– Он хочет поговорить с вами, – наконец произнес Уилл.
Все повернулись к Тесс. Во взгляде Уилла, во всем его напряженном лице таилось нечто угрожающее.
– Уилл, – после долгой паузы заговорила Шарлотта, – ты имеешь в виду Джема? Как он себя чувствует?
– Он очнулся и может говорить, – ответил Уилл. Взгляд его скользнул по лицу Софи, и та поспешно опустила глаза. – И он хочет говорить с Тесс.
– Но… – Тесс растерянно посмотрела на Шарлотту и снова перевела взгляд на Уилла. – Стоит ли сейчас его беспокоить? Не слишком ли он еще слаб для разговоров?
Выражение лица Уилла не изменилось.
– Он хочет поговорить с вами, – повторил он, очень четко выговаривая каждое слово. – Так что сейчас вы встанете, пойдете со мной и поговорите с ним. Понятно?
– Уилл… – резко начала Шарлотта, но Тесс уже поднялась и расправила мятые юбки. Шарлотта бросила на нее тревожный взгляд, но промолчала.
Уилл тоже молчал, пока они шли по коридору. Теперь Тесс заметила, что кровью и машинным маслом перепачкана не только рубашка Уилла, но и его руки и лицо.
Наконец они добрались до комнаты Джема, и Уилл толкнул дверь, пропуская Тесс вперед. Спальню освещал колдовской камень на ночном столике. Джем, до пояса укрытый одеялом, лежал на высокой резной кровати. Он был белым, как его собственная ночная рубашка; веки его посинели. Трость с набалдашником в виде головы дракона – как ни удивительно, целая и невредимая – стояла у кровати, прислоненная к стене.
Не открывая глаз, Джем повернул голову к двери и шепотом спросил:
– Уилл?
И тут Уилл сделал нечто такое, что поразило Тесс до глубины души. Он улыбнулся до ушей и весело объявил:
– Вот я и привел ее, как ты просил.
Глаза Джема открылись; Тесс с облегчением увидела, что они снова стали прежними.
– Тесс, простите меня… – пробормотал он.
Тесс озадаченно посмотрела на Уилла, надеясь, что тот подскажет ей, как себя вести, но Уилл молча глядел прямо перед собой. Тесс тряхнула головой, пересекла комнату и села на стул у кровати.
– Джем, вы ни в чем передо мной не виноваты, – тихо проговорила она. – Это я должна просить прощения. Эти механические твари охотились за мной, а не за вами. – Она нежно погладила покрывало и хотела коснуться его руки, но не осмелилась. – Если бы не я, они бы вас не ранили.
– Они меня и не ранили, – с тяжелым вздохом возразил Джем.
– Джеймс… – перебил его Уилл.
– Она должна знать, Уильям. Иначе она будет думать, что она во всем виновата.
– Просто тебе стало нехорошо, только и всего, – произнес Уилл, не глядя на Тесс. – И никто в этом не виноват… – Он немного помолчал. – Вот только мне кажется, что тебе стоило бы поберечь себя. Ты еще слишком слаб. Разговор отнимет у тебя все силы.
– Я и так постоянно берегусь, но в жизни случаются вещи и поважнее. – Напрягая все силы, Джем приподнялся и устроился полусидя, опираясь спиной на подушки. – Если тебе, Уилл, не нравится то, что я собираюсь сделать, можешь выйти.
Тесс услышала, как дверь у нее за спиной открылась и захлопнулась с тихим щелчком.
Джем вздохнул:
– Он такой упрямый.
– Но сейчас он прав, – сказала Тесс. – По крайней мере, вы не обязаны говорить мне то, чего не хотите. Я знаю, что вы ни в чем не виноваты.
– Дело тут не в том, кто виноват, – возразил Джем. – Просто я считаю, что вам тоже следует знать правду. Вообще, я думаю, что правду никогда не стоит скрывать: все равно это не помогает… – Он бросил короткий взгляд на дверь, как будто его слова были обращены не только к Тесс, но и к отсутствующему здесь Уиллу. Затем он снова вздохнул. – Вы знаете, что большую часть жизни я провел с родителями в Шанхае? – спросил он. – И что меня воспитывали в тамошнем Институте?
– Да, – ответила Тесс, сразу заподозрив, что мысли у него все еще путаются. – Вы ведь совсем недавно сами рассказали мне об этом – нынче вечером, на мосту. И сказали, что ваших родителей убил демон.
– Яньлю, – подтвердил Джем, и в голосе его зазвенела ненависть. – Этот демон ненавидел мою мать: она истребила большую часть его потомства. У них было гнездо неподалеку от небольшого городка под названием Лицзян. Демон кормил своих отродий человеческими детьми, которых ловил на улицах городка. Но моя мать сожгла гнездо, пока он был в отлучке. Яньлю выжидал не один год, прежде чем отомстить, но старшие демоны живут вечно, так что он мог позволить себе подождать. Когда мне исполнилось одиннадцать, Яньлю наконец нашел слабое место в системе защиты нашего Института и прорыл туннель, ведущий прямо в сердце здания. Демон убил охрану и схватил всю мою семью. Он собрал нас в большом зале и приковал к стульям. И стал меня мучить на глазах у моих родителей, – голос его сделался отстраненным. – Он вводил мне в вены ядовитую демоническую кровь, и я будто горел в огне. Я лишился рассудка. Два дня подряд меня преследовали жуткие видения. Я видел мир, по которому текли бурлящие реки крови. Я слышал крики умирающих. Я видел, как горит Лондон, а по его улицам снуют уродливые металлические твари, похожие на огромных насекомых. – Джем перевел дух. Он был очень бледен, его ночная рубашка пропиталась потом и прилипла к груди, но он словно не замечал обеспокоенного взгляда Тесс. – Каждые несколько часов я приходил в себя и слышал отчаянные крики своих родителей. Очнувшись на второй день, я услышал только голос матери. Мой отец к тому моменту уже замолчал навсегда. Речь матери была неразборчивой, но она все еще повторяла мое имя. Не английское имя, а то, которое она сама дала мне при рождении, – Жуань.
Пальцы его вцепились в подушку так крепко, что ткань начала расползаться под пальцами.
– Джем, – мягко промолвила Тесс, – ты можешь остановиться. Не обязательно рассказывать дальше.
– Вы помните, я как-то сказал, что Мортмейн сколотил состояние на контрабанде опиума? – словно не слыша ее, спросил он. – Британцы привозят в Китай опиум тоннами. Они превратили нас в нацию наркоманов. В Китае мы называем этот наркотик «заморской грязью» или «черным дымом». Шанхай, мой родной город, кишит притонами. И в каждом таком притоне полным-полно истощенных, умирающих от голода людей: в этом мире им не нужно ничего, кроме вожделенного наркотика. За дозу опиума они отдадут все на свете. Раньше я презирал таких людей. Я не понимал, как можно быть настолько слабыми…
Джем глубоко вздохнул.
– К тому времени, как Шанхайский Конклав попытался выйти на связь с Институтом и, не получив ответа, послал группу Сумеречных охотников на разведку, моя мать тоже умерла. Я уже ничего не понимал – только кричал и бредил. Меня отдали Безмолвным Братьям, и они исцелили мое тело, но полностью вылечить не смогли. Я впал в зависимость от крови демона, как курильщики опиума – от своей проклятой отравы. Братья пытались постепенно отучить меня, но всякий раз меня начинала терзать невыносимая боль. И даже когда на помощь позвали чародея, чтобы он снимал боль заклинаниями, тело мое продолжало медленно умирать. Через несколько недель экспериментов Братья пришли к выводу, что ничего больше сделать нельзя. Без крови демона я не выживу. И хотя в самой этой крови таится медленная смерть, без нее я умру гораздо быстрее.
– Несколько недель экспериментов? – повторила Тесс. – И это когда вам было всего одиннадцать лет? Но это жестоко…
– Доброта – я имею в виду настоящую доброту – всегда по-своему жестока, – проговорил Джем, глядя перед собой невидящим взглядом. – Там, на ночном столике, стоит шкатулка. Можете дать ее мне?
Тесс взяла в руки серебряную шкатулочку. На инкрустированной эмалью крышке была изображена стройная босая женщина в развевающихся белых одеждах, льющая из кувшина воду в реку, бегущую у ее ног.
– Кто это? – спросила Тесс, вручая шкатулку Джему.
– Гуаньинь – богиня милосердия и сострадания. Говорят, она слышит каждую мольбу, каждый крик о помощи – и делает все, чтобы помочь несчастным. В какой-то момент мне показалось, что «лекарство» нужно хранить в шкатулке с ее изображением: тогда, быть может, богиня хоть немного облегчит мои страдания.
Замочек под пальцами Джема щелкнул, и крышка откинулась. Внутри Тесс увидела толстый слой какого-то порошка серебристого цвета, почти такого же яркого, как глаза Джема.
– Это и есть наркотик, – пояснил Джем. – Его поставляет мне один чародей из Лаймахауса. Я принимаю его каждый день понемногу. Потому-то я и похож на призрака. Краски уходят из моих волос и глаз, даже из кожи. Иногда я думаю, что мои родители, будь они живы, меня бы уже не узнали… – Он помолчал. – Если предстоит сражение, я принимаю дозу побольше. А если я снижаю дозу, то становлюсь слабее. Перед тем как мы с вами вышли на прогулку, я не принимал лекарства. Потому-то мне и стало плохо. Не из-за механических людей, а потому, что я не принял свой наркотик вовремя. Без него я не могу сражаться, не могу бегать: мое тело начинает пожирать само себя. – Он захлопнул шкатулку и вернул ее Тесс: – Вот. Положите на место.
– Вам не нужно его принять?
– Нет. Сегодня вечером я уже принял достаточно.
– Вы сказали, что этот наркотик означает медленную смерть, – проговорила Тесс. – Это значит, что вы постепенно умираете? Каждый день и каждый час?
Джем кивнул, и пряди светлых волос упали ему на лоб. У Тесс защемило сердце.
– И когда вам приходится сражаться, вы принимаете его больше, чем обычно? Так почему же вы не прекратите сражаться?! Уилл и остальные…
– Поняли бы меня, – подхватил Джем. – Я знаю. Но я хочу жить, а не бегать от смерти. Я – Сумеречный охотник, и в этом – моя суть. Я не могу без этого жить.
– Не можете или просто не хотите? – уточнила Тесс.
«Уилл бы страшно рассердился, если бы я сказала ему такое», – подумала Тесс, но Джем только посмотрел ей в глаза:
– Не хочу. Я долго искал, как мне исцелиться от моего недуга, но потом понял, что все напрасно. И попросил Уилла и остальных тоже прекратить поиски. Я – нечто большее, чем этот наркотик. Моя жизнь – это не просто зависимость, чем и как бы она ни закончилась…