. «Я сама не могу носить желтый, но он прекрасно подходит девушкам с такими тусклыми каштановыми волосами, как у вас», – сказала тогда она.
Софи начала расчесывать Тесс, аккуратно водя гребнем по волосам, это оказалось очень приятно: Тесс сразу же вспомнила, как в детстве ее расчесывала тетя Гарриет. Она так расслабилась, что чуть не подскочила на месте, когда Софи заговорила вновь.
– Вы заставили мистера Эрондейла принять лекарство вчера вечером, мисс?
– О-о… Я… – Тесс попыталась сдержаться, но не вышло: краска так прилила к ее щекам. – Он не хотел… – выдавила она наконец. – Но я все-таки его уговорила.
– Понятно. – Выражение лица горничной осталось прежним, но гребень в ее руках задвигался быстрее. – Я знаю, что это не мое дело, но…
– Софи, вы можете говорить мне все, что хотите.
– Я только хотела сказать, что… Мистер Эрондейл… – Софи запнулась, но потом ее словно прорвало. – Не тот он человек, о котором вам стоило бы думать, мисс Грей. Он того не стоит. Ему нельзя доверять. На него нельзя полагаться. Он… Он не такой, каким кажется.
Тесс сцепила руки на коленях. Все происходящее опять начало казаться ей каким-то дурным сном. Неужели все и впрямь зашло так далеко, что горничной приходится предостерегать ее об Уилле? Но все же как хорошо, что можно поговорить о нем хоть с кем-нибудь! И она вцепилась в эту возможность, как умирающий от голода – в кусок хлеба.
– Я не понимаю, какой он, Софи. В одну секунду он кажется одним, а в другую – меняется просто до неузнаваемости, и я не понимаю, почему он так ведет себя и что с ним такое произошло…
– Ничего. Ничего с ним не произошло. Просто его не волнует никто, кроме его собственной драгоценной персоны.
– Он заботится о Джеме, – тихо возразила Тесс.
Гребень остановился; Софи застыла в неподвижности. Она явно хотела что-то сказать, но сдерживалась усилием воли.
Наконец, гребень снова пришел в движение.
– Этого… этого недостаточно, – пробормотала Софи.
– Вы хотите сказать, что мне не стоит надрывать сердце из-за юноши, которому я безразлична…
– Нет! – перебила Софи. – Тут кое-что похуже. Любить человека, который не отвечает вам любовью, – это еще полбеды. Хуже, когда этот человек вашей любви не стоит. Просто не заслуживает ее.
Страсть в голосе Софи удивила Тесс. Она обернулась, чтобы взглянуть в лицо горничной.
– Скажите, Софи, а ваше сердце кем-то занято? Наверно, Томасом?
Софи удивленно посмотрела на нее:
– Томасом? Нет. А почему вы так решили?
– Потому что мне кажется, он к вам неравнодушен, – пояснила Тесс. – Я видела, как он смотрит на вас. Стоит вам появиться рядом, как он глаз с вас не сводит. Я полагаю…
Она смолкнула, встретившись глазами с Софи. Та смотрела на Тесс с откровенным изумлением.
– Томас? – повторила горничная. – Нет, этого быть не может. Я уверена, он обо мне и не думает.
Тесс не стала спорить: очевидно, какие бы чувства Томас ни испытывал к Софи, она их не разделяла.
– Значит, Уилл? – поинтересовалась Тесс. – Вы хотите сказать, что когда-то думали об Уилле? – «И если так, то понятно, почему Софи так груба с ним», – подумала она, догадываясь, как Уилл может вести себя с девушками, которым он приглянулся.
– Уилл? – переспросила Софи, от ужаса забыв даже назвать его мистером Эрондейлом, – Вы имеете в виду, была ли я когда-нибудь влюблена в него?
– Ну, я думала… Просто он ведь такой красивый… – Тесс и сама почувствовала, как жалко прозвучали эти слова.
– Чтобы полюбить кого-то, одной красоты недостаточно. Мой прошлый работодатель, – Софи, от волнения вдруг начала грассировать, – ездил в Африку и Индию, охотиться на тигров. И он рассказал мне, как отличить ядовитую змею или жука: у тех самая красивая, самая яркая окраска. Чем красивее, тем опаснее! Вот и с Уиллом так же. За этим очаровательным лицом скрывается искореженная, гнилая душа!
– Софи, я не знаю…
– В нем есть что-то темное, – убежденно проговорила Софи. – Что-то черное и ужасное. И он это скрывает. У него есть какая-то тайна, которая постоянно гложет его изнутри. – Горничная положила серебряный гребень на туалетный столик, и Тесс с удивлением заметила, что руки у нее дрожат. – Попомните мои слова.
Когда Софи ушла, Тесс взяла механического ангела со столика у кровати и надела на шею. Знакомая тяжесть кулона сразу же ее успокоила. Тесс очень не хватало его накануне, когда она изображала Камиллу, и сейчас ей почему-то подумалось, что, быть может, если она заглянет со своим ангелом к Нату, тот поможет и ему.
Сжимая в руке подвеску, висящую на шее, Тесс добралась до комнаты Ната и тихо постучала в дверь. Ответа не последовало. Тесс взялась за ручку, толкнула – и дверь открылась. Нат крепко спал на горе подушек. Одна рука его покоилась на лбу, щеки горели от лихорадки.
Но он был не один. В кресле у изголовья кровати сидела Джессамина, держа на коленях раскрытую книгу. Она спокойно встретила удивленный взгляд Тесс.
– Я… – начала было Тесс. – Что вы тут делаете?
– Хотела немного почитать вашему брату, – ответила Джессамина. – Все в доме проспали до вечера и бедняжка, верно, совсем заскучал. Когда я пришла, тут только Софи хлопотала, как обычно, но какая из нее собеседница?
– Нат без сознания, Джессамина. Ему не нужны беседы.
– Как знать? – возразила Джессамина. – Мне говорили, люди могут слышать то, что им говорят, даже когда находятся без сознания или вовсе мертвы.
– Но он не мертв!
– Конечно, нет. – Джессамина посмотрела на нее долгим взглядом. – Он слишком красив, чтобы умереть. Скажите, Тесс, он женат? Или, может, у него в Нью-Йорке, осталась девушка?
– Девушка? – растерянно переспросила Тесс. Конечно, девушек всегда хватало, но в этом ее брат походил на мотылька, бездумно порхающего с цветка на цветок: ни одно его увлечение не длилось долго. – Он болен, Джессамина! – выпалила, наконец, она. – Сейчас не время…
– Но он ведь поправится, – возразила Джессамина. – И когда он придет в себя, он будет знать, что именно я все это время за ним ухаживала. Мужчины всегда влюбляются в женщин, которые ухаживают за ними во время болезни. «Я – сущий ангел в скорбный день…» – процитировала она с самодовольной ухмылкой, но, поймав испуганный взгляд Тесс, нахмурилась: – В чем дело? Я что, недостаточно хороша для вашего драгоценного брата?
– У него нет денег, Джесси…
– Моих денег хватит с лихвой для нас обоих. Мне нужен только человек, который бы помог мне убраться отсюда. Я вам уже говорила.
– Но вы просили о помощи меня…
– Ах, вот в чем дело! – улыбнулась Джессамина. – Когда мы с вами породнимся, никто не помешает нам остаться лучшими подругами. Но мужчина в таком деле всегда лучше женщины, как по-вашему?
Тесс так и не нашлась, что на это сказать. Не дождавшись ответа, Джессамина пожала плечами:
– Как бы там ни было, Шарлотта хотела вас видеть. Она в гостиной. А о Натаниэле не беспокойтесь: я меряю ему температуру каждые четверть часа и кладу ему на лоб холодные компрессы.
В это не очень-то верилось, но поскольку Джессамина явно не собиралась отступать, а на борьбу за место у постели брата у Тесс не было сил, она лишь тяжело вздохнула, повернулась и вышла.
Дверь в гостиную была чуть приоткрыта, и Тесс услышала громкие голоса. Она подняла было руку, чтобы постучать, но, услышав свое имя, остановилась.
– Это не больница! Брату Тесс здесь не место! – кричал Уилл. – Он не обитатель Нижнего Мира, а всего лишь глупый, алчный простец, который ввязался в то, что оказалось ему не по зубам…
– Простецы ему ничем не помогут. Их доктора от такого не лечат, – возразила Шарлотта. – Опомнись, Уилл!
– Он все равно уже знает о Нижнем Мире, – раздался спокойный, рассудительный голос Джема. – И он может знать что-то важное, чего пока не знаем мы… Мортмейн сказал, что Натаниэль работал на де Куинси. Возможно, у него есть какие-то сведения о планах де Куинси, об автоматонах, обо всей этой истории с титулом Магистра… да о чем угодно! В конце концов, не зря же де Куинси хотел его убить! Возможно, мистер Грей знал что-то такое, чего знать не должен.
Повисла долгая тишина.
– Можно снова вызвать Безмолвных Братьев, – наконец, предложил Уилл. – Они залезут ему в голову и вытащат все, что нас может заинтересовать. Не обязательно ждать, пока он очнется.
– Ты же знаешь, что с простецами такое проделывать опасно, – покачала головой Шарлотта. – Брат Енох сказал, что у мистера Грея и так уже начались галлюцинации от лихорадки и он не отличает реальность от бреда. Так что подобное вмешательство может серьезно навредить ему и нарушить процессы мышления… возможно, даже необратимо.
– По-моему, нарушать там нечего, – презрительно бросил Уилл, и Тесс живо представила, как его лицо исказила гримаса отвращения. От гнева у нее скрутило узлом желудок.
– Ты ничего не знаешь об этом человеке, – с необычной для него холодностью произнес Джем. – Не знаю, что на тебя нашло, Уилл, но такое отношение к больному не делает тебе чести.
– Зато я знаю, что нашло на Уилла, – вздохнула Шарлотта.
– Да что вы можете знать? – выкрикнул Уилл.
– Ты, так же как и я, расстроен тем, как вчера все обернулось. Да, конечно, мы потеряли всего двоих, но де Куинси сбежал, и это очень плохо. Изначально это был мой план. Именно я настояла, чтобы Конклав его одобрил, и теперь именно меня будут винить за все, что пошло не так. И это не говоря уже о том, что Камилле теперь придется скрываться, пока мы не схватим де Куинси: ведь он, вероятно, уже назначил награду за ее голову. И, вдобавок, Магнус Бейн будет в ярости на нас из-за того, что Камилле пришлось исчезнуть. Так что мы до поры до времени лишились и своего лучшего осведомителя, и своего лучшего чародея.
– Но мы помешали де Куинси убить брата Тесс, и кто знает, скольких еще простецов, – заметил Джем. – Это кое-что да значит. Бенедикт Лайтвуд поначалу не хотел верить в предательство де Куинси, а теперь он получил доказательства. Теперь он знает, что вы были правы.