— Тише, — произнесла ее тетя. — Это не твоя вина. Это его и моя вина. Тесса, понимаешь, я всегда чувствовала себя виноватой. Зная, что я его мать, но не так и не смочь сказать ему об этом. Я спускала все ему с рук, пока он не был окончательно испорчен. Если бы я ему сказала, что я его настоящая мать, он бы не чувствовал себя таким преданным, когда он узнал правду, и не повернулся бы против нас. Ложь и секреты, Тесса, они всегда подобны раку в душе. Они поглощают все хорошее и оставляют только разрушения после себя.
— Я так сильно по тебе скучаю, — сказала Тесса. — Сейчас у меня нет семьи.
Ее тетушка наклонилась вперед, чтобы поцеловать ее в лоб.
— У тебя есть семья, ты просто не понимаешь этого.
— Мы, почти с уверенностью можно сказать, скоро потеряем Институт, — сказала Шарлотта. Ее голос звучал не сокрушенно, но отстраненно и беспристрастно.
Тесса зависла, как призрак над больницей, глядя на подножие своей кровати, где стояла Шарлотта с Джемом. Тесса видела саму себя спящую, свои темные волосы разметавшиеся по подушке.
Уилл спал через несколько кроватей от нее, его спина исполосована повязками, иратце чернела на задней поверхности его шеи. Софи, в своем белом чепце и темном платье, вытирала пыль с подоконников.
— Мы потеряли Натаниэля Грея, как источник информации, один из наших оказался шпионом, и мы не приблизились к тому, чтобы найти Мортмена, мы там же, где и были две недели назад.
— После всего, что мы сделали, всего, что мы узнали? Конклав поймет…
— Они не поймут. Они уже на пределе терпения так, что я начинаю волноваться. Я уже могу идти домой к Бенедикту Лайтвуду и переписать Институт на его имя. Покончить с этим.
— Что Генри говорит обо всем этом? — спросил Джем.
Он не был больше в экипировке, так же как и Шарлотта. Он был одет в белую рубашку и брюки из коричневой ткани, а Шарлотта была в одном из своих темно-серых платьев. Несмотря на то, что Джем перевернул руку, Тесса увидела, что она все еще запятнана высохшей кровью Уилла.
Шарлотта фыркнула в несвойственной ей манере.
— Ох, Генри, — сказала она вымученно. — Я думаю, он настолько шокирован, что одно из его устройств действительно работает, что просто не знает, что делать с самим собой. И он не может заставить себя прийти сюда. Он считает, что это его вина в том, что Уилл и Тесса страдают.
— Без этого прибора мы можем все умереть и Тесс будет в руках Магистра.
— Мы будем рады, если ты объяснишь это Генри. Я отказалась от этой попытки.
— Шарлотта, — голос Джема был тихим. — Я знаю, что говорят люди. Я знаю, ты слышала те жестокие слухи. Но Генри любит тебя. Когда он думал, что тебе причинили боль на чайном складе, он почти сошел с ума. Он бросился к этим механизмам…
— Джеймс. — Шарлотта неуклюже погладила Джема по плечу. — Я благодарю вас за попытку утешить меня, но ложь никогда не приводила к добру. Я уже давно приняла тот факт, что в первую очередь Генри любит свои изобретения, а меня уже во вторую… если вообще любит.
— Шарлотта, — сказал Джем устало, но прежде чем он продолжил, Софи стояла рядом, комкая ткань в руках.
— Миссис Бранвелл, — сказала она, понизив голос. — Могу я поговорить с вами минутку.
Шарлотта удивилась.
— Софи.
— Пожалуйста, мадам.
Шарлотта положила руку на плечо Джема, сказала что-то тихо ему на ухо, а затем кивнула в сторону Софи.
— Очень хорошо. Пойдем со мной в гостиную.
Когда Шарлотта и Софи ушли из комнаты, Тесса поняла, что удивлена тому, что Софи в действительности выше, чем ее хозяйка. Осанка и внешний вид Шарлотты были таковыми, что частенько забывалось, насколько она маленькая. А Софи такая же высокая, как и Тесса и стройная, как ива. Ее образ с Гидеоном Лайтвудом, который прижимал ее к стене в коридоре, снова всплыл в голове Тессы, и она забеспокоилась.
Когда дверь закрылась за двумя женщинами, Джем наклонился, опершись руками на столбики медной кровати. Он посмотрел на нее, слегка улыбаясь, его руки болтались свободно, засохшая кровь была на суставах и под ногтями.
— Тесса, моя Тесса, — сказал он мягким голосом, таким же убаюкивающим, как и его скрипка. — Я знаю, что ты не можешь слышать меня. Брат Енох сказал, что ты ранена не сильно. Я не могу сказать, что этого достаточно, чтобы успокоить меня. Это то же самое, когда Уилл уверяет меня, что мы лишь немного заблудились где-то. Я знаю, что это означает, что мы не увидим знакомую улицу в течение нескольких часов. — Он понизил голос, и заговорил так тихо, что Тесса не была уверена, было ли то, что он сказал далее реальностью или частью сна, в который пыталась погрузить ее темнота, хотя Тесса и боролась с ней. — Я никогда не возражал против этого, — продолжил он. — Потеряться. Я всегда думал, что никто не может по-настоящему потеряться, если знает свое собственное сердце. Но я боюсь, что я могу потеряться, не зная твоего. — Он закрыл глаза, как будто смертельно устал, и она увидела, насколько тонкие его веки, как пергаментная бумага, и насколько усталым он выглядел. — Wo ai ni, Тесса, — прошептал он. — Wo bu xiang shi qu ni.
Она знала, не зная откуда, что эти слова значат.
«Я люблю тебя. И я не хочу потерять тебя».
Я тоже не хочу потерять тебя, хотела сказать она, но слова не шли с языка. Вместо этого на нее накатила темной волной усталость и накрыла ее тишиной.
Тьма.
В келье было темно, и сначала Тесса почувствовала сильное одиночество и страх.
Джессамин лежала на узкой кровати, ее светлые волосы свешивались тонкими сосульками с плеч. Тесса бесплотным духом висела над ней и чувствовала, как будто может дотронуться до ее ума. Она чувствовала огромное болезненное чувство утраты. Каким-то образом Джессамин узнала, что Нейт был мертв. Раньше, когда она пыталась дотянуться до ума другой девушки, она чувствовала сопротивление, но сейчас она ощущала лишь растущую печаль, как капля чернил, распространяющихся по воде. Карие глаза Джесси были открытыми и неотрывно смотрели вверх, в темноту.
«У меня нет ничего».
В голове Тессы прозвучали ясно, как день, слова.
«Я предпочла Нейта Сумеречным охотникам, и теперь он мертв. Мортмейн хочет, чтобы я тоже умерла, а Шарлотта презирает меня. Я рискнула и потеряла все».
Тесса видела, как Джессамин сняла через голову маленький шнурок. На конце шнура было золотое кольцо со сверкающим белым камнем — бриллиантом. Зажав его между пальцами, она начала, использую бриллиант, царапать буквы на каменной стене.
«ДГ». «Джессамин Грей».
Возможно, она хотела написать больше, но теперь Тесса никогда это не узнает. Поскольку когда Джессамин надавила на драгоценный камень, он разрушился, и она ударила по стене рукой, разодрав костяшки пальцев. Тессе даже не нужно было лезть к Джессамин в голову, чтобы понять, что она думает.
«Даже бриллиант не был настоящим».
С низким всхлипом Джессамин перевернулась и уткнулась лицом в грубое одеяло на кровати.
Когда Тесса снова проснулась, уже стемнело. Слабый свет звезд лился из высоких окон больницы, на столе возле ее кровати горела лампа с ведьминым светом. Рядом с ней стояла чашка отвара, от которой поднимал пар, и маленькая тарелка с бисквитами.
Она поднялась в сидячее положение, чтобы дотянуться до чашки… и обмерла. Уилл сидел на кровати рядом с ней, одетый в свободную рубашку, брюки и темный халат. Его кожа казалась бледной в свете звезд, но даже тусклость света не могла лишить голубизны его глаза.
— Уилл, — сказала она, посмотрев на него, — почему ты не спишь? — Он наблюдал за ней спящей, удивилась она? Но это странно и совсем не похоже на Уилла.
— Я принес тебе отвар, — сказал он немного натянуто. — Но это звучит так, как будто у тебя был ночной кошмар.
— У меня? Я даже не помню, что мне снилось. — Она натянула покрывало на себя, хотя ее благопристойная ночная рубашка более чем прикрывала ее. — Я думала, что смогла сбежать в сны… потому что реальная жизнь была кошмаром, а во сне я могла найти покой.
Уилл взял кружку и двинулся, чтобы сесть рядом с ней.
— Вот. Выпей это.
Она послушно взяла у него чашку. Отвар был горьким, но с приятным вкусом, как и цедра лимона.
— Для чего он? — спросила она.
— Успокоит тебя, — сказал Уилл.
Она посмотрела на него, ощущая лимонный вкус во рту. Казалось, что туман застилает ее глаза. Через него Уилл выглядел, как некто из сна.
— Как твои раны? Болят?
Он покачал головой.
— Когда весь металл был извлечен, стало возможным применить ко мне иратце, — сказал он. — Раны еще не полностью зажили, но они исцеляются. К завтрашнему дню от них останутся шрамы.
— Я завидую. — Она сделала еще один глоток отвара. Из-за него начало появляться головокружение. Она дотронулась до повязки на ее лбу. — Я полагаю, что пройдет много времени прежде, чем это сойдет.
— Тем временем ты можешь наслаждаться своей схожестью с пиратом.
Она рассмеялась, но смех был дрожащим.
Уилл был достаточно близко к ней, чтобы она могла почувствовать жар, исходящий от его тела. Он был горячим, как печь.
— У тебя лихорадка? — спросила она прежде, чем смогла остановиться.
— Иратце повышает температуру тела. Это часть процесса заживления.
— Ох, — произнесла она.
Его близость заставляла ее нервы немного трепетать, но сейчас она чувствовала себя слишком легкомысленной, чтобы отвлечься.
— Я сожалею о твоем брате, — сказал он мягко, взволновав своим дыханием ее волосы.
— Не нужно. — Сказала она горько. — Я знаю, что ты думаешь, что он заслужил то, что получил. Возможно, он и заслужил.
— Моя сестра умерла. Она умерла, и я не мог ничего с этим поделать, — сказал он, и в его голосе чувствовалась скорбь. — Я сожалею о твоем брате.
Она посмотрела на него. Его глаза, широко раскрытые и голубые, это прекрасное лицо, припухлые губы, изогнувшиеся в беспокойстве. В беспокойстве за нее. Ее кожа почувствовала жар и упругость, ее голова была легкой и воздушной, как будто она плыла.