— У меня есть целительный бальзам, его делают Безмолвные братья как раз для таких случаев. Зайди ко мне перед сном, я поделюсь с тобой.
Тесса слегка покраснела и сама себе удивилась. Нравы Сумеречных охотников значительно отличаются от нравов мирян. Она уже заходила в комнату Джема, они даже оставались там вдвоем, да еще и в неглиже, и никому не было дела. А сейчас он просто предлагал ей поделиться лекарством — не более того. И все же она покраснела, а когда Джем заметил это, краска залила и его бледное лицо. Тесса быстро отвела глаза и поймала внимательный взгляд Уилла; юноша смотрел на друзей, слегка прищурившись. И только Генри, рассеянно пытавшийся поддеть на вилку пару горошин, ничего не заметил.
— Большое спасибо, я с удовольствием…
Шарлотта ворвалась в гостиную, как вихрь, — волосы встрепаны, лицо разрумянилось, в руках свиток.
— Я нашла! — крикнула она, без сил опустилась рядом с Генри и улыбнулась Джему: — Ты оказался прав! Компенсации… архивы… всего несколько часов, и я нашла его!
— Дай посмотрю, — попросил Уилл, откладывая вилку в сторону — он так ничего и не съел. Когда он потянулся к свитку, на пальце блеснуло кольцо с птицей.
Шарлотта легонько шлепнула Уилла по руке и сказала:
— Ну уж нет! Все вместе посмотрим. И вообще, это ведь Джем придумал!
Уилл нахмурился, но промолчал. Шарлотта разложила свиток на столе, сдвинув в сторону чашки и тарелки, остальные столпились вокруг нее и принялись изучать документ. Бумага походила на толстый пергамент, а чернила были красными, как руны на одеяниях Безмолвных братьев. Написано по-английски, но настолько убористо, да к тому же со множеством аббревиатур, что Тесса не поняла ни слова, будто это китайский.
Джем склонился к свитку и задумчиво читал документ через плечо Шарлотты. Тесса повернула голову и почувствовала на лице прядь его волос.
— О чем здесь говорится? — шепотом спросила она.
— Это прошение о компенсации ущерба, — вмешался Уилл. — Отправлено в йоркский Институт в тысяча восемьсот двадцать пятом году от имени Акселя Холлингворта Мортмэйна с требованием компенсации за неоправданное убийство родителей, Джона Таддеуса и Анны Эвелины Шейд, погибших десятью годами раньше.
— Джон Таддеус Шейд — это же ДТШ, инициалы на часах Мортмэйна! — воскликнула Тесса. — Но если он сын, то почему фамилия другая?
— Шейды были колдунами, — ответил Джем, успевший прочитать чуть дальше. — Причем оба. Он им неродной — наверно, усыновили и оставили мирское имя. Такое иногда случается.
Джем бросил на нее взгляд и отвел глаза. Интересно, помнит ли он их беседу в музыкальном салоне, когда она узнала, что у колдунов не бывает детей?
— Мортмэйн рассказал нам, что получил сведения о черной магии, путешествуя по торговым делам, — вспомнила Шарлотта. — Но если его родители были колдунами…
— Приемные родители, — подчеркнул Уилл. — Я убежден: он знал, к кому обратиться в Нижнем мире, чтобы освоить черную магию.
— А что такое «неоправданное убийство»? — тихо спросила Тесса.
— По мнению Мортмэйна, Сумеречные охотники убили его родителей, несмотря на то что те не нарушили никаких законов, — ответила Шарлотта.
— А что же они натворили?
Шарлотта нахмурилась:
— Здесь говорится о противоестественных и противоправных сделках с демонами — это может быть все что угодно. А еще их обвиняли в создании оружия, смертельного для Сумеречных охотников. Такие преступления караются казнью. Следует учитывать, что происходило все до принятия Соглашения: охотники имели право убивать жителей Нижнего мира, основываясь лишь на предположениях и подозрениях в совершении подобного преступления. Наверное, поэтому здесь и нет никаких подробностей дела. Мортмэйн потребовал компенсации от йоркского Института под руководством Алоизиуса Старквэзера. Деньги ему были не нужны — он хотел, чтобы виновных судили. Но в Лондоне ему отказали в иске на основании «безусловной виновности» Шейдов. Вот, собственно, и все. Это краткий отчет — видимо, все документы по делу находятся в йоркском Институте… — Шарлотта убрала влажные волосы со лба и продолжила: — И тем не менее теперь мы знаем, за что Мортмэйн ненавидит охотников. Ты оказалась права, Тесса, мотив — личный. Он хочет отомстить.
— А еще у нас теперь есть след, и ведет он в йоркский Институт! — заметил Генри, оторвавшись от тарелки. — Старквэзеры до сих пор заправляют там, верно? У них должна быть вся документация и переписка по делу.
— Алоизиусу Старквэзеру уже восемьдесят девять, — вздохнула Шарлотта. — Шейды погибли чуть больше полувека назад, он должен помнить подробности того дела. Придется написать ему, но это так непросто!
— Почему же, милая? — ласково и чуть рассеянно осведомился Генри.
— Мой отец когда-то очень дружил с ним, потом они ужасно поссорились; случилось это давным-давно, но после той размолвки они не разговаривали.
— Как там было, помните?.. — спросил Уилл, задумчиво вертевший в руках пустую чашку. Он поднялся и прочитал:
И оскорбленья выжгли в их душах любовь,
И они разошлись, чтобы не встретиться вновь[6].
— Ангела ради, Уилл, замолчи! Мне нужно написать трогательное и полное раскаяния письмо этому самому Алоизиусу Старквэзеру. А ты меня сбиваешь! — Подхватив юбки, Шарлотта выбежала из комнаты.
— Никто не ценит искусство, — пробурчал под нос Уилл.
Он поднял голову и увидел, что Тесса смотрит на него. Разумеется, она тоже знала это стихотворение — Кольридж, который ей так нравился. Там было много чего еще — про любовь и смерть, про безумие, — но она никак не могла вспомнить точных слов: взгляд синих глаз смущал и не давал собраться с мыслями.
— Шарлотта, как всегда, даже не прикоснулась к еде, — заметил Генри, вставая из-за стола. — Пойду попрошу Бриджет принести ей чего-нибудь пожевать. А вы пока…
Генри неожиданно замолчал, будто придумывая, что бы им такое приказать — то ли отправить спать, то ли послать в библиотеку. Пауза затянулась, и Генри пожал плечами:
— Черт возьми! Забыл, что хотел сказать.
Он махнул рукой и ушел на кухню.
Едва Генри их покинул, Уилл и Джем принялись горячо обсуждать различные компенсации и правовые акты обитателей Нижнего мира, жизнь до и после Соглашения. У Тессы голова пошла кругом, девушка тихонько встала и отправилась в библиотеку.
Несмотря на огромные размеры помещения и почти полное отсутствие книг на английском языке, это было самое любимое место Тессы в Институте. Там царил совершенно необыкновенный запах старых книг, чернил, бумаги и кожи. Даже пыль была особая — она казалась золотой в свете колдовского огня и лежала на длинных полированных столах, будто цветочная пыльца. Кот Черч мирно спал на высокой стремянке, уютно обернувшись пушистым хвостом. Направляясь к небольшому отделу поэзии по правую руку от входа, Тесса старательно обошла кота стороной. Черч просто обожал Джема, зато остальных постоянно кусал и царапал, причем без малейшего повода.
Наконец она отыскала нужную книгу и присела на пол рядом со шкафом, перелистывая знакомые страницы. Тесса добралась до той сцены в поэме «Кристабель», где старик барон узнает, что перед ним — дочь его когда-то лучшего друга, а теперь самого ненавистного врага.
Увы! Они в юности были друзьями,
Но людской язык ядовит, как змея,
Лишь в небе верность суждена;
И юность напрасна, и жизнь мрачна,
И нами любимый бывает презрен,
И много на свете темных тайн.
...
Словами презренья обменялись зло,
И оскорбленья выжгли в их душах любовь,
И они разошлись, чтобы не встретиться вновь[7].
Медленно растягивая слова, знакомый голос у нее над головой произнес:
— Проверяешь точность моей цитаты?
Книга выпала у нее из рук и стукнулась об пол. Девушка стремительно вскочила и, как зачарованная, уставилась на Уилла. Он поднял книгу и подчеркнуто вежливо протянул ей:
— Уверяю тебя, память никогда меня не подводит.
«Как и меня», — подумала Тесса. Давно она не оставалась с Уиллом наедине. Тогда, на крыше, он недвусмысленно дал понять: она значит для него не больше, чем уличная девка, к тому же бесплодная. С тех пор ни один из них не заговаривал о той встрече, делая вид, что все в порядке, — в компании они были вежливы друг с другом и никогда не оставались наедине. Так Тессе казалось проще держать себя в руках и ни о чем не вспоминать. Но стоило ей увидеть Уилла, просто Уилла — неизменно красивого, ворот расстегнут, черные татуировки, ползущие по белоснежной коже, обвивают ключицы и поднимаются прямо к горлу, мерцающие отблески свечей играют на изящных скулах, — как девушку начинали душить воспоминания о пережитом стыде и гнев… И она не могла вымолвить ни слова.
Он все еще держал книгу в руках и разглядывал зеленый томик в кожаном переплете.
— Ты возьмешь Кольриджа… или мне так и стоять с ним до скончания веков?
Тесса молча протянула руку и забрала книгу:
— Если тебе нужно работать, то я пойду. Я нашла, что искала, к тому же уже поздно…
— Тесса! — Уилл протестующе поднял руку.
Наверное, стоило попросить его обращаться к ней «мисс Грей», как раньше. Но тон, которым Уилл произнес ее имя, поразил девушку в самое сердце, и она снова не смогла ничего сказать. Просьба не называть ее по имени сейчас прозвучала бы крайне нелепо. К тому же она так долго училась выглядеть равнодушной.
— Что?
В его глазах была такая тоска… Заставив себя отвести взгляд, Тесса решила, что ей все померещилось: с чего бы это ему тосковать? Наверняка играет.
— Ничего. Я только… — Уилл тряхнул головой, на лоб упала прядь черных волос, и он раздраженно убрал ее в сторону. — Ничего. Когда я впервые привел тебя сюда, ты сказала, что твоя любимая книга — «Такой огромный мир». Знаешь, я прочел ее.