Топка изнутри выстлана мертвецами, полыхающими, словно костры, но стоящими прямо, подобно золотым изваяниям.
– Что там? Что? – вскрикивает машинист, орудующий рычагами управления.
– Посмотри! – вскрикивает ошеломленный кочегар.
Но как только машинист подходит, чтобы взглянуть, поезд делает поворот.
Его отбрасывает в сторону.
Дверца топки захлопывается.
Он ничего не видит.
В ночи в поезде на мгновение воцаряется тишина.
Но затем шумы возвращаются.
Под окнами раздается долгий шелест, словно разворачивается струящийся папирусный свиток.
Пассажиры тут и там просыпаются и видят, как под каждым окном полощутся искрящиеся флаги.
Египтянин всматривается в свое окно по одному борту поезда, археолог – по другому.
Во тьме кажется, будто вровень с поездом скачут незримые кони и колесницы.
Колеса поезда горят золотом.
Большие тяги-шатуны локомотива сияют, как жар.
Весь корпус паровоза переливается, как на солнце.
Из паровозной трубы – сноп раскаленных искр.
Теперь уже все бодрствуют и разглядывают из окон пустыню и потусторонние мертвые города, через которые идет поезд.
Но как только поезд проходит мимо кладбищ, те пробуждаются.
Поезд гудит, истошно им сигналит.
И вот пассажиры видят:
Мертвых, восставших из могил, призванных скорбными криками и стенаниями из поезда «Нефертити – Тутанхамон – Хотеп – Клеопатра», проходящего мимо в неурочный час.
На стенах гробниц замерцали и оплыли барельефы.
В дверных проемах усыпальниц стоят мумии египетских принцев и принцесс, продирая свои блестящие лазуритовые глаза.
Поезд прибывает и отбывает, приходит и уходит, пробиваясь сквозь угодья мертвых.
Десятки, затем сотни и тысячи призрачных созданий возникают по обе стороны железнодорожного полотна, воздевая обмотанные тканью руки, стонут.
Египтянин врывается в купе археолога.
– Боже! – кричит он. – Что это? Кто они?
– Возможно, – говорит археолог, – мужчины, женщины и дети, возводившие пирамиды.
В ночи, на далеком горизонте проплывают призрачные очертания Пирамид.
– Боже! – говорит археолог. – Да они же ровесники Сфинкса!
Где-то во тьме ночной маячит Сфинкс, словно его только что изваяли.
Поезд вгрызается в толпы, и скопища, и сонмы душ, мумий древнего Времени и Прошлого.
Молодая женщина в своем купе в конце вагона слышит звуки, встает, отворяет дверь, выглядывает, смотрит назад.
Служебный вагон в хвосте поезда.
Испускает свечение.
Оттуда доносятся песнопения и бормотание.
Молодая женщина, по зову музыки, колокольчиков, нежного пения и золотого сияния самого вагона, выходит в тамбур спального вагона и открывает дверь, чтобы взглянуть на служебный вагон… позолоченный, испещренный очами, крыльями и символами, которые видоизменяются прямо у нее на глазах.
Она входит в последний вагон.
Стоило ей ступить на тормозную площадку…
Как дверь, ведущая во мрак последнего вагона, распахивается настежь.
Она изумленно смотрит.
Внутри во тьме сидят фигуры, облаченные, насколько хватает взгляда, в золото, мониста и драгоценные камни.
Дверь захлопывается и отворяется снова.
Она вскрикивает. Моргает. Глазеет.
Теперь внутри сидят одни лишь облупленные, иссохшие мумии, рассыпающиеся в прах, уносимый стремительным огненным ветром.
Весь поезд содрогается.
Каркасы двух вагонов разламываются.
Сцепка двух вагонов лопается.
Женщина вскрикивает.
Слишком поздно… Поезд уходит вперед.
Она оказалась отрезанной в последнем вагоне, который отстает и замедляет ход.
На тормозной площадке вагона появляется египтянин, пытаясь дотянуться до нее.
Молодая женщина пытается дотянуться до него из оторвавшегося вагона, но тщетно.
Поезд дергается.
Египтянин с криком летит на пустынную землю.
Служебный вагон замедляет ход и почти останавливается. Молодая женщина оборачивается и заглядывает внутрь:
В брошенном вагоне сидят мертвецы, уставившись на нее.
Напоследок мы видим, как вагон и она растворяются, оставаясь далеко позади, и окончательно исчезают из виду.
А поезд летит вперед.
Египтянин, упав на камни и песок, вскрикивает.
Лежа в пустыне, он слышит грохот колесниц, топот коней.
Дует ветер.
На него обрушивается пыль.
Галька и кусочки перекати-поле поглощают его вместе с грохотом колес и возгласами людей.
Он прячет голову, затем стремительно исчезает из нашего поля зрения, словно кавалькада колесниц подминает его под себя, уволакивая во тьму.
Поезд несется вперед.
На тормозной площадке теперь уже последнего вагона археолог, привлеченный криками, вглядывается назад:
Рельсы и растворяющийся во тьме, оторвавшийся служебный вагон.
В воздухе над поездом пляшут золотые червонцы искр.
Он пробирается к локомотиву.
Здесь кочегар, оправившийся от временного потрясения, втискивает в топку очередную мумию.
Археолог вскрикивает, чтобы остановить его.
Кочегар оборачивается.
В это мгновение из топки высовываются горящие руки в подтеках смолы и…
Схватив кочегара, затаскивают его в топку.
Дверца захлопывается.
Машинист глазеет на происходящее разинув рот.
Из его разверзнутых уст доносятся голоса тысяч мертвых душ.
Услышав это, он отшатывается и…
Падает под колеса поезда,
Которые перемалывают его, оставив позади.
Теперь археолог в ответе за мчащийся поезд.
Который он пытается остановить ударами по рычагам управления.
В первом вагоне, у него за спиной, в ужасе столпились голосящие пассажиры.
Поезд делает длинный поворот, раскачивается, чуть не слетая с рельс, рассыпая искры из воющих труб. Синие и золотые раскаленные искры летят из-под скрежещущих колес и рельс.
Пассажиры смотрят как:
Археолог, пыхтя и обливаясь потом, колотит по рычагам.
– Остановите поезд, спасите нас, остановите, спасите! – умоляют пассажиры.
По обе стороны поезда раздается лязг и грохот колесниц, вопли неупокоенных душ, подгоняющих поезд навстречу гибели.
Вот уже весь поезд окружен исполинским роем искрящих светляков.
Поезд тянет за собой в ночи длинный язык пламени.
Как только поезд проходит по огромному мосту, тот вспыхивает.
Как только проходит поезд, мост обрушивается, вздымая клубы пепла и пламени.
Пассажиры оглядываются назад, смотрят вперед.
На холмы и утесы, на мосты и скалы, на разрушение.
Археолог смотрит на объятых ужасом пассажиров, а затем на:
Дверцу топки, которая отворяется, захлопывается, затем раскрывается, а внутри маячат руки, пальцы, разинутые рты.
Он осмеливается дотянуться до дверцы и распахнуть ее настежь.
От такого безумия у пассажиров захватывает дух.
Археолог что-то шепчет.
Он склоняется, чтобы прикоснуться к скоплению пыли, пепла и сажи на полу локомотива.
В ответ пламя то ревет, то переходит на шепот.
Он наносит пепел на лоб, на щеки, на подбородок и полуобнаженную грудь.
В ответ пламя стонет и бормочет.
Пассажиры смотрят на это, а тем временем:
Поезд перемалывает ночную тьму.
Смежив веки, археолог опускается на колени.
Языки пламени вырываются наружу.
Руки тянутся из огня, но отдергиваются, заслышав его шепот.
На правой ладони он угольком чертит «глаз».
Он протягивает ладонь, чтобы символ глаза был обращен к пламени.
Большой поезд исторгает стоны и вздохи.
Пламя начинает угасать.
Медленно-медленно археолог говорит и шепчет, искры в паровозных трубах опускаются все ниже.
Руки и языки огня отступают в топку сквозь распахнутую дверцу.
Поезд останавливается посреди пустоты.
Пассажиры сходят с поезда на завывающем ветру пустыни.
Археолог на последнее мгновение остается на полу локомотива.
Археолог срывает с себя пиджак, рубашку, наручные часы, кольца, бумажник, паспорт и, наконец, фотографии родных людей и бросает в огонь.
– Все, что у меня есть, отдаю во искупление. Примите и простите.
Огонь тяжело дышит и бормочет.
Огонь вздыхает и урчит, когда в печь летят семейные фотокарточки.
Археолог отступает и сходит с поезда.
Покинувшие поезд пассажиры стоят посреди пустыни.
А поезд трогается сам по себе, оставляя их в ночи в полном одиночестве.
И в каждом окне уходящего поезда стоят египетские мертвецы. В каждом окне на мгновение видны иссохшие бурые мумии.
Пассажиры глазеют на то, как:
В следующий миг в каждом окне мелькают цари и царицы, принцы и принцессы в золотых коронах и одеяниях, испещренных знаками и символами.
И вот поезд исчезает из виду.
Дует ночной ветер.
Пассажиры провожают поезд взглядами, а затем изумляются, когда у них за спиной возникает верблюд с восседающим на нем арабом.
Они обмениваются взглядами.
– Далеко ли до ближайшей деревни?
– За холмом, господин, за холмом, – показывает погонщик верблюда.
Из-за холмов виднеется зарево.
Все поворачиваются и смотрят.
Вдалеке мы видим свечение в небесах.
– Что это, солнце восходит в этот ночной час?
Мы-то знаем, что это исчезающий поезд, охваченный напоследок огнем и разрушением.
– Нет. Это закат солнца, закат древнего египетского светила на вечные времена. Это Ра. Вот он, уходит.
Вдалеке полыхает пожар.
Огонь гаснет.
– Кто вы? Что тут происходит? Что здесь приключилось этой ночью?
Археолог оглядывается на пассажиров, качает головой, закрывает глаза в полуулыбке облегчения.
– Этого не высказать словами. Этого никому не дано узнать.
Они начинают двигаться вместе с погонщиком верблюда прочь от холмов и полотна опустевшей железной дороги.
Дует ветер.
Над вершинами далеких холмов вспыхивают последние искры и тают, как светлячки.
Все погружается во тьму, доносится перезвон бубенцов, мелодия и…