Они вышли посидеть на балконе каменного дома, покурить.
– Наверняка это случится не сегодня вечером, – улыбаясь, сказал Чарли, у которого на верхней губе проступили капельки пота.
– Не будем обманывать себя, – сказал Уолт, доставая свою трубку.
– Мой ребенок сейчас носится по городу и вопит вместе с марсианскими ребятишками в гуще большого торжества. Он и сам почти марсианин. Это случится сегодня, и точка.
– Интересно, как с нами поступят марсиане?
Уолт пожал плечами:
– Никак. Что они сейчас переживают, боже мой! Не прикладывая рук, не притрагиваясь к Фейерверку, марсианин может любоваться Спектаклем. Думаю, они оставят нас в покое из чистого любопытства. Еще бы – ошметки цивилизации, которая сама себе подожгла хвост, так сказать.
Билл медленно выпустил дымок.
– У меня отец живет в Лейк-Блафф, штат Иллинойс. Боже, как он ненавидел коммунистов!
– В самом деле? – усмехнулся Чарли. – Летом тысяча девятьсот восьмидесятого года я трижды проезжал через Лейк-Блафф. Мне было двенадцать.
– Надо же, – сказал Билл.
Они сидели в темноте с тлеющими сигаретами. Шарканье бегущих ног, возгласы, хохот стали доноситься все громче. Играла карнавальная музыка, со свистом рвались петарды. Чем больше сгущались тени на улицах, тем чаще мерцали огоньки свечей в наклонных каменных домах.
– Они лезут на крыши, чтобы получше разглядеть спектакль, – тихо сказал Билл. – Некоторые поднимаются на холмы. Знатный будет у них вечерок. Можно устроить пикничок с закусками, посидеть на вершине холма, дождаться большого представления и, может, позаниматься любовью. Красота!
– Дивный вечер. Вы бывали летом в Чикаго? – вдруг спросил Чарли. – Такая жара. Я думал, окочурюсь.
Все огни в городе погасли. На притихших холмах люди устремили взоры к небу.
– Странно, – сказал Билл. – Я только что вспомнил Центральную школу в Меллин-тауне, штат Висконсин. Сколько лет о ней не вспоминал. У нас была училка, старая дева по имени Ларриби и… – Он сделал паузу, пригубил вина и не стал продолжать.
По лестнице, задыхаясь, взбежал сын Уолта.
– Уже пора? – Он плюхнулся на папино колено.
– Разве ты не будешь проводить вечер с деревенскими мальчишками? – спросил Уолт.
– Нет. Я останусь с тобой, – сказал Джо. – Ведь ты родился в Нью-Йорке, – объяснил он.
– Спасибо, – сказал Уолт.
– Кто затеял сегодняшнее представление, фейерверки, папа?
– Кабы знать!
На востоке взошла зеленая звезда.
Внизу, по городу пробежал гул.
– Это Земля там, в небе, папа? Расскажешь мне про декорации и фейерверки?
– Их строили много людей, на них ушла куча денег и времени.
– Сколько времени?
– Лет пятьдесят.
– У-у, как долго!
Уолт обнимал сына, и ночной ветер медленно и трепетно поднимался по переулкам.
– Я ничего не вижу, – сказал Джо.
– Тихо, – прошептал отец. Они затаили дыхание.
Земля отчетливо зеленела в небесах.
– Черт, – сказал Чарли. – Это ложная тревога. Откупорю-ка я еще бутылку и… – он начал привставать.
Небо разорвалось.
– Вон! – вскричал Билл.
Они отпрянули, когда небо обожгло их белизной.
Объятая пламенем, Земля бурно разрасталась вдвое, вчетверо. Огонь беззвучно отогнал тьму. Подобно гигантскому красно-зеленому сполоху. Воздетые кверху лица на холмах, в окнах домов, на крышах, в долинах, на речных берегах, и длинных каналах, и мертвых морях. В глазах троих наблюдателей на мгновение вспыхнул белый огонь.
Свечение угасло.
На холмах раздался всеобщий гул ликования, бой барабанов, крики. Джо повернулся к отцу:
– И это все?
Трое мужчин сжимали неприкуренные сигареты в обвисших руках.
– Это все, – сказал Уолт, смежив веки. – Представление окончено.
– А когда будет повтор? – полюбопытствовал Джо.
Уолт резко поднялся.
– Вот ключ от погреба. Сбегай вниз и принеси четыре бутылки вина. Молодчина.
Они сидели, не проронив ни слова, на холодном балконе до тех пор, пока мальчик не принес бутылки из погреба.
Экспресс «Нефертити – Тутанхамон»
Конец XIX века, закат Викторианской эпохи.
Транс-Египетская железнодорожная магистраль.
На исходе лета 188… года из Каира отходит и направляется в пустыню поезд, состоящий из локомотива, тендера, цистерны с водой и трех-четырех вагонов с пассажирами, представляющими из себя пестрое смешение египтян, европейцев, англичан и англичанок, что, конечно, даже лучше, чем европейцы.
На закате посреди пустыни из барханов по поезду стреляет пушка.
Тендер – вдребезги, и из него вываливается бо́льшая часть дров и/или угля.
Пушка стреляет вновь, но, ко всеобщей радости, взрывается.
Поезд продолжает катиться, но в конце концов от нехватки топлива замедляет ход и останавливается близ небольших заброшенных египетских развалин, принадлежащих иной эпохе.
Пассажиры рыщут в поисках горючего, но не могут найти ни деревьев, ни дров, ни хвороста.
И тут, подгоняемые недолгой песчаной бурей, пассажиры набредают на остатки древнего египетского некрополя.
Они попадают в подземный коридор, где находят не одну-две, а десятки мумий.
Некоторые мумии имеют полуцарственное происхождение, но большинство – прислуга и простолюдины.
Находящийся среди пассажиров археолог, конечно, несказанно рад находке.
Что до остальных, то им попросту хочется ехать дальше, пока их не нагнали арабы или те, кто в них стрелял.
Тут машинист локомотива, разглядывая мумии и принюхиваясь к воздуху, говорит, что тела по традиции сохранялись в смоле.
Лучшего топлива не придумаешь.
Остальные пассажиры глазеют на машиниста.
Что он хочет этим сказать?..
– А почему бы и нет? – говорит он, пожимая плечами. – Давайте вынесем мумии и загрузим на растопку в локомотив, вместо топлива!
Пассажир египтянин протестует.
Ужаснувшись, археолог протестует еще решительнее.
– Но, – возражают машинист с кочегаром, – это же не царские мумии, а слуги и люди из низших слоев общества.
Они уже три тысячи лет как мертвы.
Они возражать не станут.
– О боже! – возмущается археолог. – Они могут быть фараонами, их близкими, с которых сотню лет назад гробокопатели сорвали золото и каменья.
– Действия – красноречивее слов, – говорят машинист с кочегаром, начиная выносить мумии в ветреную ночь.
– А вы останетесь, чтобы банды арабов вас убили?
Нехотя за ними следом идут остальные. Некоторые несут мумии, некоторые – нет.
Археолог и египтянин стоят, пытаясь вмешаться, но они не в силах помешать происходящему, так как остались в меньшинстве.
К застопоренному поезду тянется мрачная нелепая процессия.
Мумии ставят стоймя в развороченный тендер.
Археолог и египтянин подходят и становятся рядом с локомотивом, глядя вверх.
– Принимай Нефертити! – кричит кочегар.
– Принимай Клеопатру! – кричит машинист.
– Принимай Тутанхамона!
Они бросают три мумии сквозь открытую дверцу прямо в топку локомотива.
Большая машина издает вздох.
Из клапанов наверху локомотива вырывается большое облако ослепительных летучих и мерцающих искр.
Раздаются тяжкие стоны неприкаянных душ.
Поезд сам по себе зарокотал и протяжно запел.
Присутствующие при этом изумленные пассажиры стоят внизу, на земле.
Машина приходит в движение сама по себе.
Пораженный машинист кричит, чтобы все поднимались на борт.
Пассажиры бегут, карабкаются.
Локомотив, стеная, гудя, пыхтя и выбрасывая большие снопы искр, бежит по рельсам.
Лишь в последний момент ошеломленные египтянин и археолог вскакивают на подножку хвостового вагона.
И поезд, вращая колесами, уносится в ночь, оставляя позади гигантские пламенеющие, искрящие стяги.
Мы видим, как поезд пересекает местность, в которой слышны грохот фараоновских колесниц и приглушенные голоса растревоженных душ.
Кочегар и машинист скалят зубы, довольные своей отменной задумкой, заталкивают в топку побольше мумий и ЗАХЛОПЫВАЮТ дверцу!
Пассажиры поезда готовятся отойти ко сну.
Пытаясь уснуть, археолог слышит перешептывание и шарканье в коридорах.
Плач и причитание женских голосов.
Перезвон ручных тарелочек и пальчиковых колокольчиков.
Кто-то скребется в дверь купе археолога.
Поезд закладывает длинный вираж.
Шлейф искр вылетает из паровозной трубы.
Археолог оборачивается, садится.
И снова поскребывание у двери, ласковый перезвон колокольцев.
Локомотив протяжно гудит и прерывисто дышит, скрежеща на повороте.
Из трубы вырываются искры.
Археолог резко распахивает дверь.
В дверной проем проникают исторгнутые вздохи, тихое позвякивание бубенцов, клубы праха и пепла.
Пыль оседает на пол к ногам археолога.
Он выглядывает в коридор, где отплясывают тени и слышны шорохи – никого.
Отворяется дверь в соседнее купе.
Из него выглядывает ошарашенный египтянин.
На мгновение они смотрят друг на друга, а затем вперед на локомотив, проламывающий полночный ландшафт.
Археолог склоняется, чтобы прикоснуться к пеплу, растирает пыль пальцами.
– Это всего лишь пепел, – говорит он.
Пыль опадает и уносится поземкой по полу, шелестя древними голосами.
– Нет, – говорит египтянин. – Боже! Все боги! Помогите нам! Мы не доживем до утра!
Он захлопывает дверь.
Археолог ложится спать.
Кочегар и машинист, счастливо ухмыляясь, отправляют мумии в топку.
Довольный, кочегар заглядывает в пылающий Ад топки, всматривается, прищуривается и изумляется.
В топке мумии, вспыхивая, как факелы, на миг превращаются в золото.
Они облачаются в золотые доспехи.
По их плечам растекаются золотые эполеты.
Головы – увенчаны коронами.
Грудь покрыта золотым пергаментом, на котором начертанные глаза, ястребы, крокодилы с разверстыми пастями корежатся, исторгают вопли, подмигивают, сгорают.