– От этого он только еще сильнее разозлится, – возразила Шарлотта.
– Возможно, – согласился Уилл. – И, возможно, если бы вы не поставили мой план в полную зависимость от очередного дурацкого изобретения Генри, нам бы сейчас не пришлось все это обсуждать. Как бы вы ни пытались обойти этот скользкий вопрос, но вам придется взглянуть правде в глаза: вчера вечером все пошло наперекосяк только потому, что эта его фосфорина не сработала. Изобретения Генри не работают никогда, Шарлотта! И если бы вы, наконец, признали, что ваш муж – бесполезный глупец, всем бы стало только лучше.
– Уилл! – возмущенно воскликнул Джем.
– Нет! Нет, Джеймс, не надо! – Голос Шарлотты дрожал. Из-за двери послышался глухой стук, и Тесс предположила, что Шарлотта обессиленно рухнула в кресло. – Послушай меня, Уилл. Генри – хороший, добрый человек, и он тебя любит.
– Избавьте меня от этих сантиментов, Шарлотта, – насмешливо проговорил Уилл.
– Он ведь знал тебя, когда ты был еще маленьким. Он заботился о тебе, как о младшем брате… И я… Я тоже заботилась о тебе. Мы любили тебя, Уилл…
– Да, – согласился тот. – Но лучше бы вы этого не делали.
Шарлотта тихонько вскрикнула, словно ее ударили.
– Я знаю, что на самом деле ты так не думаешь.
– Именно так я думаю, – возразил Уилл. – И я по-прежнему убежден: чем скорее мы покопаемся в голове у Натаниэля Грея, тем будет лучше для всех. Если вам на это не хватает пороху…
Шарлотта начала говорить что-то в ответ, но Тесс больше не могла оставаться в стороне. Она рывком распахнула дверь и стремительно вошла в комнату. За окнами уже сгустились сумерки, и столовую освещал ревущий в огромном камине огонь. Шарлотта сидела за большим столом, Джем – на стуле рядом с нею. Уилл стоял у самого камина; щеки его пылали от ярости, глаза сверкали. При виде Тесс на лице его мелькнуло изумление, и все ее надежды на то, что он забыл о вчерашнем происшествии на чердаке, пошли прахом. Уилл покраснел еще сильнее, его бездонные синие глаза потемнели – и он отвел взгляд.
– Как я понимаю, вы подслушивали под дверью, – проговорил он. – И теперь решили поделиться со мной ценными мыслями по поводу вашего братца.
– По крайней мере, мне пока еще есть чем поделиться… в отличие от моего брата, которому делиться будет нечем, если все пойдет по-вашему! Тесс повернулась к Шарлотте: – Я не позволю брату Еноху копаться у Ната в голове. Он и так тяжело болен, а от этого может и вовсе умереть.
Шарлотта покачала головой. Она выглядела измотанной до предела, лицо ее было серым, веки опухли. Казалось, со вчерашнего дня она вообще не спала.
– Разумеется, мы дадим ему выздороветь, прежде чем начнем задавать вопросы.
– А что, если он проболеет несколько недель? Или месяцев? – поинтересовался Уилл. – Мы не можем так долго ждать.
– Почему? Куда вы так спешите, что готовы рисковать жизнью моего брата? – возмутилась Тесс.
Глаза Уилла превратились в осколки синего льда.
– Вы хотели найти брата – и вы его нашли. Можете радоваться. Но пора бы вам уже понять, что наша цель – в другом. Мы и так зашли слишком далеко, рискуя собственными жизнями ради одного глупого простеца – да к тому же еще и преступника.
– Уилл просто пытается сказать… – Джем запнулся, помолчал немного, а потом продолжил: – Де Куинси говорил, что доверял вашему брату. Теперь он сбежал, и мы понятия не имеем, куда. В доме у де Куинси мы нашли бумаги, которые намекают на то, что между обитателями Нижнего Мира и Сумеречными охотниками вскоре должна начаться война. По крайней мере, так полагал де Куинси. И в этой войне не последнюю роль должны сыграть те механические люди, над которыми работал де Куинси. Теперь вы понимаете, почему так важно узнать, где он прячется? Нам действительно нужно поговорить с вашим братом, Тесс, и как можно скорее.
– Я прекрасно понимаю, что нужно вам, – отрезала Тесс. – Но это не моя война. Я не Сумеречный охотник.
– Вот именно, – вмешался Уилл.
– Помолчи, Уилл, – оборвала его Шарлотта и посмотрела на Тесс с отчаянной мольбой. – Мы доверяем вам, Тесс. Но и вы должны нам доверять.
– Нет, – покачала головой Тесс. – Нет, я вам не доверяю.
Она почувствовала на себе внимательный взгляд Уилла, и ее захлестнула волна ярости. Да как он смеет разговаривать с ней так высокомерно, как смеет в чем-то обвинять ее? Чем она это заслужила? Она всего лишь позволила ему поцеловать себя – и это все. Но то, что произошло между ними накануне вечером, теперь не имело никакого значения.
– Вы просто хотите использовать меня! – выпалила Тесс. – Точь-в-точь, как Темные Сестры! Когда леди Белькур пришла к вам со своим предложением, вы тут же воспользовались случаем и втянули меня в свои дела! И вы даже не задумались о том, какой я подвергаюсь опасности! Вы ведете себя, будто я вам чем-то обязана. Будто я должна защищать ваш мир, ваши законы и соглашения! Но это ваш мир, а не мой, – и не моя вина, что вы не справляетесь!
Шарлотта побелела и откинулась на спинку кресла. Сердце Тесс пронзила острая жалость к ней: ведь своими гневными словами она хотела ранить вовсе не Шарлотту. Но теперь уже остановиться было невозможно.
– И все эти ваши разговоры об обитателях Нижнего Мира и о том, что вы не питаете к ним ненависти, – это тоже ложь! Просто слова, пустое сотрясение воздуха! А что до простецов – вам не приходило в голову, что защищать их было бы куда легче, если бы вы не презирали их всеми фибрами души? – Тесс посмотрела на Уилла. Тот был бледен, глаза полыхали огнем. И на лице его было написано какое-то странное чувство, похожее на страх. «Да, он боится, – подумала Тесс, – но не меня. Тут что-то другое, более глубокое».
– Тесс… – начала Шарлотта, но девушка уже шагнула к двери. На пороге она оглянулась: все собравшиеся в комнате молча смотрели на нее.
– Держитесь подальше от моего брата, – бросила она. – Я ухожу. И не ходите за мной!
«Гнев тоже по-своему приятен, – размышляла Тесс, – если поддаться ему в полной мере». Было какое-то особое, ни с чем не сравнимое удовольствие в том, чтобы дать выход охватившей ее слепой ярости.
Но, разумеется, потом приходит отрезвление. Тесс высказала всем, как она их ненавидит, потребовала оставить ее в покое и заявила, что уходит, – но куда, собственно говоря, ей идти? Если вернуться в свою комнату, все примут ее гневную речь за обычную девичью истерику. Пойти к Нату тоже нельзя – ни к чему тревожить больного, когда она в таком настроении. А если просто бродить по коридорам, есть риск наткнуться на Софи или Агату.
В конце концов, Тесс доплелась до узкой винтовой лестницы, спустилась на первый этаж Института, пересекла огромный вестибюль, освещенный колдовским светом, и вышла на широкое крыльцо. Там она уселась на нижней ступеньке и обхватила себя руками, задрожав от внезапного порыва ледяного ветра. Должно быть, днем шел дождь: ступени были влажными, а черные плиты внутреннего двора сверкали, как зеркала. Луна то и дело пряталась за стремительно несущимися по небу облаками, и в ее переменчивом свете тускло поблескивали огромные железные ворота. «Мы – прах и тени».
– Я знаю, о чем вы думаете, – раздался голос у нее за спиной, такой тихий, что Тесс не сразу отличила его от шелеста листьев на ветру.
Девушка обернулась. В дверном проеме стоял Джем, и волосы его сверкали серебром в белых лучах колдовского света, лившегося из вестибюля, но лицо скрывала густая тень. В правой руке Джем держал свою трость – глаза дракона поблескивали, внимательно рассматривая Тесс.
– Сомневаюсь.
– Вы думаете: «Если эту сырую хмарь тут называют летом, какова же зима?» Вы не поверите! Зима – точно такая же. – Он спустился с крыльца и сел на ступеньку рядом с Тесс, хотя не слишком близко к ней. – Но весна здесь действительно хороша.
– Что, правда? – без всякого интереса спросила Тесс.
– Ну, не совсем. На самом деле весной здесь тоже туманно и сыро. – Джем покосился на Тесс. – Я слышал, как вы сказали, чтобы за вами не ходили. Но я так понял, что эти слова были обращены к Уиллу.
– Так и есть… – Тесс повернулась к нему лицом. – Не следовало мне все это говорить….
– Нет, вы имели на это полное право, – заверил ее Джем. – Мы, Сумеречные охотники, уже так давно варимся в собственном соку, что часто забываем посмотреть на ситуацию с другой точки зрения. Для нас любой вопрос сводится к тому, хорошо это для нефилимов или плохо. А задаться вопросом, хорошо это или плохо для всего мира, мы порой забываем.
– Я не хотела обижать Шарлотту.
– Шарлотта очень чувствительна ко всему, что происходит в стенах Института. Она женщина, и потому ей все время приходится бороться за то, чтобы голос ее услышали, – да и тогда ее здравый смысл нередко подвергают сомнению. Вы же слышали, что говорил Бенедикт Лайтвуд на заседании Конклава? Шарлотта понимает, что у нее нет права на ошибку.
– А у кого-то вообще есть такое право? И у кого-то из вас? Для вас любой вопрос – это вопрос жизни и смерти. – Тесс глубоко вдохнула. В туманном воздухе смешались все запахи города – металл и сажа, лошадиный пот и речная вода. – Просто я… Иногда мне кажется, что я больше не могу этого выносить. Лучше бы я так никогда и не узнала, кто я. О, как бы мне хотелось, чтобы Нат остался дома и ничего этого вообще не случилось!
– Иногда жизнь меняется так быстро, что сердце и разум просто не поспевают за переменами, – признал Джем. – И в такие времена, когда жизнь уже изменилась, а мы все еще тоскуем по прошлому, всем нам приходится нелегко. Но по собственному опыту могу сказать вам: вы привыкнете. Вы научитесь жить новой жизнью, и когда-нибудь даже вспомнить не сможете, как было все до того.
– Вы хотите сказать, что я привыкну к своему дару и к тому, что я – чародейка… или кто там я такая?
– Вы всегда были собой. В этом отношении ничего не изменилось. Так что нет – я хочу сказать, что вы привыкнете