Да покоится его прах с миром!
Когда они возвращались с нового кладбища, над ними пролетела огнедышащая ракета. Уж не жены ли это с попами пожаловали, подумали они.
Колесо
Всю дорогу они пели. Распевали «Иешуа узрел колесо» и «Ступай, Моисей» и уйму других гимнов. Увлеклись всевозможными песнопениями и проморгали Марс. Прозевали Марс и вернулись его искать, но опять промахнулись. Стали высматривать Землю и снова – мимо. Наконец сели на Венеру. А на Венере, оказывается, жаркие джунгли. Достаточно разбросать семена, и через час они прорастают. И жилищ не нужно, хватает и навесов от зноя и дождя. Тут они и поселились, эти чернокожие. Куда они подевались, никто так и не узнал. А им только этого и надо.
Свадьба
На Марсе стояла чудная августовская ночь. Двойные луны разогнали тьму своим свечением, и теплое небо усыпали неисчислимые звезды. Лучшей ночи для свадьбы не придумаешь.
Мистер Самуэль Пейс нарочито долго наводил блеск на свои туфли, прежде чем подойти к окну и посмотреть вниз на открытый двор древнего марсианского особняка. Повсюду были разожжены факелы, горевшие то голубым, то зеленым, то рубиновым огнем. От освещения столы с долгожданным угощением замелькали перед глазами, столовое серебро заплясало, вино заиграло в хрустальных чанах. Смолистая древесина факелов и цветы, срезанные на самых дальних холмах Марса, источали изумительный аромат.
– Который час? – спросил мистер Самуэль Пейс.
– Спрашиваешь третий раз за пять минут. Без пяти восемь.
Томас Квинн, его шафер, улыбнулся ему.
– Где гости?
– Они придут. Не волнуйся.
– Элта готова?
– Да, конечно. Не беспокойся.
– Хочу, чтобы все прошло гладко.
– Все так и будет. Смотри.
Мощный ракетный корабль расцветил небеса огромными лепестками пламени и зашел на посадку поодаль от двора. Из корабля высыпали люди в серебристой униформе Космической службы. Они помахали стоявшему в окне Пейсу и что-то прокричали, но он не расслышал.
– Наконец-то. Явились, – сказал он.
– Ты же знал, что они придут.
– Зачем придут? Поглазеть, как я женюсь на марсианке, на аборигенке? Не знал я ничего.
– Но они же пришли. Да хватит уже переживать.
Он встал перед зеркалом и посмотрелся в него, взглянул на синий мундир с литыми серебряными пуговицами капитана Космической службы, на сияющие черные ботинки и звезду у сердца. Он смахнул с плеча ворсинку и сказал:
– Ладно. Я готов.
– Пойду скажу Элте.
После свадьбы решили устроить грандиозный фейерверк. Звенья по семь ракет должны были пролететь, оставляя шлейфы лилового, золотого, алого и голубого пламени, которое стечет, словно потоки горящих чернил сквозь прозрачный стакан воды, расплываясь и окрашивая ночь. Их обращенные ввысь лица озарились бы золотыми сполохами, металлическими бликами, тусклые глаза вспыхнули бы, они ощутили бы не по сезону раскаленные серебряные жаровни, проплывающие над головой.
Потом пришли бы соплеменники Элты со своими танцами и арфами, поющими человеческими голосами про свадьбы десятитысячелетней давности, и с другими инструментами из хрусталя и фольги, наподобие ветра в кронах деревьев, под ритмы которых женщины танцевали бы в масках из синей медной сетки с колокольцами в руках.
Он постучал в ее дверь:
– Это я, Элта.
Дверь стремительно распахнулась, и он обнял ее, сильно напуганную.
– Они не приедут. Они не приедут.
Она расплакалась, и он не знал, что еще он может сделать, кроме того, что обнять и приласкать.
– Напрасно мы это затеяли. Не нужно нам жениться. Никому это не нравится. Ни твоим, ни моим. И нам потом не понравится.
Он обнял ее еще крепче.
– К черту их всех. Не нужно мне ничьих разрешений. Мы обо всем уже договорились.
– Я знаю, знаю. – Она подняла глаза, посмотрела на него золотистыми очами, и слезы со щек улетучились. – Со мной все в порядке. Просто мне кажется, они не придут.
– Я тоже так думал, но смотри – ракета и наши ребята. А вот и твоя родня.
В самый разгар свадьбы ее близкие обратились в дымку. Это было магическое воздействие. Они не одобряли.
В самый разгар свадьбы на Земле выяснилось, что все гости, хозяин и хозяйка – роботы!
Она тоскует по Марсу.
Он тоскует по Земле.
Он удил рыбу в прозрачном холодном ручье на Марсе, коротая тихие выходные в одиночестве, как ему всегда нравилось – с небом и землей, снастями и стрекотанием спиннинга, и сачком в руке, чтобы вылавливать диковинных существ, считающихся на Марсе рыбой. Потом он поднял глаза, а там – эта женщина смотрит на него. Ее глаза напоминали золотые монеты, вроде тех, что ему в детстве подарил дедушка, которые он сохранил с тех пор, как золото оказалось вне закона. Он до сих пор носил эти червонцы в кармане, в качестве секрета между ним и покойным дедом, в качестве заговора против правительства. И вот перед ним женщина с глазами – золотыми монетами, ровными розовыми губами в полуулыбке, с прямой осанкой и волосами цвета медной нити, кожей цвета белого молока, опять-таки с оттенком расплавленного золота.
Он стоял с удочкой в руке.
– Привет, – сказал он.
Она ответила:
– Я марсианка Элта.
– Здравствуй, Элта.
– Что ты делаешь?
– Ловлю рыбу.
– Странный способ. Ведь достаточно их позвать, и они сами придут.
Он улыбнулся.
– Ты не веришь, – сказала она.
– Не верю.
– Ладно. – Она их позвала. И рыбы пришли.
И в любой день ты можешь купить билет и полететь на серебристой ракете на Марс. На полпути от зеленой Земли и красного Марса ты найдешь небольшой мирок, раскачивающийся в черной космической ночи, где половина холмов зеленые, а половина – красные, половина рек – синие, а другая половина – подобна вину. Половина деревьев – вязы, с другой половины деревьев опадает огонь. У половины детей глаза голубые, а у второй половины – как расплавленное золото. И вы увидите дом, наполовину – современный американский и наполовину – из марсианского хрусталя. Из него в полдень доносятся звуки электрического радио и пение арфы. А в окно можно увидеть Самуэля Пейса и его жену Элту, со смехом любующихся, как их дети носятся по марсианской лужайке, утыканной канзасскими подсолнухами.
А ты летишь дальше, на Марс, оставляя их посередине.
Празднество
Кто-то предложил отведать вина на ужин. И тогда Чарли принес из погребка запыленную бутылку и откупорил.
– Который час? – спросил он.
– Ну-ка, посмотрим. – Билл поднес часы к глазам. – Около семи.
После полудня в горячем безмолвии трое мужчин в каменной комнате пили пиво под бормотание радио. Теперь, после заката, они опять застегнули рубашки.
– Одно радует, что моя сестра сегодня вечером в горах, – сказал Уолтер.
– Все равно она узнает. На вилле есть телеграф?
– По последним сведениям, он вышел из строя. – Уолтер постучал пальцами по каменной столешнице. – Ожидание меня убивает. Я бы предпочел не знать. А только смотреть вверх на то, как это происходит, недоумевать и не иметь времени задуматься.
– Допустим, это случится в этот вечер? – Билл раздал стаканы прохладного вина. Он жарил на офисной плите внушительных размеров яичницу с томатным соусом и свежей ветчиной.
– Как знать? – сказал Чарли.
– Говорят, эта радиограмма, возможно, последняя перед молчанием.
Уолтер отворил большое окно. Небо было ясное, темное, насыщалось звездами. Над поселением у подножия холма висело молчаливое тепло, словно от дыхания. Вдалеке, у горизонта, пролегал мерцающий канал.
– Странная планета этот Марс, – заметил Уолтер, выглядывая наружу. – Я даже не мечтал когда-нибудь здесь очутиться, за пару миллионов миль от дома.
Снизу раздались голоса. Два темных силуэта, спотыкаясь, двигались по переулку.
– Это Джонсон и Ремингтон, – сказал Уолтер, – уже напились до чертиков. Боже, как я им завидую!
– Если есть такое время, когда бы мне не захотелось захмелеть, так это сегодня ночью, – сказал Билл, выкладывая ложкой яичницу на три каменные тарелки. – Где твой сын, Уолт?
Уолтер воззвал из окна к темноте вечерней улицы:
– Джо!
Спустя миг ему ответил издалека слабый голосок:
– Пап, ну можно я еще погуляю?
– Нет! – откликнулся Уолтер. – Иди ужинать!
– Но я могу пропустить, – пожаловался Джо, медленно, нехотя поднимаясь по задней лестнице.
– Поешь и снова беги на улицу, – сказал Уолтер, когда все уселись за стол.
Десятилетний русый мальчик поглядывал на дверь и быстро ел, орудуя ложкой.
– Не торопись, – предложил отец. – Еще кому-нибудь вина?
Быстро разлили вино.
За ужином немного разговорились.
– Моя тарелка вычищена; можно я теперь пойду, пап?
Уолтер кивнул, и мальчуган убежал. Его шаги удалялись по переулку.
Билл поинтересовался:
– Он на Земле родился?
– Нет, здесь, в поселении Марс, в тысяча девятьсот девяносто первом году. Его мать спустя два года со мной развелась. Вернулась на Землю. Джо остался со мной. Психолог утверждал, что космический перелет и смена среды будут труднопереносимы для Джо; так он и остался у меня.
– Должно быть, эта ночь будет для Джо особенной.
– Да, он взволнован. Конечно, это для него ничего не значит. Только очередное развлечение, что-то новое, невиданное.
– Давайте сменим тему? – Чарльз стукнул ножом и вилкой об стол. – Который час? – Кто-то ему подсказал. – Еще вина, – он разинул рот, держа бутылку дрожащей рукой.
– Сегодня вечером марсиане у себя в деревне празднуют на всю катушку, – сказал Билл, помогая убирать со стола. – Я их не виню. Мы заявились на своих ракетах колонизовать Марс, не спросив у них, хотят они этого или нет. Сколько землян осталось на Марсе, Чарли?
– Тысяча, не больше.
– Значит, мы ничтожное меньшинство. А два миллиона марсиан, очевидно, заслуживают празднества в такую ночь, как эта. Они объявили всепланетные народные гуляния! Позакрывали школы и все такое. Провозгласили День Великого Фейерверка. Всякие хлопушки-шутихи.