время.
– Да, если вы не прикажете мне говорить, – кивнул Уилл.
– Похоже, вечеринка обещает быть приятнее, чем я надеялась.
Однако Уилл уже не слушал ее. Сжимая правой рукой металлическую манжету на левом запястье, в которой скрывался нож, он пристально глядел в окно, словно пытаясь рассмотреть нечто невидимое.
– Наверное, вы думаете о вампирах как о свирепых дикарях и чудовищах, но это не так. Вампиры – жестокая, но утонченная раса. Они – как отточенные бритвы, а человек рядом с ними – словно тупой и ржавый кухонный нож, – наконец проговорил он. – Вам придется очень постараться, чтобы соответствовать. И, Бога ради, если не будете знать, что сказать, лучше просто промолчите. Вампиры соблюдают очень сложный и малопонятный этикет. Любая светская оплошность может стоить вам жизни.
Тесс крепко стиснула руки. Даже сквозь перчатки они были холодны, как лед.
– Вы опять меня дразните? Как тогда, в библиотеке, когда вы пошутили насчет «Кодекса»?
– Нет, – покачал головой Уилл.
– Уилл, вы меня пугаете. – Слова сорвались с языка раньше, чем Тесс успела сдержаться, и она невольно съежилась в ожидании очередной насмешки.
Но Уилл отвернулся от окна и посмотрел на нее с неожиданным сочувствием.
– Тесс, – произнес он, и девушка вздрогнула: никто никогда не называл ее «Тесс». даже Натаниэль, который в детстве обращался к ней «Тесси». – Тесс, вы не обязаны делать это, если не хотите.
Тесс глубоко вздохнула, хотя телу Камиллы этого и не требовалось.
– И что тогда? Развернем экипаж и отправимся домой?
Уилл наклонился вперед и взял ее руки в свои. Крохотные кисти Камиллы утонули в его широких ладонях, обтянутых темными перчатками.
– Один за всех и все за одного, – промолвил он.
Тесс робко улыбнулась:
– Это из «Трех мушкетеров»?
Уилл смотрел прямо на нее. Тесс в очередной раз поразилась необычному цвету его глаз: не голубые, как у многих, а темно-синие, словно вечернее небо. Наконец, юноша взмахнул длинными ресницами и сказал:
– Когда мне приходится делать что-то, чего я не хочу, я иногда воображаю себя героем книги. Когда я начинаю думать, как поступил бы этот герой на моем месте, становится легче.
– Правда? И кем вы себя представляете? Д’Артаньяном? – спросила Тесс, назвав единственного из трех мушкетеров, которого смогла вспомнить по имени.
– Это лучше, неизмеримо лучше всего, что я когда-либо делал, – процитировал Уилл. – Это лучше, неизмеримо лучше того, что я когда-либо знал.
– Сидни Картон? Не может быть! Вы же говорили, что терпеть не можете «Повесть о двух городах»!
– Я сказал неправду, – невозмутимо признался Уилл.
– Кроме того, Сидни Картон был никчемным пьяницей.
– Вот именно. Он был полным ничтожеством и знал это; но как бы он ни пытался утопить свою душу в вине, все равно какая-то часть ее оставалась способна на великий поступок. – Уилл понизил голос. – Помните, что он говорит Люси Манетт? Что он хотя и слаб, но все же может гореть.
Тесс, читавшая и перечитывавшая «Повесть о двух городах» много раз, прошептала в ответ:
– А все-таки у меня было, да и теперь есть малодушное желание, чтобы вы знали, каким мощным пламенем зажгли вы меня – меня, кучу негодного пепла. – И, помолчав, добавила: – Но он это сказал, потому что любил Люси.
– Да, – кивнул Уилл. – Он любил ее так сильно, что понимал: без него ей будет лучше. – Он так и не выпустил руки Тесс, и она чувствовала его тепло даже сквозь перчатки.
И тут внезапно ее посетила ужасная мысль: на кого именно так смотрит Уилл: на нее, Терезу Грей, или на великолепную Камиллу, в обличье которой она сейчас скрывалась? И не в этом ли причина странных перемен в его поведении?
Тесс отстранилась, хотя Уилл так крепко держал ее руки, что высвободиться удалось не сразу.
– Тесс… – начал было он, но тут карета вздрогнула и резко остановилась.
– Приехали! – раздался голос Томаса.
Уилл глубоко вздохнул, распахнул дверцу экипажа и, спрыгнув на мостовую, подал руку девушке.
Тесс пригнулась, чтобы не помять розы на шляпке Камиллы. Щеки Уилла пылали, хотя Тесс не могла понять, холод ли тому причиной или что-то иное.
Они стояли перед высоким белым домом, парадное крыльцо которого обрамляли колонны. По обе стороны к дому примыкали другие такие же здания. Белые ступеньки крыльца вели к черным двойным дверям; створки были чуть приоткрыты, и сквозь щель сочился свет мерцающих свечей.
Тесс обернулась и посмотрела на Уилла, а затем на Томаса. Томас сидел на козлах, надвинув широкополую шляпу на лицо. Только Тесс с Уиллом знали, что он не безоружен: в кармане жилета у него был спрятан пистолет с серебряной рукоятью.
Внезапно в голове Тесс зазвенел мелодичный смех, и после секундного недоумения она узнала голос леди Белькур. Баронессу явно забавляло то, как Тесс только что восхищалась Уиллом. «Ах, вот и ты», – сказала сама себе Тесс, успокоившись, несмотря на вспыхнувшее раздражение: до сих пор она боялась, что так и не услышит мыслей Камиллы.
Отвернувшись от Уилла, она выпрямилась и вздернула подбородок. Такая надменная поза была ей несвойственна – но зато совершенно обычна для Камиллы.
– С этого момента обращайтесь ко мне так, как положено слуге, – велела она Уиллу, поджав губы. – Ну, пойдем. – И Тесс начала подниматься на крыльцо, не дав себе труда проверить, следует ли за ней Уилл.
У дверей их встретил лакей в роскошной ливрее.
– Ваша милость, – пробормотал он и поклонился. Тесс заметила у него на шее над воротником следы от вампирских клыков. Наконец, обернувшись, она увидела, что Уилл уже поднялся и стоит у нее за спиной. Тесс хотела было представить его лакею, но в ее голове раздался голос Камиллы: