— Хорошо, — сказала Тесса. — Я попытаюсь.
Казалось, что это был сигнал к окончанию завтрака. Шарлотта помчалась вызвать экипаж, который отвез бы их в Безмолвный город. Она объяснила, что братья любят следовать намеченной линии поведения. Генри вернулся в склеп к своим изобретениям, а Джем, после того, как перемолвился парой слов с Тессой, пошел взять свою шляпу и пальто. Остались только Уилл, глядящий на огонь, и Тесса, видя, что он не двигается, ждала, пока дверь не закрылась за Джемом, затем поднялась и встала между Уиллом и пламенем. Он медленно поднял на нее глаза. Он был по-прежнему одет в туже одежду, что и прошлой ночью, однако, его белая манишка была запятнана кровью, а на его сюртуке был длинный неровный разрез. Вдоль его щеки и под левым глазом были порезы.
— Уилл, — сказала она.
— Разве ты не должна уезжать с Джемом?
— Я поеду, — ответила она. — Но сначала, мне нужно, чтобы ты пообещал.
Его глаза переместились к огню. Она видела, как танцуют языки пламени, отражающиеся в его зрачках.
— Тогда говори, что ты хочешь, только быстро. У меня есть очень важные дела. Я планирую хандрить весь день, а затем, возможно, будет вечер байроновских размышлений и ночь разгула.
— Разгуливайся, сколько тебе влезет. Я только хочу, чтобы ты пообещал, что не скажешь никому, что произошло между нами на балконе прошлой ночью.
— О, это была ты, — сказал Уилл с видом человека, который только что вспомнил удивительные подробности.
— Избавь меня от этого, — резко оборвала она, уязвленная несмотря ни на что. — Мы были под воздействием колдовского зелья. Это не значит ничего. Я даже не виню тебя в том, что случилось, но не утомляй меня сейчас этим. Нет никакой нужды, чтобы кто-нибудь еще об этом знал, и если ты джентльмен…
— Но я не джентльмен.
— Но ты — Сумеречный Охотник, — сказала она ядовито. — А у Сумеречных Охотников которые якшаются с колдунами нет будущего.
В его глазах плясали языки пламени. Он сказал:
— Ты становишься скучной, когда пытаешься поддразнить.
— Тогда дай мне слово, что ты не расскажешь никому, даже Джему, и я уйду и прекращу заставлять тебя скучать.
— Я даю тебе свое слово Ангела, — сказал он. — Я изначально не собирался этим хвататься. Однако почему ты так заинтересована в том, что бы никто здесь не заподозрил тебя в отсутствии добродетели, я не знаю.
Лицо Джема проплыло перед ней.
— Нет, — сказала она. — Ты действительно не знаешь.
На этом она повернулась на каблуках и вышла из комнаты, оставив его в замешательстве смотреть ей в след.
Софи спешила по Пиккадили, нагнув голову и опустив глаза на мостовую под ноги. Она привыкла к тихому шепоту и случайным взглядам, когда она выходила куда-нибудь и взгляды людей падали на ее шрам. Она в совершенстве овладела искусством сходить, спрятав лицо под шляпой. Она не стыдилась своего шрама, но она ненавидела жалость в глазах тех, кто видел его.
Она была одета одно из старых платьев Джессамин. Оно еще не вышло из моды, но Джессамин была из тех девушек, которые называли любое платье, которое одевали больше, чем три раза, «доисторическим» и либо выкидывали его, либо перешивали. Оно было из полосатого зелено-белого муара с восково-белыми цветами и зелеными листьями на шляпке. Во всем этом, думала она, она могла бы сойти за девушку с хорошим воспитанием, если бы ее вышвырнули бы на улицу, особенно если она прикроет свои загрубевшие от работы руки парой белых лайковых перчаток.
Она увидела Гидеона прежде, чем он увидел ее. Он стоял, прислонившись к фонарному столбу рядом с большим бледно-зеленым навесом перед входом в здание «Фортнам&Мейсон». Ее сердце ёкнуло, когда она посмотрела на него, такого красивого в темной одежде, посматривающего на золотые часы, прикрепленные к карману жилета тонкой цепочкой. Она замерла на мгновение, наблюдая за потоком людей вокруг него, занятая лондонская жизнь бурлила вокруг него, а Гидеон, такой же спокойный, как скала, был в центре это вспенившейся реки. «У всех Сумеречных охотников было что-то вроде этого», подумала она, «эта неподвижность, эта темная аура обособленности, которая выделяла их из обычной повседневной жизни примитивных». Он поднял глаза, увидел ее и улыбнулся той самой улыбкой, которая меняла всего его лицо.
— Мисс Коллинз, — сказал он, шагнул вперед, и она тоже двинулась к нему на встречу, у нее было такое чувство, как будто она вступает в этот круг обособленности. Устойчивый звук городского движения, пешеходов и прочего, казалось, подернулись дымкой, и были только она и Гидеон, стоя лицом к лицу на улице.
— Мистер Лайтвуд, — сказала она. Его лицо изменилось, совсем немного, но она увидела это. Так же она увидела, что он держал что-то в левой руке, вытканную корзинку для пикника. Она посмотрела на нее, а затем на него.
— Одна из знаменитых корзин «Фортнам&Мейсон». Сыр Стильтон, перепелиные яйца, варенье из лепестков роз…
— Мистер Лайтвуд, — сказала она снова, прерывая его к своему собственному удивлению. Служанка никогда не прерывает джентльмена. — Я больше всего беспокоилась — на самом деле это было самое большое беспокойство, вы понимаете, по поводу того, должна ли я вообще приходить сюда. В конце концов, я решила, что должна, только для того, чтобы сказать Вам лично, что я не могу видеться с Вами. Я думала, что вы заслуживаете этого, хотя я не уверена в этом.
Он посмотрел на нее ошеломленный, и в этот момент она видела перед собой не Сумеречного охотника, а обычного парня, как Томас или Сирил, сжимающего корзинку для пикника и неспособного скрыть удивление и боль на своем лице.
— Мисс Коллинз, есть ли что-то, чем я оскорбил…
— Я не могу видеться с Вами. Вот и все, — сказала Софи, и повернулась, собираясь пойти обратно тем же путем, что и пришла. Если она поспешит, то сможет сесть на следующий омнибус до города…
— Мисс Коллинз. Пожалуйста. — Гидеон был возле ее локтя. Он не дотрагивался до нее, но он шел рядом с ней, выражение его лица было очень расстроенным. — Скажите мне, что я сделал. — Она безмолвно покачала головой. Выражение его лица… возможно, было ошибкой приходить сюда. Они проходили мимо книжного магазина Хачхардс, и она размышляла, не зайти ли вовнутрь. Конечно же, он не пойдет за ней, только не в это место, где их скорее всего услышат. Но опять же, возможно, он и зайдет. — Я знаю, что случилось, — сказал он вдруг. — Уилл. Он рассказал тебе, не так ли?
— То, что вы говорите мне это сейчас, сообщает мне, что действительно было что-то, о чем следовало бы рассказать.
— Мисс Коллинз, я могу объяснить. Просто пойдем со мной… сюда.
Он повернулся, и она поняла, что осторожно идет за ним. Они были перед Церковью Сент-Джонс. Он повел ее в сторону по узкой улице, которая соединяла Пиккадили и Джермин-Стрит. Здесь было тихо, хотя и не пустынно. Несколько проходящих мимо пешеходов любопытно посмотрели на них — девушка со шрамом и красивый парень с бледным лицом, осторожно пристраивающий корзинку рядом с ногами.
— Это по поводу прошлой ночи, — сказал он. — На балу моего отца в доме в Чизвике. Я подумал, что увидел Уилла. Мне интересно, рассказал ли он тебе остальное.
— Тогда ты признаешься в этом? Что ты был там, на этом развращенном… этом неподобающем…
— Неподобающем? У этого был более чем неподходящий вид, — сказал Гидеон с большей силой, чем она когда-либо слышала от него. Позади них церковный колокол прозвонил час. Он, казалось, не слышал этого. — Мисс Коллинз, все, что я могу сделать, это поклясться, что до прошлой ночи, я не знал, с какой низкой компанией связался моей отец и какие разрушительные привычки приобрел. Я был в Испании последние полгода…
— А что он не был таким до этого? — недоверчиво спросила Софи.
— Не совсем. Это трудно объяснить. — Его глаза глядели мимо нее, штормовые серо-зеленые более чем когда либо. — Мой отец всегда был одним из тех, кто презирал соглашение. Отрицал Закон, если не нарушал его. Он всегда учил нас, что это поддерживают все, что все Сумеречные охотники делают это. А мы — Габриэль и я — потеряли нашу маму такими молодыми, что не имели лучшего примера для подражания. Так было до тех пор, пока я не приехал в Мадрид, где начал понимать всецело, что мой отец… неправ. Никто не презирал Закон и не отрицал правила, и ко мне относились, как будто я был каким-то монстром, верящим, что это так, до тех пор, пока мне не представилась возможность изменить это. Исследования и наблюдения привели меня к мысли, что мне давали довольно плохой пример для подражания, и что сделано это было нарочно. Я мог думать только о Габриэле и о том, как я могу спасти его от той же участи, или, по крайней мере, от того, чтобы это не представлялось таким отвратительным.
— А твоя сестра… Мисс Лайтвуд?
Гидеон покачал головой.
— Она была ограждена от всего этого. Мой отец считает, что женщинам нечего вмешиваться в темные дела нечисти. Нет, именно я, кому он верит, должен знать о его причастности, поскольку я наследник состояния Лайтвудов. Именно с этим прицелом мой отец взял меня с собой на вечеринку прошлой ночью, на которой, я полагаю, меня и видел Уилл.
— Ты знал, что он там?
— Мне было так противно все, что я видел в той комнате, что я, в конечном счете, вырвался из всего этого и вышел в сад, чтобы подышать свежим воздухом. Зловоние демонов вызвали тошноту. Снаружи я увидел кого-то знакомого, преследующего с определенной целью синего демона через парковые насаждения.
— Мистер Герондейл? — Гидеон пожал плечами.
— Я был без понятия, что он там делал. Я знал, что его не могли пригласить, но не мог понять, как он узнал об этом, и было ли его преследование демона как-то связано с этим. Я не был уверен до тех пор, пока не увидел выражение твоего лица, когда ты смотрела на меня, только сейчас…
Голос Софи повысился и стал резче.
— Но ты не сказал своему отцу или Габриэлю? Они знают? О Мистере Уилле?
Гидеон медленно покачал головой.
— Я им ничего не говорил. Я не думаю, что они ожидали увидеть Уилла там. Сумеречным охотникам Института предназначается преследовать Мортмена.