— Они преследуют, — сказала Софи медленно, и поскольку его вид выражал непонимание, она сказала: — Эти механически создания на вечеринке твоего отца… откуда они, думаешь, взялись?
— Я не… я полагал, что они что-то вроде демонических игрушек…
— Они могли появиться только от Мортмена, — сказала Софи. — Ты никогда не видел его автоматы до этого, но мистер Герондейл и мисс Грей, видели, и они уверены, что это были они.
— Но что общего у моего отца и Мортмена?
Софи покачала головой.
— Возможно, вам не следует задавать мне вопросы, на которые вы не захотите получить ответы, мистер Лайтвуд.
— Мисс Коллинз. — Его волосы упали поверх его глаз. Он откинул их назад нетерпеливым жестом. — Мисс Коллинз, я знаю, что бы вы не сказали мне, это будет правдой. Во многих отношениях, из всех, кого я повстречал в Лондоне, я думаю, что ты больше всех заслуживаешь доверия, больше, чем моя собственная семья.
— Мне кажется, что это великое несчастье, мистер Лайтвуд, так как мы знаем друг друга совсем недолго.
— Я надеюсь изменить это. По крайней мере, пошли со мной в парк Соф… Мисс Коллинз. Расскажи мне ту правду, о которой ты говоришь. Если после этого ты по-прежнему не захочешь дальнейшего продолжения нашего общения, то я с уважением отнесусь к твоему желанию. Я прошу только час твоего времени или около того. — Его глаза умоляли ее. — Пожалуйста?
Софи почувствовала, почти против воли, прилив симпатии к этому парню с глазами цвета штормового моря, который казался таким одиноким.
— Хорошо, — сказала она. — Я пойду с вами в парк.
Вся поездка наедине с Джемом, подумала Тесса, и ее желудок сжался, пока она натягивала перчатки и бросала последний взгляд на себя в зеркало трюмо в ее спальне. Всего два дня назад эта перспектива не вызвала у нее новых или необычных чувств. Она волновалась об Уилле, любопытствовала по поводу Уайтчепел, а Джем так ненавязчиво отвлекал ее, пока они ехали, разговаривая о латыни, греческом и парабатаях. А теперь? Теперь она чувствовала, как бабочки порхали в ее животе от перспективы быть запертой в маленьком закрытом пространстве наедине с ним. Она взглянула в зеркало на свое бледное лицо, пощипала щеки и похлопала подушечками пальцев по губам, чтобы придать им цвет, и потянулась за шляпой, которая была на подставке рядом с туалетным столиком. Надев ее на свои каштановые волосы, она поймала себя на мысли, что хочет иметь такие же золотые локоны, как у Джессамин, и подумала… А смогла бы я? Было ли это возможно изменить только одну эту маленькую часть себя, придать мерцание волосам, или возможно, тонкость талии или полноту губам?
Она помчалась прочь от зеркала, качая головой. Как она не подумала об этом прежде? И все же сама мысль казалась ей предательством своего собственного лица. Ее желание узнать, кто она по-прежнему, сжигало ее изнутри. Что если ее собственные черты лица были не теми, с которыми она родилась, как она еще смогла бы тогда обосновать эту необходимость, эту потребность узнать свой характер? «Разве ты не знаешь, что нет никакой Тессы Грей?» — сказал ей Мортмейн. Если она использует свои способности, чтобы придать своим глазам цвет синего неба или сделает ресницы более темными, разве не докажет она, что он прав?
Она покачала головой, пытаясь выбросить эти мысли из головы, когда она поспешно выходила из комнаты и спускалась по лестнице к лестничной площадке Института.
Во внутреннем дворе ее ждал черный экипаж, не отмеченный никакими гербами и движимый парой соответствующих лошадей пепельного цвета. На сидении водителя сидел Безмолвный брат. Это был не брат Енох, но один из его братьев, которого она не узнала. На него лице не было шрамов, как у Еноха, по крайней мере, на тех участках, которые она могла видеть из-под капюшона. Она начала спускаться по лестнице, когда дверь позади нее открылась, и вышел Джем. Было прохладно, и он был одет легкое серое пальто, из-за которого его волосы и глаза выглядели еще более серебристыми, чем когда либо. Он поднял глаза на тяжелое однотонно-серое небо с облаками с черными краями и сказал:
— Нам лучше забраться в экипаж прежде, чем пойдет дождь.
Это была абсолютно обычная фраза, но Тесса все равно онемела.
Она молча последовала за Джемом к экипажу и позволила ему помочь ей забраться вовнутрь. После того, как он залез после нее и закрыл дверь, она заметила, что у него не было его трости-меча. Экипаж тронулся с места, покачиваясь. Тесса, чья рука была на окне, вскрикнула.
— Ворота… она закрыты! Экипаж…
— Тише. — Джем положил свои руки на ее.
Она не могла не задохнуться, когда экипаж поехал к запертым на навесной замок железным воротам… и проехал сквозь них, как будто они были не более вещественными, чем воздух. Она выдохнула со свистом удивления.
— Безмолвные братья обладают сильной магией, — сказал Джем и опустил руки.
В этот момент начался дождь, небо разверзлось, как проколотая грелка. Через листы серебра Тесса могла видеть, как экипаж проезжал сквозь пешеходов, как будто они были призраками, скользнув в узкую расщелину между зданиями, прогрохотал через внутренний двор и затем сарай, коробки и все, что содержалось в них, и, наконец, появился на набережной, гладкой и влажной из-за дождя, вздымающейся рядом с серой водой Темзы.
— О, Боже, — сказала Тесса и задернула занавески. — Скажи мне, мы же не собираемся ехать через реку.
Джем засмеялся. Даже не смотря на ее шок, это был долгожданный звук.
— Нет. Экипажи Безмолвных Братьев путешествуют только по земле, насколько я знаю, хотя это путешествие и специфичное. Первый раз или два немного тошнит, но потом привыкаешь.
— Ты привык? — Она прямо посмотрела на него. Это был тот самый момент. Она должна сказать это прежде, чем их дружба пострадает еще больше. Прежде чем появится еще больше неловкости. — Джем, — сказала она.
— Да?
— Я… ты должен знать… как много твоя дружба значит для меня, — начала она неловко. — И…
Боль промелькнула на его лице.
— Пожалуйста, не нужно.
Сбитая с толку, Тесса могла только моргать.
— Что ты имеешь в виду?
— Каждый раз, когда ты говоришь слово «дружба», это как нож в сердце, — сказал он. — Быть друзьями, это прекрасно, Тесса, и я не пренебрегаю этим, но я долгое время надеялся, что теперь мы сможем быть больше, чем друзьями. И затем подумал после той ночи, что, возможно, мои надежды не тщетны. Но теперь…
— Теперь я все разрушила, — прошептала она. — Мне так жаль.
Он посмотрел в окно. Она чувствовала, что он борется с сильными эмоциями.
— Тебе не следует извиняться за то, что ты не разделяешь мои чувства.
— Но Джем. — Она смутилась и могла думать только о том, чтобы избавить его от боли, уменьшить его страдания. — Я извинялась за мое поведение той ночью. Оно было развязным и непростительным. Что ты, должно быть, думаешь обо мне…
Он удивленно поднял глаза.
— Тесса, ты не можешь так думать, ты же так не думаешь? Это я вел себя непростительно. Я едва мог посмотреть на тебя с тех пор, думая, насколько же ты меня презираешь…
— Я никогда бы не смогла презирать тебя, — сказала она. — Я никогда не встречала никого такого же доброго и хорошего, как ты. Я подумала, что ты в ужасе от меня. Что ты презираешь меня.
Джем выглядел шокированным.
— Как я могу презирать тебя, когда это мое возбуждение позволило случиться этому между нами? Если я бы не был в таком отчаянном положении, я бы проявил больше сдержанности.
Он имеет в виду, что если бы у него было достаточно самообладания, чтобы остановить меня. Он не думает о моей непристойности. Он предполагает, что этого нет в моем характере.
Она снова пристально посмотрела в окно, вернее в его кусочек, который она могла видеть. Была видна река, черные лодки, покачивающиеся на волнах, дождь, смешивающийся с рекой.
— Тесса. — Он поднялся и сел, так чтобы сидеть рядом с ней, а не напротив, его взволнованное, красивое лицо было близко к ее лицу. — Я знаю, что примитивных девушек учат, что это они несут ответственность, чтобы не искушать мужчин. Что мужчины слабы и женщины должны сдерживать их. Я тебя уверяю, что нравы Сумеречных охотников отличаются. Больше равенства. Это был поровну наш выбор сделать то, что мы сделали.
Она пораженно посмотрела на него. Он такой добрый, подумала она. Казалось, что он читает страхи в ее сердце и рассеивал их прежде, чем она успевала сказать о них вслух. Тогда она подумала об Уилле. О том, что произошло между ними прошлым вечером. Она оттолкнула воспоминания о холодном воздухе вокруг них, о жаре между их телами, когда они прижимались друг к другу. Она была под воздействием наркотиков, так же как и он. Все то, что они сказали или сделали, не означало ничего больше, чем треп опиумного наркомана. Нет никакой нужды рассказывать кому-либо об этом. Это не значит ничего. Ничего.
— Тесса, скажи что-нибудь, — голос Джема дрожал. — Я боюсь, что ты думаешь, что я сожалею о той ночи. Я не сожалею. — Его большой палец слегка задел ее запястье, голую кожу между манжетой платья и перчаткой. — Я сожалею только о том, что это произошло слишком рано. Я… Я бы хотел… сначала ухаживать за тобой. Брать тебя в поездку вместе с компаньонкой.
— Компаньонкой? — Тесса рассмеялась, не похоже на себя.
Он продолжил решительно.
— Сказать тебе о моих чувствах прежде, чем показать их. Писать стихи для тебя…
— Ты даже не любишь стихи, — сказала Тесса, в ее голосе можно было уловить почти что смех облегчения.
— Нет. Но ты заставила бы меня захотеть написать их. Разве это не имеет значения?
Губы Тессы изогнулись в улыбке. Она наклонилась вперед и подняла глаза на его лицо, такое близкое к ее, что она могла разглядеть в отдельности каждую серебристую ресницу, нечеткие белые шрамы на его бледном горле там, где когда-то была отметка.
— Это звучит так, как будто ты использовал это на практике, Джеймс Карстейрс. Сколько девушек ты привел в дикий восторг этим высказыванием?