Еще в большей степени – Гюстав Доре.
Достаточно вспомнить о мельницах Безумного Дона, как перед глазами возникают гравюры Доре и запоминаются.
Гаргантюа и Пантагрюэль?
Доре.
Басни Лафонтена?
Доре.
Пусть их сочинили другие авторы, но каждое из этих литературных произведений прибрал к рукам, переварил и возвратил нам сей незаурядный художник-иллюстратор.
Достаточно подумать о детских книжках, как нам навстречу выпрыгивают яркие герои Доре и мрачные ужасы. Никому другому за всю историю не удавалось так безраздельно воцариться в литературе благодаря проницательному, всевидящему оку и уверенной руке. Он – Старый Мореход и Ворон Эдгара По, Кот в сапогах и Даниил в львином рву, Потерянные, утопленные в грязи души ада и Гаргантюа, орошающий Париж в засушливый сезон.
Подобно шекспировскому Цезарю, Доре возвышается во Вселенной, широко расставив ноги.
Лондон целиком принадлежит ему. Каждая крыша, пристань, угольный ящик, потерянный ребенок в свете фонаря, призрак-попрошайка?
Да!
Кто устроил лучшие джунгли и населил их прекрасными дикарями и зверьем с именами? Кто увидел Марс столь отчетливо и отправил нас туда под сень двойных лун верхом на восьмилапых тоатах? Эдгар Райс Берроуз. Тарзан. Джон Картер.
Благодаря им я получил Марс во вторичную аренду.
Шекспир.
Гамлет играет на бескрайнем кладбище среди надгробий и похоронных процессий, которые начинаются с призраков и кончаются суицидом и убийствами. Сноп света из могилы!
Дайте отдышаться.
Слава богу, никто из этих творцов преднамеренно не замышлял завладеть чем-либо! Породить нечто этакое, нетленное, что пребудет в веках.
Но человек одержимый или влюбленная женщина – это мужчина или женщина неистово преданные, одинокие, сосредоточенные. Они даже не догадываются, что превращаются в метафору, которая воплощает все лютики, или пальчики на ногах девушки, или длинную шею бога Солнца, чтобы выдержать сорок тысяч дней. Любовь упрощает и отбрасывает примеси. В конечном счете – Захват. Благодаря ковке, обжигу и очищению старые слитки переплавляются в свежие, порой бессмертные красоты. Наконец, художник, писатель, поэт-драматург владеет не только своим творением, но и всем, что оно представляет.
Перечислим женщин.
Кто в литературе знает женщин лучше всех?
Джейн Остин, чья худенькая тень, брошенная на Европу, могла бы отодвинуть на задний план Толстого с его Анной Карениной? А дух женственности в поэзии навсегда вплетен в хрупкую основу Эмили Дикинсон.
А вот – Вирджиния Вульф с романом и тетрадью, подобно Офелии, плывущей вниз по течению, потерянная, но ей суждено вернуться в библиотечные воды.
Теперь в темпе.
Кто создал Генриха VIII из цельного холста?
Гольбейн. Его Генрих потрясает и поражает воображение. Вот воистину Король, способный уложить на лопатки Франциска I в двух схватках из трех.
Где бы сейчас был Наполеон без Давида?
Где был бы бой быков без Гойи и его конюшенного мальчика – Пикассо?
Кто одарил нас ветреной, песчаной и звездной погодой?
Сент-Экзюпери. Ему принадлежат небесные потоки бурь, которые он делит с птицами, чтобы обратить облако в вытяжной парашют и пуститься на воздушном змее навстречу романтическим приключениям.
Кому принадлежат все земли и почвы с костьми в пещерах и костьми в мечтаниях?
Лорену Айзли.
Кто воссоздал ушедшие под землю 39 городов Трои, городище за городищем?
Шлиман.
Возможно, библиотеки мира построил Карнеги, но распоряжается в них Томас Вульф, который перемещается по ним бычьими набегами, карабкаясь на верхние полки, рыская по литературным фьордам, в ужасе от одной только мысли, что жизнь может оборваться и десяток тысяч книг останутся непрочитанными.
Кто изобрел первую Машину времени?
Герберт Уэллс.
На чьего «Человека-невидимку» ходят смотреть круглый год?
Излишне говорить?
Чья подводная лодка стала ныне нашим «Наутилусом»?
Жюль Верн и Немо близ Таинственного острова.
Не найдется никого, кто превзойдет его за всю историю человечества.
Марк Твен. И если его Том – весь такой чистюля, то Гек – полное его отрицание.
Но превыше всех Берроуз. Поэтому мы снова упомянем Тарзана. По пояс в слоновьем навозе, увенчанный кровью, но не терниями, он, подобно шимпанзе, поигрывает с нашими душами, как заблагорассудится, населяет тиграми наши ночи, и именно оскал его клыков мелькает в улыбке каждого мальчишки.
Бернард Шоу поднимает занавес и возвещает:
– Вот моя Святая Жанна!
И пылающая Жанна откликается:
– Да!
Шекспир выводит из тени Ричарда III, который выпячивает свой горб и кричит:
– Премного благодарен!
Лоуренс Аравийский, до поры до времени схоронившийся в аравийских песках, призван на кинопленку Дэвидом Лином, и скачет, обгоняя ветер и щеголяя своими одеяниями.
Октябрь высечен из могильных плит Эдгаром Алланом По. А я с остальными помогал плести венки.
Кто начальник над шоссейными дорогами, садами, театрами и городами Франции?
Конечно, Юлий Цезарь, марширующий на север с чучелом крокодила у своей лодыжки, с плантаторами, сеятелями, зодчими, каменщиками и актерами с солнечно раскрашенными щеками.
Кто лучше всех заботился о вечности?
Египтяне. Правда же? Кто возводил пирамиды и хоронил золотые формы, обещая вечную жизнь мальчикам-царям и привлекательным царицам?
Жизни не хватит на перечисление. Можно всю жизнь приводить свои доводы. У каждого найдутся свои любимцы. Назовите их имена!
Кому на закате принадлежит пустое шоссе, по которому семенит одинокая фигурка бродяги?
Я не ослышался? Чарли?
Кому принадлежит на рассвете пустынный берег, если не считать странноватого туриста, вышагивающего пружинистой походкой в пляжной шляпе набекрень со щегольской трубкой?
Мсье Юло/Жак Тати на бессмертных «Каникулах». Чудаковатый персонаж оставляет отпечатки ног на песке возле лотка с карамельной тянучкой во время отлива, а прилив вызывает у нас грусть.
И так далее, и тому подобное. Благослови нас, Господь, в нашем искусстве на все времена!
Озадачьте меня, о, зодчие
Озадачьте меня, о, зодчие, вашим подвохом,
Чтобы близкое казалось мне дальним,
а то, что далеко, – под боком.
Чтоб не ведал я, где нахожусь и плутаю,
не видя ни зги,
Пусть текстура с фактурой мне застят мозги.
Я, как в потемках, бреду, но до цели своей
доберусь.
Зачем я отправился в путь? Чтобы всем доказать,
что я жив, я борюсь!
Здесь каждый поворот – рубеж, зигзаг – итог,
чтоб частью целого стал каждый завиток.
С Инь и Янь в чехарду я играю.
Где я только что был – знать не желаю.
Пусть северо-запад стал югом, а юго-запад —
востоком,
Хочу, чтобы пиршество пышное переполнило
радостью взор, а душу – восторгом.
Пусть сложатся в единый чертеж этапы и планы.
Я же в нем заплутаю, но буду спасен,
как ни странно.
Буду вращаться, как флюгер, куда глаза глядят,
рыская тут и там,
Или – брести наугад.
Пусть тончайших блюд ароматы в пряном воздухе
будут носиться,
Давая понять аппетиту, что трапезой должно
делиться.
Но сначала скажите, как мне за все расплатиться.
Пусть душу новую я обрету там, где посмел
заблудиться.
Предложение
Высокий костлявый человек с твердым взглядом вышел из лифта на третьем этаже больницы. Подойдя к стойке ночной дежурной медсестры, он остановился с непоколебимым спокойствием и решимостью, дабы выяснить следующее:
– У кого из ваших пациентов самый огромный, немыслимый, несметнейший счет в банке?
Сей необычный вопрос заставил медсестру поднять глаза.
– Что, простите?
– Вы все прекрасно слышали, – сказал высокий сухопарый человек.
– Какой странный вопрос.
– Не такой уж странный, учитывая, что стоит на кону.
– Вы говорите, как адвокат.
– Прошу вас, – сказал высокий мужчина, – в эту самую минуту, на этом этаже… – он зажмурился, чтобы подсчитать, – находятся по меньшей мере четверо, трое мужчин и одна женщина, готовящихся к отплытию со своих коек в чистилище и за его пределы.
– Вы родственник?
– Как же я могу быть родственником, если не знаю имени вашего богатейшего пациента?
– Ах да… – Медсестра пребывала в нерешительности, прикрывая рукою список пациентов.
– Дайте сюда! – Не успела она пошевельнуться, как он выхватил список и ткнул в него бледным пальцем. – Этот? – спросил он. – Или этот? А может, он?
Заметив, как она моргнула, он процарапал ногтем борозду под именем в самом низу. – Ага!
– Нет, нет!
– Почему вы тогда уставились на это имя? Прочитать вслух? Джонатан Блейк, семьдесят шесть лет, палата номер шестьдесят пять. Запущенный гепатит. Доходы?
Костлявый человек принялся сыпать цифрами:
– Десять миллионов? Семьдесят? Полмиллиарда?
И снова она потупила взор.
– О боже, – выпалил сухощавый. – Неужели столько? Как пройти в палату № 605? Премного благодарен.
– Вам нельзя туда заходить!
– Я уже там!
И этот целеустремленный скелет во плоти ворвался в палату, в которой царила тишина – предвестница вечного покоя.
– Проснитесь! – воскликнул он.